Фантом памяти
Шрифт:
– С тобой все в порядке?
– обеспокоенно спросила она.
– Да, - вяло откликнулся я. Сил на разговоры не было, да и желания говорить - тоже.
– Почему ты не позвонил? Мы же договорились, что ты будешь звонить мне два раза в день, утром и вечером.
– Заработался. Только что закончил эпизод. Сейчас чаю попью и лягу спать.
– Ладно, - в голосе Муси явственно послышалось облегчение, завтра не забудь перезвонить мне, хорошо? Если ты не будешь звонить, мне придется приехать, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
– Я буду звонить, не волнуйся. И приезжать не надо, есть же телефон.
– Не вздумай и его тоже отключить, - пригрозила Самка Гепарда на прощание.
Ночью мне не удалось проспать и десяти минут. Мысли беспорядочно роились в голове, предпринимая отчаянные попытки выстроиться в какую-нибудь более или менее устойчивую конструкцию. Конструкции не получалось, вернее, она получалась хромой и кособокой, то без окон, то без крыши, то без дверей. Да, к системному анализу мои мозги не очень-то приспособлены, наверное, именно поэтому я и не пишу детективы. Я то ложился в постель, то вставал и бродил по дому, впервые за все годы показавшемуся мне огромным и страшным, пил чай, пиво, кофе, жевал безвкусные бутерброды и ждал утра.
Выехал, едва рассвело, и в начале девятого уже нажимал кнопку звонка на знакомой двери. Торопливые шаги, щелчок замка, теплый запах шампуня, исходящий от мокрых, только что вымытых волос. И еще запах корицы, которую она добавляла в кофе.
– Ты вернулся... Господи, какое счастье! Ты вспомнил, да?
Дрожащие губы, глаза, полные слез. Только сейчас это никак не связывалось в моем восприятии с трясущимися шариками мимозы. Елена, родная моя, любимая... Я потерял бы тебя навсегда, если бы не вспомнил. Если бы память не вернулась, я жил бы долго и счастливо, не ведая, что на свете есть ты и что есть этот кошмар. Но она вернулась, и теперь я буду с тобой. И со всем этим. Что лучше?
– Когда?
Я всегда понимал ее с полуслова, впрочем, как и она меня. Вопрос не нужно было задавать целиком.
– Вчера. Ехал на дачу, собирался поработать над книгой. Притормозил у придорожного киоска, нужно было купить воды. А тут двое алконавтов привязались, полезли в машину, хотели продукты забрать, - я говорил короткими рублеными фразами, прижимая Елену к себе и глубоко вдыхая родные запахи.
– И тут случилось такое... неожиданное. Ты помнишь Гришу, который сидел с нами за столом?
– Ну конечно, помню.
– Он немного учил меня. В общем, я ударил сначала одного, потом второго. Я не герой. Лялька, парни были настолько пьяны, что с ними любой справился бы, если бы набрался смелости ударить. Не то удивительно, что я с ними справился, а то, что поднял руку на них, смелости набрался, понимаешь? Они валялись на земле, и я еще пнул их ногой. Зачем? Зачем я это сделал? Неужели поглумиться захотел? Откуда во мне это низкое, отвратительное желание? Я же никогда в жизни не дрался. Я ехал и думал об этом. И вдруг вспомнил.
Она отстранилась, погладила меня по щеке.
– Экзистенциальная ситуация, - тихонько проговорила Елена.
– Точно так же, как тогда. Ты оказался в ситуации, когда твоей жизни угрожала реальная опасность. Ты мог погибнуть. И ситуация длилась достаточно долго, чтобы сработать. Мгновенного страха бывает недостаточно, а вот если ситуация длится хотя бы несколько десятков секунд, в психике происходят значительные перемены.
Как тогда...
...Я валялся на влажной от дождя земле, обмочившийся
Я сперва пытался сопротивляться, но они быстро сломали меня, толстого, неуклюжего, неспортивного, немолодого. Потащили в глубь лесопосадки, подальше от дороги, но могли бы этого и не делать, было уже совсем темно, а наши водители - не камикадзе, они не остановятся, если увидят на обочине драку. Сначала, пока я еще мог говорить, я пытался договориться с ублюдками, взывал к здравому смыслу, к совести, плел какую-то чушь, на которую, как я понимаю, такого рода типы не реагируют, а если и реагируют, то совсем не так, как ожидаешь. Они свирепели прямо на глазах, с каждым новым ударом делаясь все злее и страшнее. Не знаю, в какой момент они остановились и почему, я потерял сознание, а когда пришел в себя, их уже не было.
Я отлежался, пока не почувствовал, что могу приподняться на колени. Потом еще невыносимо долго собирался с силами, чтобы встать и постоять, прислонившись к дереву. Рубашка на груди была мокрой насквозь, я провел по ней рукой, и в нос шибанул запах мочи. Я понял, что последним их актом глумления было еще и это... Представил, как валялся в мокрых и грязных вонючих штанах, а эти подонки мочились на меня, и заплакал от отвращения и унижения. Все тело болело, но я этого даже не чувствовал, над всеми ощущениями главенствовали слабость и душевная боль. Еле-еле, по шажочку, от дерева к дереву добрался до машины, которую почему-то никто не угнал. Впрочем, спустя минуту я понял почему.
Заметив меня, застывшего, почти лежащего на капоте, из окошка палатки выглянул продавец, пожилой щуплый кавказец.
– Я за машиной присмотрел, - сообщил он, - а то мало ли что.
– Что ж вы милицию не вызвали?
– сквозь стон протянул я.
– Вы же видели, что они меня бьют.
– Как вызовешь? Телефона нет, сигнализации нет. Я тут один, ночь, сам понимаешь. А их четверо. Они местные, постоянно здесь отираются. Я жить хочу, мне семью кормить надо. Мы с ними договорились, они меня не трогают, а я - их. Ты сам-то как? Машину вести сможешь?
– Не знаю, не уверен.
– Хочешь, я лавку закрою и довезу тебя до больницы? На обратном пути попутку поймаю, здесь наших много ездит.
– Не надо...
– Почему не надо? Зачем не надо?
– всполошился вдруг продавец ни с того ни с сего, наверное, вид у меня был такой, что он испугался, как бы я не помер прямо перед его витриной с бутылками и сигаретами, и решил увезти меня подальше.
– Тебе доктора надо...
– Не надо, - оборвал я его уже увереннее. Мне стало чуть полегче, и я уже мог вдыхать полной грудью.
– Мне тут недалеко, ты меня до дома довези, а там я уж как-нибудь.