Фантом памяти
Шрифт:
– Лада, - я бесцеремонно прервал ее, - чего вы так боитесь? Я же вам сказал, что не кусаюсь. Или вы боитесь не меня? Вам поручили материал, который кажется вам слишком сложным, и вы опасаетесь, что ничего не поймете из того, что я вам буду говорить?
Она вдруг уставилась на меня немигающими глазами, и только тут я заметил, что глазищи-то у нее огромные, просто каких-то невероятных размеров.
– Мне поручили задание, которое мне не нравится, - медленно и четко произнесла она.
– То, что я с ним справлюсь, не вызывает у меня никаких сомнений. Но оно мне не нравится.
– Почему? Вы не любите писать о литературе?
– Я не люблю писать неправду и подтасовывать факты. Именно поэтому я никому не сказала, что еду на встречу с вами. Я не буду делать этот материал, а в редакции скажу, что вы отказались
Оп-па! Это уже интересно.
– Тогда зачем же вы договаривались со мной о встрече, если не собираетесь брать интервью? Просто повидаться? Я, конечно, польщен, но я жду объяснений.
Лада молчала, уставившись в свои исписанные корявым почерком листочки. Бедный Воробышек, ну чего я выпендриваюсь, а? Она хочет сказать мне что-то важное, пытается собраться с духом, а я ей мешаю своим дурацким издевательским тоном. Из страха оказаться униженным сам унижаю других... Точно! Наиболее агрессивные люди - те, кто боится сам оказаться побитым, а самые сильные и ничего не боящиеся - они и есть самые добродушные и незлобивые. Если бы надо мной не довлел страх унижения, я бы разговаривал с девочкой совершенно иначе, доброжелательно и приветливо, помог бы ей разговориться, а не требовал объяснений, как строгий руководитель.
– Лада, я ценю вашу откровенность, - заговорил я уже мягче, устыдившись собственных комплексов, - и я понимаю, как нелегко вам дается этот разговор. Если вы договорились со мной о встрече и при этом не собирались брать интервью, значит, вы хотели о чем-то со мной поговорить. Давайте спокойно обсудим ситуацию и вместе подумаем, как из нее выходить.
Воробышек глянула на меня с благодарностью, глазки блеснули навернувшимися слезами.
– Андрей Михайлович, мне заказали материал, из которого будет явственно видно, что вы психически больны. Материал должен быть сделан на основе анализа опубликованных отрывков и интервью с вами. И еще я должна обыграть вашу амнезию и ваши занятия с психоаналитиком. Указание сделать материал мне дал главный редактор, но от кого он получил такой заказ, я не знаю. И зачем это нужно, я тоже не знаю. И вот сижу теперь перед вами... такая, какая есть... Делайте со мной что хотите. Лепить из вас психа я не собираюсь.
– Почему?
– я засмеялся.
– А может, я и в самом деле того... умом тронулся. Вы напишете об этом и ничуть не погрешите против истины. Может, вы напрасно распереживались?
– Не напрасно, - она слабо улыбнулась.
– Во-первых, я беседовала с вами летом и видела, что вы совершенно нормальны. Во-вторых, я прочла все интервью, которые вы дали за последние три месяца, и сравнила с теми, которые вы давали раньше. Вы остались таким же, каким и были. То есть либо вы вообще всю жизнь были сумасшедшим, но этого никто не замечал, либо вы им все-таки не стали. И в-третьих, я несколько раз очень внимательно прочитала опубликованные отрывки из новой книги, даже не прочитала - изучила с карандашом в руке. Я нашла в них некоторые заимствования из воззрений Дональда Уолша, но в тексте нет ни малейшего намека на психическую болезнь. Не думайте, что я такая умная, я показывала ваши тексты специалистам-психиатрам, и они только подтвердили мое мнение. Вы, Андрей Михайлович, абсолютно нормальны. Но кто-то очень хочет выставить вас полностью свихнувшимся психом. И я считаю, что вы должны об этом знать.
Кто-то хочет... Нетрудно догадаться, кто мог воспылать таким страстным желанием. Тот, кому не нравится моя будущая книга о милиции, если таковая все-таки окажется написанной. Конечно, я ничего не помню о собранных материалах и пока не высказываю никаких намерений такую книгу делать, но мало ли что? А вдруг я найду свои записи? А вдруг я ее все-таки напишу? А вдруг я завтра все вспомню? Надо заранее подстраховаться и дезавуировать все, что будет выходить из-под моего пера или даже просто слетать у меня с языка. Псих, он и есть псих, чего с него возьмешь? Обижаться на него не следует, но и верить ему нельзя.
