Фантом памяти
Шрифт:
Отсюда последовал второй вывод: никогда не лезь с помощью, если тебя об этом не попросили. Не стремись к тому, чтобы люди испытывали к тебе благодарность, тогда они будут тебя любить.
Из этой посылки логично вытекал вывод третий: даже если тебя попросили о помощи - не кидайся немедленно просьбу выполнять и помогать. Подумай сперва, не потеряешь ли этого человека, если он вынужден будет испытывать к тебе благодарность. И если есть опасность, что потеряешь, то сошлись на то, что у тебя нет возможности сделать то, о чем тебя просят, посетуй на отсутствие необходимых знакомств, на собственное неумение, на черта лысого и бабу-ягу на помеле, пригорюнься, пусти слезу, посоветуй, к кому еще можно обратиться. Впоследствии непременно поинтересуйся, получилось ли, попроси держать тебя в курсе. Словом, проявляй самое
Разумеется, на столь изысканное и, вполне вероятно, порочное логическое построение ушел не один год. Если первый вывод сформулировался сразу, в течение нескольких дней после той контрольной, то до третьего я дополз только годам к двадцати, набив не одну шишку на своей мягкой голове, которая не умела отказывать и говорить "нет". Говорить "нет" я так до сих пор и не научился, зато научился жить так, чтобы это мое неумение не доставляло мне особых неприятностей. В частности, укрылся за Мусей, как за бронированным щитом. Если я хотел отказаться от участия в каком-нибудь мероприятии (а меня постоянно о чем-то просили и куда-то приглашали), то это с успехом делала Кошечка, поскольку всем давно уже было известно, что обращаться по официальным поводам нужно только к ней. Когда кто-нибудь ухитрялся прорваться ко мне по телефону, я сразу отсылал к своему литагенту, ссылаясь на то, что всем расписанием ведает она.
Между прочим, такое вот систематизированное представление о собственном характере и привычках появилось у меня не само по себе, а исключительно благодаря долгим беседам с Бегемотом Викторовичем. Во время одной из этих бесед, которые Бегемот называл сеансами, я и вспомнил про случай с контрольной по алгебре, а уж потом мы постепенно размотали всю цепочку. До того дня я и не подозревал, что эпизод с корнем из двух оказал на меня такое сильное и длительное воздействие.
Собственно, та беседа (я очень хорошо ее помню) началась с вопроса, который задал мне Бегемот: а зачем мне нужен литагент? Ведь 99 процентов российских авторов прекрасно обходятся собственными силами. Я начал перечислять те функции, которые выполняет Муся, и постепенно вырисовалась неожиданная для меня картинка. Во-первых, Муся нужна мне, чтобы говорить кому-то неприятные вещи, которые я не могу или не хочу говорить сам. Борька Викулов не зря называет меня Сладкой Карамелькой, я действительно хочу для всех быть приятным и всем нравиться. Эдакий Золотой Червонец. Мне невыносима мысль о том, что кто-то меня не любит, ненавидит или даже просто плохо ко мне относится.
Во-вторых, Муся делает за меня то, что все нормальные люди делают для себя сами. Звонит, договаривается, выясняет, расплачивается. Даже дает оформленные в виде подарка взятки, когда это нужно. И не потому, что я ленивый. Дотошный Бегемот взял меня за ручку и повел далеко-далеко, в самое мое раннее детство, и неожиданно из памяти вынырнул эпизод с бассейном.
Мне было пять лет, и родители, ужасаясь моей растущей полноте и неподвижному образу жизни в обнимку с книгами, решили отдать меня в секцию плавания. В один прекрасный день папа повел меня в бассейн записываться. Мы уже подошли к зданию спорткомплекса, когда он неожиданно сказал:
– Войдешь внутрь, Андрюша, разденешься в гардеробе, поднимешься на второй этаж, найдешь комнату номер четырнадцать и спросишь...
Он назвал какое-то имя, но теперь я уже не вспомнил какое. Я понял, что папа со мной не пойдет, ужасно испугался, но перечить не посмел, я воспитывался в полном и абсолютном послушании. Не знаю, почему он отправил меня одного, то ли дела у него срочные появились, то ли хотел проверить меня на самостоятельность.
