Фата-Моргана 3
Шрифт:
– Стар Антим дает концерт сегодня вечером.
– Как всегда во вторник? Глупая шутка, Пит. Ты забыл, что сейчас война?..
– Это вовсе не шутка, – быстро ответил Пит. – Она здесь, именно здесь, на Базе.
Лицо Сонни посветлело.
– О, Боже! – удивленно сказал он. Потом снял полотенце с плеча и обмотал вокруг бедер. – Стар Антим здесь! Где они собираются устроить выступление?
– Думаю, в Главном Штабе. И только видео. Знаешь ведь, как бывает с толпой.
– Угу, знаю. Наверняка-кто-нибудь не выдержит, – сказал Сонни. – Я бы не хотел,
– Ее занесло сюда последнее дыхание падающего геликоптера военного флота,
– Ну ладно, а зачем?
– Хоть убей, не знаю. Дареному коню в зубы не смотрят.
Пит вошел в умывалку улыбаясь, довольный, что еще может смеяться. Раздевшись, он уложил старательно свернутую одежду на лавку. У стены лежала упаковка от мыла и пустой тюбик зубной пасты. Он поднял их и бросил в контейнер, потом взял стоявшую у стены орудийную щетку на палке и вытер пол в том месте, где Сонни наляпал при бритье. Кто-то должен поддерживать порядок. Он бы забеспокоился, насвинячь так кто-то кроме Сонни. Но этот не сходил с ума, он всегда был такой. Вот пожалуйста опять оставил открытую бритву.
Пит тщательно регулировал краны душа, пока его полностью удовлетворили давление и температура воды. В последнее время он все делал старательно, именно теперь так много хотелось почувствовать, узнать, увидеть. Удары воды по коже, запах мыла, чувство света и тепла, ощущение давления на всю подошву… Интересно, как подействовал бы на него постепенный рост радиоактивности в воздухе, если бы в остальном он сохранял идеальное здоровье?
Что происходит сначала? Потеря зрения? Головные боли? А может, отсутствие аппетита и постепенное истощение?
Почему бы этого не проверить?
С другой стороны, зачем забивать голову? Только немногие люди умрут от радиоактивного отравления. Существует множество других способов умерщвления – быстрее и без особых страданий. Например, эта бритва. Сейчас она лежала, сверкая на солнце, кривая и гладкая. Ею пользовались отец и дед Сонни, по крайней мере так утверждал он. Она была его радостью и гордостью.
Пит повернулся к ней спиной, намылил под мышками, поглощенный нежными прикосновениями лопающихся пузырьков пены. Когда он вновь испытал отвращение к самому себе из-за частых раздумий о смерти, его вдруг осенило. Его болезненный разум не подсовывал ему этих мыслей, мысли о смерти несло с собой знание положения дел. Или: "я никогда больше этого не сделаю", или: "я делаю это в последний раз". Может, начать делать все наоборот? – горячечно подумал он. Скажем, ползать по полу или ходить на руках, отказаться от сегодняшнего обеда, а вместо него перекусить часа в два ночи, а на завтрак съесть немного травы.
Однако дышать все равно нужно, и сердце твое должно биться. Ты будешь потеть и дрожать как обычно. Этого не избежать. Когда это произойдет, ты вспомнишь. Твое сердце уже никогда не выбьет свою дробь, оно будет биться все слабее и слабее, пока ты не остановишь его.
Ну и блестит эта бритва…
Твое дыхание будет таким же, как прежде.
Вошел Сонни. Пит намылил волосы. Техник поднял бритву и замер, вглядываясь в нее. Пит наблюдал за ним. Мыло попало ему в глаза, и он выругался. Сонни отскочил.
– Чего ты уставился, Сонни? Никогда прежде ее не видел?
– Конечно, видел. Только я… – он закрыл бритву, снова открыл – сверкнуло лезвие. – С меня довольно, Пит. Я хочу от нее избавиться. Нужно тебе?
Нужно ли ему? Может, еще сунуть ее в солдатский сундучок? Под подушку?
– Нет, Сонни, спасибо. Я не умею ею пользоваться.
– А мне больше нравятся электрические бритвы, – пробормотал Сонни. – Так что с ней сделать?
– Выбрось ее… нет. – Пит взмахнул в воздухе полуоткрытой бритвой, сверкнувшей над контейнером с мусором. – Выбрось ее через… – Нет. Падающая по дуге в высокую траву. Он может захотеть ее найти. Будет ползать вокруг, ища ее в свете луны, и может найти.
– А может, разломать ее на кусочки?
– Нет, – возразил Пит. – Кусочки… – Маленькие острые кусочки, воткнутые в землю. – Я что-нибудь придумаю. Подожди, сейчас оденусь.
Он быстро мылся и вытирался, а Сонни стоял, вглядываясь в бритву. Она была острой, и даже если ее сломать, останутся сверкающие обломки, по-прежнему острые как бритва. Если бы острие затупить на шлифовальном круге, кто-то может найти бритву и заточить ее снова, поскольку она несомненно останется бритвой – отличной стальной бритвой; которой можно…
– Есть! Лаборатория. Мы от нее избавимся, – уверенно заявил Пит.
Он натянул одежду, и оба пошли в лабораторное крыло. Там было тихо, и голоса их эхом отражались от стен.
– В какую-нибудь печь, – сказал Пит, протягивая руку за бритвой.
– В пекарную? С ума сошел!
– Ты никогда не бывал здесь, правда? – захохотал Пит. – Как и всюду на Базе, здесь происходило гораздо больше, чем думали многие. Это место называли пекарней, и официально здесь велись исследования по получению новых разновидностей высококалорийной муки. Но тут есть и множество других вещей. Здесь велись разные работы, опробовалисв инструменты, проектировались устройства для чистки овощей. Здесь находится электрическая печь, которая… – он толчком открыл дверь.
Они прошли через длинное, захламленное помещение.
– Здесь можно делать все, начиная с отжига стекла и покрытия керамики глазурью, до определения температуры плавления сковороды. – Пит для пробы нажал выключатель, вспыхнул контрольный огонек. Он открыл настежь небольшую тяжелую дверцу и поместил вовнутрь бритву. – Можешь попрощаться, через двадцать минут от нее останется мокрое место.
– Я хочу это увидеть, – сказал Сонни. – Можно смотреть, как она поджарится?
– Почему бы и нет?