Объяснение показалось мне вполне правдоподобным, но чего-то в нем не хватало. Что-то было не так... Или меня продолжали смущать слова Елены, сказанные ночью после прочтения материалов? Ей в них что-то не понравилось. Но что? Утром мы об этом так и не поговорили, проспали до половины девятого и к девяти часам, когда пришел посетитель,
– Послушайте, Лада, я сейчас вам кое-что расскажу, а потом хотел бы выслушать ваше мнение. Может быть, нам хоть что-нибудь станет ясным. Когда я вышел из санатория, я обнаружил в своем домашнем компьютере материалы, которых совершенно не помню. Ни откуда они взялись, ни как я их собирал. Мой литагент, Мария Владимировна, вы ее знаете, так вот, она сказала, что я собирался написать книгу о злоупотреблениях сотрудников МВД, в том числе и крупных руководителей. Это совершенно не моя тематика, меня все это никогда не интересовало, да и детективы я не люблю и не читаю. Наверное, когда я принимал решение такую книгу сделать, мне это по каким-то причинам было интересно, но я этого не помню, понимаете? Может быть, в моей жизни произошли какие-то события, которые сделали эту проблематику привлекательной для меня, но я их не помню, и, стало быть, интереса и желания написать книгу у меня сейчас нет. С другой стороны, я слишком люблю себя и мне всегда безумно жалко бывает собственного труда, поэтому я не могу бросить начатое на полпути. Даже если, например, мне попадается неинтересная книга, то я все равно ее дочитываю до конца, потому что мне жалко уже потраченного на нее времени и не хочется выбрасывать его на помойку. Раз уж я потратил время, так хоть получу целостное представление о произведении, если уж не могу получить удовольствие. Я потратил, судя по всему, немало времени и сил на то, чтобы собрать материал, который нашел в своем компьютере, и мне хочется, чтобы это время и эти силы не пропали впустую. Но интереса нет. И желания нет. Вот я и разрываюсь между этими двумя чувствами. И какое из них в конце концов возобладает - не могу сейчас вам сказать.
Вот так. Кажется, все предельно аккуратно. И волки сыты, и овцы целы. То ли буду я писать книгу о милиции, то ли нет. Тот, кто хочет, чтобы я ее написал, пусть тешит себя надеждой на то, что я пожалею свой труд и доведу начатое до конца. А тот, кто хочет этому помешать, пусть надеется на беспамятство и отсутствие интереса. А глазенки-то у Воробышка загорелись, не то мысль какая-то родилась, не то жареное почуяла.
– Андрей Михайлович, если в ваших материалах есть компромат на определенных руководителей, то совершенно ясно, что именно они и хотят выставить вас интеллектуально несостоятельным! Все же просто! Вы только посмотрите, что есть в ваших материалах, и вам сразу станет понятно, кто заказал нашему изданию статью о вашем безумии.
– Не так все просто, Ладочка, - я отечески похлопал ее по руке. Пока я собирал материал, я, по всей вероятности, вник в ситуацию, уяснил себе расклад сил в разных группировках министерства и вообще очень хорошо представлял себе всю картину. В компьютер же я занес все данные с измененными именами, должностями и званиями, то есть уже вывел персонажей, которые должны действовать в книге, даже характеры и биографии им придумал. Я ведь не ставил перед собой задачу рассказать о ком-то конкретно страшную разоблачительную правду, я хотел написать роман о том, как изменения в системе калечат жизнь честного офицера, и показать это на фоне вполне реальных конфликтов, существующих внутри системы МВД. Понимаете?
– Да, - девочка слушала меня как зачарованная.
– Так вот, в компьютер я заносил уже обработанные материалы, то есть обдуманные и приведенные в вид, пригодный для построения сюжета. Естественно, что там все имена, должности и звания не настоящие, а придуманные мной. И по этим данным мы с вами никогда не сможем установить, кого конкретно эти материалы компрометируют. Об этом могут догадаться только те, кого собранные сведения касаются непосредственно, и их ближайшее окружение и начальство. И то не факт, что догадаются. Сам-то я в этих делах ровным счетом ничего не понимаю, я хочу сказать - в своем нынешнем состоянии. Когда готовил материал и придумывал сюжет, тогда я во всем разобрался, но теперь в голове ничего нет, пустота, как у первоклашки. Все забыл, ничего не помню.