Фарфоровый маньяк
Шрифт:
– Я не помню.
Тихо произнес я и, оглянув всех троих членов семьи, повторил куда громче и настойчивее.
– Я абсолютно ничего не помню! Ты была в рестораны и слышала все своими ушами. Неужели ты думаешь, что я соврал этой бедной женщине о том, что не имею ни единого понятия, что с ее сыном? Или, что я просто принципиально не хочу сообщать полиции, кто этот помешанный на фарфоре убийца, и где он живет? Почему-то каждый, кто вспоминает о моей истории, спешит обвинить меня во всех грехах, в возвращении этого психопата, хотя, когда я только сбежал, не один врач заключил у меня амнезию. Малене, я НИЧЕГО не помню! – воскликнул я, выделив слово «ничего» особенно рьяно. – Даже день своего рождения, или лицо этого убийцы, хотя и провел с ним восемь лет.
Я
– Извините, я не должен был так срываться. – из последних сил выдавил я всем присутствующим. – Мне пора.
Члены семьи так и замерли на месте, не проводив меня даже взглядом. Как же неудачно все обернулось. Я шел обратно к институту абсолютно разбитым и уставшим. Только дойдя до места, заметил несколько пропущенных от Ханса. Точно, я же должен был ему отписаться, надо ли меня забирать, когда он поедет на обед домой. Со стороны дороги меня окликнули – мужчина просто ждал возле института. Что ж, я украл у него полчаса от обеда.
– Поехали домой?
Спросил он, когда я уже с минуту смотрел на него невидящим взглядом. Я кивнул и сел в машину, откинувшись на спинку сиденья и запрокинув голову к потолку.
– Что-то случилось?
Наверное, это самый глупый вопрос, который, почему-то, люди постоянно задают. Всегда что-то случается, так что ты и сам знаешь ответ. А, если нужны подробности, сформулируй что-то менее идиотское, чем «что-то случилось?».
– Свай может вернуться в школу. – пробормотал я и, заметив молчаливый вопрос «что ты имеешь в виду?», добавил: – Брат Малене пропал…
Ханс вернулся к дороге, но по повисшему в воздухе напряжению было вполне понятно, о чем сейчас все его мысли. Да и мои, впрочем, тоже. Зато мы можем больше не переживать – следующие несколько убийств будут точно не близко.
В этот раз я зашел в дом вместе с Хансом и проследил, как он метнулся к кухне, где стояла Рикке. Мужчина склонился к ней и начал бормотать в ее ухо. До меня доходили какие-то обрывки слов, но и так было понятно, что они обсуждают. Я чувствовал такую слабость, что едва передвигал ногами. Наверное, впервые, мне не хотелось абсолютно ничего. Что в голове, что на душе была пустота. Ситуация с Малене выжала из меня все, что еще оставалось. Медленно передвигаясь к своей комнате, я столкнулся со Свайем, который одиноко сидел на ступеньках лестницы.
– Матс.
Окликнул меня брат, и, тяжело развернувшись, я вернулся на несколько ступенек назад и примостился рядом. Несколько минут мы просто сидели.
– Мне страшно. – произнес мой младший, разорвав тишину. – Скажи, о чем говорила та женщина?
Его глаза, устремленные на меня, будто молили соврать, лишь бы не подтверждать его мысли. Но я не мог. Ему точно не мог.
– Когда-то я был знаком с этим человеком, который убивает детей. – признался я, отведя взгляд. Я снова начал пытаться вспомнить хоть что-то, как обычно бывает, когда ты погружаешься в прошлое – картинки просто сами возникают в голове. Но, как и прежде, со мной такого не произошло. – Я был одним из мальчиков, которых он украл. Но, как видишь, мне повезло куда больше остальных.
Свай, уверен, если и слышал обо мне ранее, то мельком, и не знал про все эти непонятно откуда взявшиеся подробности, которыми пестрил интернет. Как-то раз я сам заинтересовался этими статьями, которые с пугающей уверенностью рассказывали, как мне жилось восемь долгих лет с маньяком, с каким трудом я убежал, и какой тирании был подвержен в тайном доме. Признаться, как бы я не отрицал все эти выдумки, какая-то их часть во многом сложила мое настоящее восприятие тех прошедших лет, о которых я на самом деле ничего не помнил.