Я пошел. Нашел нужную комнату и того дяденьку, которого назвал папа. Дяденька велел мне раздеться до плавок,
– Передай своему папе, - сказал он мне, когда я вылез, - что в группе начинающих у меня мест нет.
В тот день у меня сложилось стойкое и твердое убеждение в том, что у меня никогда ничего не получится, если я буду что-то делать сам. Если я спрошу - мне непременно нахамят в ответ. Если попрошу - обязательно откажут. И всю свою дальнейшую жизнь я подсознательно строил таким образом, чтобы за меня все, что можно, делали другие. Выясняли, звонили, договаривались, просили. У меня возник неуправляемый страх перед телефонной трубкой, при помощи которой я должен был звонить незнакомому человеку, и перед дверьми, за которыми сидели незнакомые мне люди. В глубине души я считал, что это у меня постыдная и немотивированная придурь, бзик, стеснялся его, корил себя за трусость. И только благодаря Бегемоту вытащил из своего детства первопричину. Ах, Бегемот Бегемотыч, до чего ж ты славный мужик! Жаль, что подставной...
В Шереметьеве мы взяли машину - там всегда полно водителей, предлагающих свои услуги. Сначала довезли Мусю, она живет недалеко от метро "Динамо".
– Когда ты собираешься на дачу?
– спросила она, прежде чем вылезти из машины.
– Если ничего не случится, то прямо завтра.
– И, как всегда, отключишь телефон?
– Поставлю на автоответчик. Да не волнуйся ты за меня, ничего со мной не случится. Ну хочешь, я сам буду звонить тебе каждый день?
– Два раза в день, утром и вечером, - потребовала Самка Гепарда. Дай слово.
– Ну даю, даю. Иди отдыхай.
Хлопнула дверца, Муся взяла свою сумку, которую вытащил из багажника водитель, помахала мне рукой и скрылась в подъезде. А мне предстояла еще дорога до дому. Что меня там ждет? Лина с торжественным ужином? Скорее всего. Так уж повелось, что при каждом моем возвращении из поездок супруга устраивала праздничный ужин, на который приглашались мои родители и Верочка (пока папа и сестра еще были живы), а в последние годы - только матушка. Ничего особенного в своем приезде я не видел, но у Лины было к этому другое отношение. Ее отец был "выездным" специалистом, а во времена советской власти и закрытых границ каждая поездка за рубеж, особенно в капстрану, превращалась в целое событие. И не только сама поездка, но и возвращение из нее, поскольку сопряжено было с непременной раздачей невиданных подарков и рассказами о неземной, райской и неправдоподобной жизни. Таким было детство моей жены, и традиция сохранилась, хотя в наше время заграницей уже никого не удивишь.
Я был прав, за красиво сервированным столом уже сидели моя Ольга Андреевна, а также, что было весьма неожиданным, тесть с тещей, приехавшие из Санкт-Петербурга на юбилей к какому-то знакомому. Женька в своей комнате делал уроки, Лина хлопотала на кухне. Идеальная семья, будь она неладна.
– Ну, рассказывай!
– нетерпеливо требовала матушка.
– Как ярмарка? Как тебя принимали? Много было народу на встречах?
Тесть понимающе подмигивал, сам много раз проходил через такие допросы, теща больше помалкивала, только периодически делала дочери замечания по поводу сервировки и приготовления блюд. Женьке вообще все это было не интересно, за границей он бывал и в моих рассказах "про ихнюю жизнь" не нуждался, схватил привезенные мною подарки и убежал к себе.
Матушкой же двигало тщеславное стремление услышать, какой ее сын популярный и любимый читателями. Особенно в присутствии родителей Лины. Подозреваю, что ею руководило инстинктивное желание еще раз подчеркнуть, какой незаслуженно замечательный муж достался их дочери. Впрочем, возможно, я излишне суров к маман и она на самом деле искренне интересуется, как дела у ее сыночка.
С каждой минутой приближался момент, когда мне придется вспомнить о разнообразии супружеских функций. И я отнюдь не был уверен, что смогу достойно выполнить возложенную на меня задачу. Привлекательность Лины в моих глазах сильно потускнела, а ведь я еще и с Вероникой силы тратил. Ох, как мне всего этого не хотелось! На дачу, завтра же, прямо с утра. А сегодня изображу головную боль.