Фантазии Старой Москвы
Шрифт:
Итак, неизвестная... Стереотипное предположение: девица попала в жернова имперской столицы, ее здорово перемололо жизнею, а тело оказалось в итоге в месте слияния рек. Конечно же представляется грешный в кубе порочный мир (вовсе не немецкий, а очень даже россиянский), который пытается из прекрасного создания сотворить гламурного монстра либо порочную рабыню, что в сущности одного поля ягоды. В модели "красавица-чудовище" Неизвестная из Яузы предстает жертвой миллионоликого дракона, и шансов нет. "Не ходите, дети, вы Москву покорять, там удавы, гориллы и злые крокодилы, а не только в зоопарке!" - потому что в относительном выигрыше (ежели уж считать таковым материальный успех) оказывается
Все было совсем не так. Вопреки бритве Оккама.
Света Рубцова родилась и выросла в Старой Москве. Двухэтажный особнячок в Малом Комсомольском переулке давным-давно был нарезан на коммуналки, в одной из комнаток девчушка и подрастала. Теперь Комсомольские переулки именуются как и в старину: Златоустинскими. Не знаю, уместно ли теперь говорить о "гении места" но уютные дворики близ площади Дзержинского, пардон, Лубянки, и в самом деле во времена Светиного детства были весьма милы. Хотя и запущены. Девочку с младенчества во дворе называли "Светиком" ибо ребенок и впрямь лучился, радуя взгляд и умягчая сердца. А родители у Светика были простые люди, хотя и технические интеллигенты.
О Светиковом явлении ходили сплетни, потому как Светикова мама что-то не была замечена беременною. Имелось предположение, что девочку взяли из Дома малютки, но разве для жизни это так важно? Характерно, что пересудами страдали все те же старухи, что искренне любили Светика и обожали с ней сюсюкаться. Мама Светикова - женщина нехудая, беременность могли просто не заметить. Так что пусть происхождение прекрасного дитя останется тайною. А в сплетнях есть минимум одна положительная черта: часть из них является правдою или как минимум близкой к истине интерпретацией правды. А еще без сплетен немыслимо существование общности (даже если таковая сформировалась во Всемирной Паутине).
Во времена Светикиного детства уголок Старой Москвы между Большим Комсомольским и Армянским переулками все еще хранил черты мещанского мира, причем, с положительными оттенками. Не стоит ведь забывать: Петербург развивался как имперская столица, оттого и столь величественно-надрывна архитектоника Северной Пальмиры. Москва же веками являлась прежде всего купеческим городом, характерным дикой эклектикой и скупидомизмом населения. Старая Москва несмотря на попытки наведения лоска все же тепла и свежа, а Старый Петербург - наоборот.
Светик радовала обитателей двора, она была и в самом деле светлым позитивным человечком. Жаль только, девочка не блистала особыми умственными способностями. Если говорить точнее, таковых у ангелочка не имелось. Диагноз поставлен был еще в детском саду: олигофрения. Обучение в особой школе для "особо одаренных детей", а если говорить без сарказма, в корректирующем учебном заведении слабо помогло. Необучаемая - и все тут. Мозги без извилин. Хотя и характер добрый.
А в обыденном плане Светик ничем таким от остальной детворы не отличалась. До определенной поры. Ну-у-у... скажем так, сверстники взрослели (психологически), Светик же свято сохраняла детскую наивность и прямоту. Смешно было наблюдать, как даже младшие школьники относились к девушке как к ребенку-переростку. Они ее называли: "Светик-конфетик". Сладкое она любила - это да. Сердобольные бабушки дворовые конфетками услащали. Но, повторю, ни тени надменности или издевательств! Для всех Светик была своя, наподобие отдаленного родственника. Что-то в этом милом существе было от ангельского чина, что понимали даже отменные негодяи.
Подросшее дитя Рубцовых не сказать, что было красивым - скорее, миловидным и органичным. Лучившиеся светлые глаза обладали какой-то непонятной силою... умиротворения, что ли. Видя
Дети, как вы понимаете, подрастают быстро, оглянуться не успеешь - как... а, впрочем, перескачем через данный промежуток времени. Ни на округлую маму, ни на сухощавого представительного папу Светик похожа не была, а являлась сама собою: среднего телосложения, обычного роста, ну, а все остальное - ниже нормы. Но бывает и такое, что даже в невзрачных индивидах гуляет энергия неясной природы, заставляющая поверить в победу света над тьмою. А, может быть, все дело в привычке зрения. Люди видят человечка ежедневно, и он не докучает. Как те же домочадцы, к примеру. То ли символ, то ли ангел двора, а может даже талисман.
Разговаривать с девицею особо было не о чем, но она любила сидеть со старухами и с неизменной таинственной улыбкою, запрятанных в краешках припухлых губ, слушать. А хоть бы даже сплетни. Имея группу инвалидности, могла не работать, но без дела не сидела - выучилась стричь. В смысле, волосы. Конечно, в основном стригла бабушек, но порою и других обитателей двора. Без "зверизмов" (я имею в виду звезду в шоке Сережу Зверева), но вполне себе аккуратно. Кто-то расплачивался копейкой, кто-то просто "спасибо" говорил, а Светик не требовала, но особо радовалась шоколадным конфетам и кокаколе.
Во дворике был стол и для сильной половины человечества. За ним старики забивали козла и заливали за воротник. Иногда и так, что некоторые тут же, на травке и отсыпались. Но деды какие-то все попадались неживучие, видно, бытие их потрепало, а крылья портвейна - доконали. В общем, первой жертвой нового времени стал мужской уголок. А в конце времен из исторических малых архитектурных форм двора осталась разве скамейка, поставленная на столбы из очень стойкой к гниению лиственницы.
Двор менялся, многие получали квартиры в спальных районах, население редело. Светиковы ровесники и ровесницы, для которых девушка была обыкновенной безобидной дурочкой (а бывают и обидные!), покидали родное гнездо с легкостью, а появлялись новые люди, племя незнакомое и явно не испытывающее симпатий к месту прописки. На Светика новые москвичи глядели сочувственно, видимо и в ихних кишлаках и аулах обитают такие же дурачки и дурочки.
Считается, старухи не вымирают - потому что старятся все новые и новые кадры. Но в случае дворика в Малом Златоустинском (он уже перестал быть Комсомольским) вышло иначе. Старухи таки вымерли. Или разъехались. Лишь изредка какая-нибудь из еще невымерших приезжала в родные пенаты из своего Чертанова или Строгина, затравленно осматривала до боли знакомое пространство, видела незнакомые лица и произносила традиционную мантру: "Панайэхалитут!" Затем старожилка шла проведать Рубцовых. Только увидев Светика, душа гостьи успокаивалась: "Ну, хотя бы здесь все покамест на месте!"
Как там говорил евангелист Матфей: будут последние первыми и первые - последними. Едва человечество в очередной раз обнаруживает, что истина в противоположной стороне, те, кто плетется в арьергарде, оказываются вдруг впереди. Правда они социально пассивны и не знают, что делать, а посему в авангард вновь, растолкав серую массу, выдвигаются настоящие буйные. И все равно: присмотритесь к "омегам". Ну, так - ради любопытства. Ох, простите за философское отвлечение.
Книжек Светик не читала, по телевизору смотрела только мультики, но любила сидеть во дворе, слушать старух, перемывающих косточки всякой твари, или думать о чем-то своем. Никто так никогда и не узнал, о чем она так подолгу размышляла - сие было тайной даже для родителей.