– Как ты смог спастись? – непонимающе спросил он. И ведь действительно, этот вопрос был и остается основным
– Не знаю. – горько усмехнулся я, пожав плечами – Я убежал, очевидно…
– Но женщина сказала про восемь лет. – напомнил Свай, на что я коротко кивнул, сразу подтверждая информацию – Это же невозможно, никто не выживал так долго.
– Я сам не понимаю, почему так вышло. По правде, я не уверен, что все было именно так. Просто я не помню ничего до больницы, в которой очнулся. Есть какие-то смутные ощущения, что я был там долго. А из-за того, что я не помню ни родителей, ни жизни до, а также из-за того, что седьмой и потом девятый и следующие дети находились по всей Норвегии все то время, полицейские сами предположили такой срок. То есть все может быть совсем иначе, никто не уверен, что все было именно так, что я действительно жил с ним восемь лет или около того. Некоторые люди вообще не считают, что я был одной из его жертв.
– Но, ты так не думаешь?
– Я не думаю. – кивнул я – У меня есть клеймо с номером, и иногда мне кажется, что я что-то вспоминаю. Поэтому я уверен, что встречался с убийцей. Но кто его разберет…
Возможно, из-за того, как спокойно я ему рассказал об этом, Свай стал выглядеть немного лучше. По крайней мере, к его лицу прилила кровь, и он больше не напоминал живую фарфоровую куклу. Только подумав об этом, мне стало не по себе.
– Ты тоже боишься? – спросил брат, взяв меня за руку.
– Да. – тихо произнес я и ненадолго погрузился в свои мысли. Однако потом сжал его руку и, вновь установив зрительный контакт, более уверенно добавил – Это нормально. Сейчас очень многие боятся. Тебе надо быть особо внимательным, именно поэтому Рикке так переживает. Но это не значит, что с тобой что-то случится. Не переживай, полиция его найдет. В этот раз все закончится.
Я правда был в этом уверен. Однако, какой ценой? Возможно, нам снова предстоят годы в страхе. Но что-то внутри меня не сомневалось, что эта волна будет последней. Если повезет, то она даже не накроет нашу страну полностью.
– А с тобой ничего не случится?
Один маленький вопрос сумел вновь выбить меня из равновесия. Я нервно облизал пересохшие губы и сглотнул. Ох, как я на это сам надеюсь.
– Не случится. – как-то неуверенно скорее предположил я – Все-таки я уже старше, чем все похищенные дети.
Свай медленно кивнул и отпустил мою ладонь. Он снова сосредоточился на возне на кухне, а я, решив, что мое участие на этом закончено, наконец, дошел до комнаты. Как бы я сам же не противился, руки потянулись к компьютеру. Как и ожидалось, Эйвинд уже числился в реестре пропавших детей и, разумеется, на странице самопровозглашенного Холмса. Жаль только, за все эти годы он выдвинул чуть ли не пол сотни кандидатур на предполагаемого убийцу, в каждой из которых был абсолютно уверен, а теперь полиция даже не обращает внимание на его какие-то попытки повлиять на ход дела. В официальных источниках пока никто так категоричен не был, но, в отличие от Филипа, в показаниях органов уже открыто выражалось неизбежное предположение, кто мог похитить мальчика. Мое же внимание особо привлекли другие строчки. В них не самый молодой офицер выражал мнение о необходимости решительных и кардинальных мер. «Чтобы достичь цели всегда приходится чем-то жертвовать. Но в данной ситуации, я считаю, никакие жертвы не сопоставимы с тем ужасом, который повис над нашей страной!» – приводил его слова официальный портал. С одной стороны, я был с ним согласен – давно пора принимать более решительные меры. Да хоть выделить достаточно людей и прочесать весь город вдоль и поперек. Хотя, стоит признать, что и этого может быть недостаточно. Каждый дом перерыть будет уже труднее. Однако, стоило мне прочитать его слова, как во мне поселилось стойкое чувство напряжения и дискомфорта. Что это за жертвы, и кто их должен приносить, что вы не могли сделать этого ранее? Неужели, если есть более эффективные меры, правительство бы уже не прибегло к ним? В конце концов, история с «фарфоровым маньяком» еще в прошлый период его активности стала объектом мирового обсуждения.