Фантош
Шрифт:
Отец подозревал, что мальчишка попросту не хотел расставаться с сестрой даже на переменках, но когда поднимал вопрос перед своей женщиной, Эля только улыбалась, отводя глаза:
— Он упрям — это фамильное. Его деду тоже пришлось переламывать стереотипы: пастушонок в улусе — должность, конечно ответственная, но всё же…
Дочка не выступала в соревнованиях, но это не значило, что не ходила на тренировки. Приходилось давать деньги на костюмы из белоснежной парусины — росла неудержимо, руки-ноги мигом начинали торчать сверху и снизу. На инвентарь Алек не раскошеливался, настоял, чтобы брала напрокат,
— Голову бы тебе разбить этой шашкой, — крикнул.
Ну да. Как японский городовой — наследнику престола.
В гневе выхватил бокэн — и через подставленное колено. Не получилось, хрупкость и гибкость не как у стали.
От ушиба опомнился, охолонул немного. Даже извинения зачем-то попросил.
Но на всю жизнь запомнил, каким жёстким и светлым, будто выцветшим, стал на мгновение взгляд родной кровинушки…
После того случая квартира стала конкретно тесна Алексею в плечах. Некое напряжение пространства, которое всё увеличивалось.
В гостиной — авторские реплики деда Зорикто выступают изо всех стен. Возможно, и оригиналы. Полотна и картонки с мутными названиями: сухая бестравная степь поименована морем, овечье стадо — прятками, ненормальная ухмылка длиннолицей бурятки — Моной Лизой. Действующие модели холодного оружия на коврах детской комнаты почти касаются кукольных голов. Как выяснилось в ходе расследования, бокэны и прочее обеспечивал сестре Зорик: это он сам «строил» готических барышень, лепил им выражение лиц, шил платьица и башмачки на миниатюрной и мощной швейной машинке — подарке матери. А потом продавал большую часть через виртуальные лавочки. Говорил, встречались с покупателями по пути в школу или из неё — другого времени не находилось.
— Не годится парню в куклы играть, — возмутился отец
— Это для Зорика не игра, — возразила Эля.
— Тогда что — скажете, призвание?
Вежливая форма глагола означала лишь то, что Ирина тоже присутствовала при беседе.
— Отчего же нет, — ответила она вместо Эли. — Старший Зорикто ведь рисовал костюмы для фильма о Чингисхане.
— Наш ведь хотел идти по технологиям, — удивился Алек.
— Так, как Зорикто владеет компьютером, мало кто может, — проговорила жена. — Тебе этого мало для чести?
Странно, как она меня в своё время очаровала, думал потом Алексей. Атака феромонов, что ли? Говорят, через три года оба партнёра получают команду: погуляли, мол, родили ребят, теперь меняйтесь парами, как в танце. Природа требует разнообразия плодов. А у Эльки и детей-то больше не нарождалось, иссякла. Эти, что уже были, слушали её открыв рот. Прежнего влияния на мужа давно не имела: погрязла, как выражался, в посторонних занятиях, чуть постарела. Стала носить небольшие очочки, что придавало лицу уютный вид: почти старушка. Единственно, что оправдывало Элины учёные потуги — через неё в мужнин поднадзорный НИИ прошёл крупный заказ на волоконную оптику, лазерную аппаратуру и универсальные чипы.
Еду по-прежнему готовила
С ней тоже получилось непонятное.
Однажды, застав её дома одну и весело потребовав кормёжки, Алексей тихонько подобрался к подруге дома и чуть приобнял за спину. Спина тотчас окаменела. Ну и с чего это? Он же почти родственник. И вообще — тоже мне недотрога, чего там ласкать? Ни стати, ни масти, ни под седло, ни в упряжку. Только глаза что блюдца с черничным сиропом.
Однако в тот же вечер Ирина заявила Эле:
— Дети уже самостоятельные, а я мало гожусь в кухарки. Следить за учением тоже смысла нет. И вообще меня давно приглашают в дочерний офис. Пожалуйста, дайте расчёт, Эрденэ Зориктовна.
Не «Алексей», однако.
— Что же, — сказал он спокойно. — Вы нам много времени отдали, Ирина…
— Владимировна, — добавила.
— Ирина Владимировна. Ту наполовину мифическую защиту мы и сами сумеем теперь обеспечить.
Ирина глянула не него прямо как на дауна:
— Вы ведь не знаете, Алексей Игоревич, кого и от чего понадобится оберегать. Хотя… Ладно.
— Не беспокойтесь, ма Ирэн, — добавил Зорик, когда подавал той пальто в коридоре. — Я помогу маме, не напрасно рядом с вами у плиты торчал и лазил в инет за кулинарными рецептами.
Отцу послышался в этом вызов — правда, очень тихий. Умеешь ты, как же. То-то я однажды дивился твоему фирменному супцу из чая на молоке, с маслом, мукой, солью, перцем, гвоздикой и мускатными орешками.
Разместились после всего не без удобства: комнату домработницы по настоянию отца отдали Гаянке, не годится ей спать рядом с парнем, хоть и родня, ближе которой нету. Двенадцатый год, главная перемена не за горами. Сам Алексей чётко помнил, как их, пятиклассников, развели на две группы и предупредили: мальчишек — о поллюциях, девочек… сам бы не догадался, товарищи просветили.
Из бывшей детской Алексей затащил к себе софу с подушкой — ту самую, где были куклы, — и ковёр: собирался отныне спать в кабинете отдельно от благоверной. Артритным коленом в стенку — а чтобы не холодило его, так не совсем в пустую и голую. Вот ещё бы пару дуэльных пистолетов на ковёр повесить, — холостых, разумеется. Главный советский шик. Старомодная основательность коренной обстановки и без того вписывалась в любовную реставрацию атмосферы детства: огромный письменный стол с многоящичными тумбами, полными всякой интересной чепухой, неповоротливое мягкое кресло, лампа под зелёным абажуром «как у Льва Толстого». Тёмное книжное единообразие на стенах: полки укомплектованы по цвету и ранжиру.
Через некоторое время он понял, что теперь квартира окончательно поделилась на зоны. Насчёт кабинета — ясное дело. По поводу главного «зала», где обосновалась супруга, чтобы печатать и экспериментировать на коленке в отсутствие всякого присутствия, — тоже. Картины, сервант, овальный стол со стульями, в глухом углу за высокой ширмой — ортопедический матрас, брошенный прямо на пол, парта с горизонтальной крышкой, захламленная письменными принадлежностями, разнообразным инструментарием и зачем-то снабжённая вытяжным шкафом, электрочайник, китайская чашка из фиолетовой глины. Четыре двери в трёх разных углах: одна в коридор, одна в кабинет, две — к молодёжи. Всё.