Фантом памяти
Шрифт:
– Это от самолета, - тут же авторитетно заявила матушка.
– Я говорила тебе, что после травмы черепа нельзя летать как минимум год, эти перепады давления при взлете и посадке дают на сосуды слишком большую нагрузку. Я надеюсь, ты в ближайшее время никуда больше не полетишь?
– В начале ноября у меня Амстердам, - я скорчил страдальческую гримасу, - а в декабре Албания.
– Ты себя угробишь этими поездками!
– оптимистично предрекла Ольга Андреевна.
– Завтра я привезу тебе один замечательный препарат, пропьешь курс.
– Завтра я еду на дачу, прямо с утра. Мне нужно
– Ту, в память о Верочке.
Это был удачный ход. Матушка уже открыла было рот, чтобы навязать мне встречу в середине дня или вообще вечером, но передумала. Книга о Верочке для нее важнее, чем головная боль сына. А, ладно.
– Ты правда завтра собираешься на дачу?
– тихонько спросила сидевшая рядом Лина, положив руку на мое колено.
Жест показался мне многозначительным, дескать, сегодня у тебя голова болит, а завтра ты уже и дома ночевать не будешь.
– Да, хочу поработать, пока есть запал.
Мне показалось или в глазах Лины мелькнуло нечто похожее на облегчение?
– Ты не возражаешь?
– на всякий случай спросил я.
– Я рада, - тепло проговорила она.
– Мне показалось, что после всей этой истории с травмой и амнезией ты охладел к работе.
– С чего это?
– удивился я.
– Я же так много работал в санатории, ты прекрасно знаешь, ты же сама старалась приезжать нечасто, чтобы не отвлекать меня.
– Не знаю, Андрюша, - она подавила вздох, - не знаю. Мне показалось, что у тебя глаз не горит, огня нет, как раньше. Я очень переживала из-за этого. Но я рада, если ошибаюсь.
– Ты ошибаешься, - твердо заверил я Лину.
– Книга почти закончена, осталось работы максимум недели на две, если не отвлекаться ни на что. Хочу дописать ее до поездки в Голландию, потом она вылежится дней десять, потом я ее отредактирую и буду сдавать.
– И к декабрю мы можем рассчитывать на гонорар?
– Так вот в чем дело! Лина боялась, что я слишком долго буду возиться с этой книгой неизвестного науке жанра и, может быть, даже брошу ее на полдороги. А она ждет денег. Поэтому и обрадовалась, услышав, что я хочу поскорее закончить новую вещь.
– Нам нужны деньги?
– осторожно осведомился я.
– У нас финансовая катастрофа?
– Что ты, никакой катастрофы. Просто все, что у нас на счетах, я положила на годичный депозит под хорошие проценты, неожиданно подвернулась такая возможность. А я хочу сделать ремонт в кухне и нашей спальне, уже заказала новую мебель, плиту поменяю, всю технику, а то все уже устарело. У нас есть наличные, на жизнь хватит с избытком, а на ремонт - нет. Кухня будет из цельного дерева, а это очень дорого. И спальня испанская, за семнадцать тысяч баксов. Ты не возражаешь?
Еще бы я стал возражать! Ремонт - прекрасный повод не жить дома, плотно осесть за городом. Все складывается просто отлично.
– Конечно, милая, - я с чувством поцеловал Лину в щеку и краешек губ.
– И когда все начнется?
– Рабочие готовы и ждут отмашки. Как ты скажешь. Я без тебя не стала принимать решение.
– Тогда пусть приступают, я завтра уеду и не буду тут отсвечивать. А Женьку временно к моей матушке переселим, чтоб химикатами
Ее рука сильнее сжала мое колено.
– Я тебя люблю, - прошептала она.
– Мне сказочно повезло с мужем.
Возможно. Но я в этом совсем не уверен. Впрочем, смотря что считать везением. Если хороший муж - тот, который обеспечивает семью материально и ни во что не вникает и не вмешивается, деньги не пропивает, жену не бьет и не задает лишних вопросов, то, наверное. Лине и впрямь повезло. Да только это ли она имеет в виду?
Мнимая головная боль вызвала у всех горячее сочувствие, в том числе и у Лины, чего, собственно, я и добивался. Сразу после ухода гостей жена стала прибираться и мыть посуду, а я был отправлен в душ, а потом в постель с напутствием расслабиться и постараться побыстрее уснуть, ибо сон, как известно, лучшее лекарство от головной боли. Рекомендации были приняты мною с благодарностью, сопровождаемой взглядом великомученика.
Проснулся я ни свет ни заря (по меркам неработающего богемного существа) и сладостно предался мечтам о дачном затворничестве. Я любил наш загородный дом, просторный, двухэтажный, построенный с умом и обставленный с комфортом и даже роскошью.
Лина в гостиной делала гимнастику. Я тихонько приоткрыв дверь и стал наблюдать за ней. Черт возьми, а она действительно здорово получшела по сравнению с девяносто девятым годом! Там, в санатории, у меня как-то не было случая присмотреться к ней издалека, то есть с расстояния больше полуметра. А тут я разглядел и четко обрисованную, как много лет назад, талию, и заметно похудевшие бедра, и подтянувшуюся кожу живота. А гнется как во все стороны! Как гуттаперчевая. И откуда только гибкость появилась? Просто-таки обидно, почему я всего этого не хочу? Дурак. Такая роскошь сама в руки идет, я нос ворочу. Может, оттого, что любопытства нет? За завтраком Лина сказала:
– Андрюшик, я понимаю, что нарушаю твои планы, но ты не мог бы задержаться до вечера?
– Зачем?
– с подозрением спросил я. Неужели она все-таки вынашивает постельные планы?
– Вчера, когда ты уже лег, я созвонилась с мастерами и сказала, что они могут приступать. Им нужно завезти все материалы и инструменты, стремянки всякие, это большой объем, они закажут машину и за один раз все привезут, чтобы быстрее было. Если бы ты сегодня посидел дома...
– Все ясно, я должен караулить твоих мастеров.
– Не злись, пожалуйста. Как только они все привезут, ты уедешь.
– И в котором часу эта радость состоится?
– Не знаю, милый. Я просила их, чтобы приехали пораньше, но им сначала нужно все закупить. Тут уж как получится. Я могу на тебя рассчитывать?
– Погоди, - спохватился я, - но ведь сегодня суббота. Почему ты сама не можешь побыть дома?
– У меня дела. Ты же знаешь, бизнес не признает суббот и воскресений. Вчера были переговоры, сегодня и завтра мы будем сидеть с юристом над вариантами контракта, чтобы в понедельник его подписать. Если мы проволыним лишний день, контракт могут заключить уже не с нами, а с более проворной и разворотливой фирмой.