Фантош
Шрифт:
Как обнаружилось спустя несколько лет.
Писали дети не то чтобы хорошо: вменяемо. Но не настолько, чтобы отца заинтересовать. В литературном плане, разумеется. В житейском я был тогда слеп и не видел самого главного, думал Алексей.
Того, зачем это всё писалось.
И того, что рукописные, перегнутые пополам странички формата А4 — на самом деле тайная переписка.
Первая из обнаруженных записей была написана явно рукой Зорикто, вложена в «Жука в муравейнике» и называлась «Планета Азавад». С неким трудом Алексей сообразил, что название — отклик на события в Ливии, уже подёрнутые мхом. Когда племя туарегов, поддержавшее диктатора, пожелало в отплату получить независимость и именно так назвало свою автономную республику.
Воспринималась хитроумно написанная повесть как попытка реванша,
«Зажрались молодые, — проворчал Алексей, унося вкладыш к себе в кабинет. — Вольностей им в родном дому не хватает». Всё-таки решил прочитать и разобраться, пока дети пропадают на прогулке. Есть у него право родителя или нет, в самом деле?
И вот что открылось его глазам:
«Планета Азавад лежит вдали от проезжих дорог и столбовых трасс, и КОМПОН поначалу никак не мог уяснить себе, что с ней, собственно, этакое сделать. КОМПОН — Космический Отряд Милитаризованной Полиции Особого Назначения. В простоте души называемый Космической Оперой, а его члены, среди которых тогда числился и я, — космооперами.
До нашего пришествия этот чёртов Азавад представлял собой всего-навсего круглую каменюку солидных размеров с ледяными шапками на полюсах. Самая малость горько-солёной океанской водицы, омывающей по краям два континента. Континенты сложены из песка и окатышей, соединены узкой перепонкой и насквозь поросли манным деревом. Это вроде гигантского тамариска: помните Книгу Исхода? Только комочки беловатой смолы были размером с рыхлую фасолину. Иногда на этой застывшей иллюстрации митоза попадались фуниковые пальмы — длиннющие метёлки для несуществующих облаков. Их плоды высыхали и отделялись от ложноножки, едва достигнув молочной спелости, а потом сомнамбулически перекатывались по пышущей жаром равнине, тщетно надеясь выпустить из себя корень. У некоторых, вообще-то, получалось стать на прикол до ближайшего самума и даже выродить из себя десяток ленточных листов. Таким семенам обычно удавалось выжить и даже заселить собой бесхозные пространства в виде выветренных горных хребтов и крутых вымоин, по которым в лучшие для планеты времена сходил грязевый сель. Павшие трупы пальм и тамарисков сами по себе расчленялись на папирус, луб и дрова, а также служили кормлению и произволу бродячих скарабеев-древоточцев. Склеенные животной слюной шары из опилок пригождались для костров — их золой были усеяны все караванные тропы. За всем этим безобразием тянулись подобия земных гусениц, змеек и бескрылых дракончиков, которые поедали манку и перезрелые фуники, умягчали, удобряли и рыхлили почву для растений, а также работали высокобелковым кормом ради тех своих подшефных, которые пошустрей. То есть двуногих, обладающих явно выраженным логическим разумом и неотчётливо родоплеменной структурой. Они, как понимаете, тут были тоже, но подвизались на вторых ролях.
Итак, прямоходящие человеки двигались вслед за разнообразной едой, которая сбивалась в отряды самозащиты, но без большого успеха. Некоторые змейки, правда, отличались крайней ядовитостью, лекарственные червяки пребольно кусали, а мигрирующая смолка и перекати-семечки были практически несъедобны для здешних царей природы.
Впрочем, царей — это слишком сильно сказано. Священных войн азавадцы почти не вели, только затевали по границам кочевий ритуальные схватки, чтобы дать полюбоваться на них своим женщинам. Уйма раненых с обеих сторон, один-два трупа и жирная свадебная обжираловка под конец. Дамы, которые по сути всем заправляли (дополнительный штрих к картине общего варварства), выбирали себе спутников жизни, руководствуясь личным вкусом и не взирая ни на эндогамию с экзогамией, ни на богатство и харизматичность претендента, но лишь на красоту и отвагу. Муж переходил в племя жены, усиливая его; так что народ, выказавший себя наиболее храбрым, был в выигрыше далеко не всегда. Торговать было нечем: съестное в равной мере доступно всем и в той же степени неприглядно, а что до одежды и утвари — каждое племя производило для себя абсолютно всё, что необходимо, украшало мощным этническим орнаментом и чуралось не своего колдовства. Женщины рожали на открытом воздухе и очень легко.
