"Фантастика 2025-74". Компиляция. Книги 1-28

Бобров Всеволод Михайлович

— Это наша еда, — хмыкнул он, отсыпая сладости уже мне и возвращая большую миску недовольно засопевшему малышу. В утешение ему была предоставлена полная свобода действий в пределах одного стола.

— Кто наша еда? — не поняла я, проводив взглядом очередную сладость, которых оказалось как-то аномально много. Не только уже упомянутые ягоды, но и еще всякие разнообразные штуки. Я даже в теории знаю, как они называются, но раньше не пробовала. У Ская до моего побега была дурацкая привычка орать: «Не заслужила, дрянь непослушная», а в самостоятельной жизни мне

на такое денег всегда было жалко. Лучше полмешка крупы купить, чем маленький пакетик «печенья» или «конфет».

Скай проследил за моим взглядом, хмыкнул поощрительно, а потом продолжил объяснять:

— Чернуха. Это наша еда. Точнее, еда артефактов, будь мы в самом расцвете сил. А после переработки — и операторов. Та самая мра, которую мы поминаем всуе в любом подходящем случае. — Малыш на его коленях бодро мотал ногами, облизывая пальцы. Будто и не было между нами столь откровенного разговора. — Точнее, правильно говорить «мраа». Та самая энергия, что выделяется после смерти биологического объекта, когда душа проходит очищение и уходит на новый круг. И мы должны ее собирать и есть, чтобы жить.

— Чего?! — Я уронила печеньку в свою чашку с соком. Даже попробовать не успела! — Какой дурак будет жрать чернуху?! Ну, в смысле, кроме хомяков… Скай, не вздумай! Ты, конечно, сволочь распоследняя, но, мра тебя покусай, отравишься!

— Сейчас да, — вздохнул артефакт. — Отравлюсь. А раньше пищеварительная система артефактов чем-то как раз и напоминала твоих тезок — хомяков. Мы могли поглощать ее и перерабатывать в мраа, намного более концентрированную и питательную, чем наши монеты или икра шушпанчиков.

— Час от часу не легче. — Я отложила печенье. Аппетит пропал напрочь. — И что теперь? В смысле, ну вот не едим мы теперь эту… мруу. А чернухи при чем? Они живые и вполне разумные твари. Охотятся только так, а это дело без мозгов особенно не провернешь.

— Ты живешь в пустыне, Лали. Вернее, жила до текущего момента. Тебе никогда не казалось, что аномалий стало как-то, — он прервался и пытливо посмотрел на меня, — многовато?

— Чернухи растут, — согласилась я, напряженно сдвинув брови. — Размножаются. Ну так они высшие хищники в наших краях, ловят все подряд, от крыксов до людей, вот и плодятся… но это, конечно, проблема. Такими темпами скоро в Перепечках ничего, кроме чернух, не останется.

— Раньше их хоть и нехотя, но истребляли артефакты. А нехотя — потому, что польза от пожирания души десятикратно превышала пользу от фильтрации мраа. Кому хочется долго и кропотливо усиливать себя за счет изнурительных тренировок и поглощения аномалий, если можно раз в пару недель позавтракать одной душой?

Скай снова тяжко вздохнул, словно старый дед из Перепечек, сам потянулся, чтобы положить нам с дитенком в тарелки чего-то посущественнее сладостей. Наплюхал каши, судя по запаху, тоже сладкой, с ягодами. И продолжил:

— Особенно учитывая, что аномалии, как ты сказала, могут превращаться в почти разумные сущности, которым не нравится, что их едят. Они вполне способны дать сдачи, и еще неизвестно, кто победит

и кто чьим завтраком станет. Душу съесть банально безопаснее. В смысле, было безопаснее. Больше так делать нельзя.

— И слава чудищам. — Я поковыряла ложкой в каше и нехотя запихнула в себя одну порцию. Какой-то странный и неприятный разговор, ни фига под него есть не хочется. — Мне, знаешь ли, тоже не в кайф, когда меня жрут. Как раз за день до катастрофы разнарядка в питомник пришла — старшую группу на убой. Нас то есть. Так что тут ты от меня сочувствия не дождешься.

Скай внезапно побледнел, ссадил на отдельный стул мелкого, который вполне самостоятельно лопал кашу, и затащил к себе на колени меня. Я даже пискнуть протестующе не успела.

— Мы были неправы, — немного невнятно и очень тихо пробормотал он мне куда-то в волосы. Потом поцеловал, с большой неохотой слегка отодвинулся и продолжил уже нормально: — Весь наш мир был неправ. Но то, что я тебе рассказал, я и сам узнал совсем недавно. До прихода чужих большинство и не подозревало, что мы живем как-то не так. Хотя нет, подозревали… просто… всех все устраивало.

— Ага, всех! — хмыкнула я. — Большинство никто не спрашивал, особенно операторов. Выращивали в питомниках, как куцыров или шушпанов, забивали и лопали.

— Да. — Гатто кивнул и снова уткнулся в меня. — Неважно, ели ли мы души или чернух, артефакты все равно вырабатывали эликсир бессмертия, которым могли напоить как своих операторов, так и обычных смертных. Благодаря этому нас превозносили и прощали многое. Безумно многое. А ведь артефактов уже тогда рождалось очень мало, и это лишь усугубило ситуацию. Тогда уже не только самим артефактам, но и тем, кто нас «доил», стало выгодно кормить нас именно душами, а не рисковать «куцырицей, несущей мровые яйца» в бою. И ты знаешь, чем все кончилось.

— Э? — Мне даже говорить ничего особо не хотелось, но раз уж Ская пробило на откровенность, то надо было его как-то поощрить и отреагировать, чтобы продолжал.

— Вот тебе и «э», — невесело засмеялся мужчина, разгадав мой маневр. — Секрет в том, что мы бы и без чудовищ скатились в пропасть. При таком пищевом поведении катастрофа все равно произошла бы, причем скорее рано, чем поздно. И после нее не осталось бы никого вообще. Наш мир попросту схлопнулся бы, как пустая скорлупка выпитого яйца. — Гатто продемонстрировал это воочию, одним глотком опустошив яйцо домашней мелкой куцырицы. — Впрочем, мы и сейчас недалеко ушли от этой перспективы.

— Ну зашибись, — оценила я и завошкалась, пытаясь сползти с гаттовых коленей. Ага, так меня и отпустили.

— Что у тебя за лексикон? — Скай вроде поморщился, но в голосе одно сплошное и жутко непривычное умиление. Разговаривает как… как… как я с куцыром!

— Ну простите, мы роду не древнего, в питомнике выведенные, — ехидство в ответ полезло само. — Да в Перепечках выросли. Там изящным манерам не обучают!

— Как только разберемся с привязкой, найму для тебя преподавателя по этикету, — не повелся енот на мою провокацию. — Но сейчас…