Фартовое дело

Влодавец Леонид Игоревич

— О-о-о! Медхен! Фрейлейн! Девошка, ком цу мир! Вильст ду мит мир флиген? Давай, давай! Одер верде их пупу! Ха-ха-ха-ха! Ком цу мир, плен… Водка, музик, танцен, яа? Ха-ха-ха! «Мессершмитт» — гут, «Поликарпофф» — капут!

— Хоть бы пулемет был! — сказала Дуська. «Мессер», не открывая огня, промчался над самым «кукурузником», развернулся и, описав круг по горизонтали, снова вышел в хвост Дуськиному аэроплану.

— И я тибья луплю! — сказал немец на втором заходе.

— Да лупи ты, идол! — с отчаяния сказала Дуська, чтобы кончилось наконец это издевательство. Но немец опять

не выстрелил. Гогоча, он пролетел над ней, да еще выпустил зачем-то шасси. Обутое в синтетическую резину колесо просвистело всего в паре метров над верхним крылом биплана.

— Их гее нах хаузе, — сказал немец, — бензин малё… Абер их ком видер!

И «мессер» отвалил. Дуська заметила на его фюзеляже пикового туза.

Всего полмесяца спустя Дуська встретилась на аэродроме со своей детдомовской подругой.

Майор, сопровождавший Клаву, устал слушать болтовню на детдомовские темы и отправился еще раз побеседовать с командиром полка.

— Четыре часа до света осталось, — сказал он скорее уныло, чем настойчиво.

— Дорогой ты мой партизан! — проворчал комполка, у которого была перевязана голова, а на скуле был налеплен пластырь, закрывавший пулевую ссадину. — Я не баба, рожать не умею… Да и бабы тоже самолетов не рожают.

— Ты пойми, мне же трибунал будет! — взвыл майор.

— Если всех разгильдяев судить, воевать будет некому! — буркнул комполка. — Получишь строгача, да и только. Ну, может, вместо одной большой звезды четыре маленькие дадут… Всего и делов-то! Что у тебя за телуха в полушубке? Разведчица?

— Не твое дело, — буркнул майор. — Ну найди тарахтелку, а?

— У меня «Дугласы», едрить тебя некуда, а не тарахтелки! За них золотом уплачено, не как-нибудь… Подарок доблестных союзников. У ребят и так по три-четыре вылета в сутки. На коньяке и шоколаде держатся, понял?!

— Вон у тебя дуреха сидит, с моей треплется.

— А, Евдоким… Ну, это не мое хозяйство. У нее через пять минут вылет в штаб штурмового полка. Почту везет из штаба корпуса.

— Секретную? — спросил майор.

— Нет, домашнюю. Газеты еще из политотдела. В задней кабине тесновато будет, но доехать можно.

— Ну а черта мне в этом штурмовом полку?

— Туда два часа лету на «У-2», а оттуда еще пара часов до твоих партизан… Возвращаться, конечно, придется засветло… Ну, поговори с ней.

— Погоди, а как же штаб корпуса?

— Ну, тут я не хозяин. Тебе как, приказ выполнять надо или по инстанциям бегать? Хочешь — бегай…

Майор решительно вышел из комнаты комполка и подошел к девушкам.

— Товарищ Громова! — сказал он официально. — У меня есть к вам предложение. Если вы хотите продолжить разговор с подругой, заберите ее с собой на этот вылет…

— Я бы забрала, — удивленно сказала Дуська. — А зачем?

— Карта есть?

— Есть. — Дуська подтянула планшетку и, расстегнув ее, развернула перед майором.

— Вот мы, — майор царапнул грязным ногтем по целлулоиду. — А вот райцентр. Километров шестьсот… Напрямую ведь не долетите?

— Ни Боже мой… — ухмыльнулась Дуська. — А потом, мне во-от сюда надо, в Горынцево. Туда-то еле-еле горючего хватает!

— Прекрасно! — просиял майор. — А оттуда хватит?

— Оттуда… —

Дуська прикинула. — До райцентра, может, и хватит…

Она не успела сказать, что обратно придется идти на соплях и к тому же засветло, так как время три часа утра, на дворе март и светать будет совсем скоро. Не успела сказать, потому что явился техник и доложил:

— Товарищ младший лейтенант, машина к полету готова!

— Ну, все! — сказала Дуська, хватая мешок с письмами. — Я пошла… Догоняйте, что ли…

…«Ушка» стояла на слабо расчищенной площадке, обутая в смешные самолетные лыжи. Морозец был еще февральский, хоть март уже кончался, ветер тоже был достаточно колючий, и поземка струилась по взлетной полосе.

— Бр-р… — сказала Дуська, ставя на крыло обутую в унт ногу и забрасывая другую в кабину. Перекинула мешок с письмами и крикнула Клаве:

— Ну, чего стала? Садись! Довезу как-нибудь… Не чужая ведь.

Клава, одетая в дубленый «романовский» полушубок, валенки и ватные штаны, толстый пуховой платок и ушанку на три размера больше, неуклюже вскарабкалась на самолет и втиснулась в кабину. Ей бы это не удалось, если бы майор галантно не подпихнул ее под зад. Затем подал ей вещмешок, укутанную в чехол снайперскую винтовку, пожал руку. Техники взялись за винт, послышались команды: «Контакт!» — «Есть контакт!» — «От винта!» — и мотор «ушки» радостно затарахтел. Дуська махнула руками, чтобы освободили лыжи, и дала газ. «Ушка» встрепенулась, заскользила по снегу, разбежалась и словно бы подпрыгнула в небо…

До штурмовиков они долетели без приключений и даже раньше, чем думала Дуська. Еще в воздухе подруги условились, что и как говорить. Впрочем, врать не пришлось. Штурмовики, едва получив письма, были готовы расшибиться в лепешку. Баки «ушки» залили до отказа и даже не спросили, куда она отправляется. Перед самым отлетом явился пожилой оружейник и притащил пулемет «ДП» с четырьмя дисками.

— На вот, Евдокея, — сказал он, по-вологодски окая, — кавалеров-то отгонять… Бронебойно заряжено, и зажигательно есть. Просила раз, дак я и сделал…

«ДП» пришлось взять не Дуське, а Клаве, у которой освободилось место сданного штурмовикам мешка.

— Эх, успеть бы до света! — прямо-таки помолилась Дуська, поднимая «ушку» в воздух, который стал заметно светлее…

…Партизаны тщетно ждали самолет до самого рассвета. Где-то неподалеку что-то гудело и тарахтело, они разжигали костры, но напрасно. Самолет не пришел. Вместо него уже утром пришла радиограмма из Центра, просили подтвердить прибытие инструктора. Ответ был разочаровывающий: «Скрипач не прибыл». Майор, вынужденный доложить все, как было, был понижен до капитана и отправлен на фронт командиром разведвзвода; командирам полков штурмовиков и транспортников навесили по строгачу. Штаб стал спешно искать нового инструктора по снайперской подготовке… В землянке связной эскадрильи сняли занавеску, которой была отгорожена от мужских глаз Дуськина койка. Пилоты открыли тощенький чемоданчик «Евдокима», увидели весь нехитрый девичий скарб: довоенное в горошек летнее платье, туфли, открытки, флакончик «Тэ-жэ», нетронутый тюбик помады — и не смогли удержать слез…