Вот такая простая и незатейливая жизнь…
Оттого здесь уж которое тысячелетие не возникало никаких оград, городищ и, соответственно, городов. Кроме передвижных палаточных каре, что возводились в единый миг и с таким расчетом, чтобы внутри было можно укрыться от палящего ветра не одним женщинам с детишками, но и некоторым воинам из тех, кто постарше. Ну, и загонов для полудикого скота, пока он таковым оставался. Недолго — ибо стратегические залежи урановых руд способствовали разнообразным мутациям, в основном полезным и перспективным.
Заниматься прогрессорством среди здешних неедяк казалось на первый взгляд невозможным. Народ, по виду вполне гуманоидный и даже симпатичный, отличался таким неистовым свободолюбием, что готов был ходить нагишом и подыхать с голоду, лишь бы не потреблять ничего привозного. Не наблюдалось у него и сколько-либо значительной культурной почвы, годной, чтобы возвести на ней фундамент под более или менее пристойную цивилизацию. Племена кочевали по своим многолетним кругам, отграниченным от других территорий умеренно живописными горами, зыбучими солончаками и озёрами крупной гальки. Галька имела скверное обыкновение перемешиваться подспудным течением, при случае затягивая внутрь целые караваны жителей вместе с их верховыми мегари, вьючными дромедас и хрупкими викуне — источником тонкой пряжи.
Только вот не надо думать, что мегари и прочие — это нечто вроде четырехлапых лошадей или безгорбых верблюдов с хвостом вдоль по тыловой части и копытцами на задних ногах. Скорее это рабы гуманоидов, обладающие зачаточным разумом. Одна из экспедиций КОМПОНа доказала это, похитив и допросив парочку скотов. Двуногий оказался настолько разумен, что пошёл на компромисс ради того, чтобы спасти своего четвероногого подчинённого, который от великого в кавычках ума погрыз, заплевал и до смерти залягал уйму народа, пытаясь отбить хозяина. Кажется, он был ещё детёнышем вскормлен матерью нашего теперешнего пленника.
Вот после того инцидента и получения обширной информации решено было наотрез остановить миграцию пищи. По спецзаказу КОМПОНА в ведущих биологических лабораториях Земли геном манны и пальметт был расшифрован, хромосомы — подвергнуты операции. Тамариск хирургически скрестили с саксаулом, а финик — со среднеазиатской дыней-торпедой, добавив к обоим коктейлям ген мишки-коала (чтобы мохнатые плоды не страдали от жажды, в том числе и жажды к перемене мест, и безвылазно сидели на своём личном эвкалипте), а также вытяжку стволовых клеток: для бурного роста и размножения.
Получили гибриды и заронили вожделеющее семя неподалеку от мест, где на тот день и час пребывали непокорные народы. И уселись на родную Землю: ждать взрыва клеточного ядра.
Там все КОМПОНовцы как один изучали язык и менталитет азавадцев. Посылали зонды на орбиту, но не на поверхность. Наблюдали за экспериментом издалека — нас предупредили, что никак нельзя до времени нарушить его девственность.
Так прошло семь земных и семьдесят семь азавадских лет. Пространство, близкое к субсветовым скоростям — штука относительная, однако. И загадочная.
…Уже из космоса мы увидели пёстрое и изумрудное цветение планеты, покров с оттенком жизни, который затянул древние раны. Возвышались новые горные хребты и вершины — здания, дворцы или, возможно, деревья вроде секвой? На том месте, где ночью, притушив забортные дюзы, садились корабли полицейского государства в государстве, чётко вырисовывалось подобие меловой спирали. Это указывало на то, что нас ожидали загодя.
На сей раз мы сели в лужу среди бела дня. Не успело нас притянуть к влажной и травянистой почве, сплошь покрытой мелкими озерцами, как на условно безопасном расстоянии от корабля столпился разношёрстный народ.