Фатальное трио
Шрифт:
Свежо предание, как говорится, но в моём положении нельзя отбрасывать даже самый призрачный шанс. Поэтому я пишу Артёму сообщение, подтверждая, что приду и обязательно выступлю.
Я прилично опаздываю и вбегаю в зал, когда Артём произносит:
— Так, Алиса, кажется, не смогла прийти, поэтому я приглашаю на сцену…
— Я здесь! Извините, я здесь, — восклицаю я, пробираясь вперёд.
Пока ехала в метро, в голову лезли мысли о Робе. Снова и снова прокручивала вчерашний вечер, то, каким отвратительным был Яр, как Роб отправил его в нокаут и то, что случилось
Надо было всё же пригласить зайти, а то выглядела, как настоящая сука. Сама получила удовольствие, а остальные, пошли на хер. Вообще-то я его не просила. Но и не возражала. Ага, возразишь ему… В общем, я так углубилась в свои мысли, что пропустила свою станцию. Вот и опоздала.
— Простите, пожалуйста, — снова повторяю я.
— Так, ну вот, отлично. Алиса всё-таки сумела добраться. Давай, проходи к микрофону. Итак, свои стихи почитает Алиса Лисицына.
Я бросаю на стул плащ и сумку и поднимаюсь на подиум. Всё как обычно в нашем клубе. Небольшое помещение в не самом популярном баре, в зале собрались немногочисленные ценители и мастера словесности, ищущие читательской любви, взаимного признания, а некоторые и романтических приключений. Эрато* к этому благосклонна.
*(Эрато — муза любовной поэзии в древнегреческой мифологии)
Я подхожу к микрофону. Чтобы настроиться, мне достаточно пары секунд. Окидываю присутствующих взглядом и начинаю читать. Всё идёт хорошо. Публика мои стихи принимает с воодушевлением. Поскольку часто приходят одни и те же люди, нужно постоянно выдавать что-то новое. У меня с этим пока проблема, новинок не так много, но никто, кажется, не возражает.
Посреди выступления, однако, происходит нечто, выбивающее меня из ритма. Я вдруг тушуюсь и на какой-то момент напрочь забываю все слова. К щекам приливает краска и голова начинает кружиться.
В зал входит элегантный мужчина в чёрном костюме и чёрной рубашке. Он останавливается чуть поодаль, но прямо напротив сцены и не отрываясь следит за мной. Его взгляд прожигает насквозь, заставляет сбиваться, делать нелепые паузы и краснеть.
Это Роб! Что он здесь делает? Как узнал, что я сегодня выступаю? Об этом не говорилось ни в одном из объявлений клуба…
У меня кое-как получается взять себя в руки и закончить выступление. Как только я спускаюсь с подиума, Артём подводит меня к столику, за которым сидит дама лет пятидесяти. У неё чёрные волосы, злые глаза, крючковатый нос и большой рот, как у куклы из театра Образцова.
— Вот, Дина Бениаминовна, представляю вам Алису Лисицыну, звезду нашего клуба.
Это и есть, судя по всему, охотница на поэтов из издательства.
— Вы неплохо читаете, Алиса, — говорит она. — Если бы вдруг не засмущались посреди выступления, можно было сказать профессионально.
Я подсаживаюсь к ней, и она расспрашивает, кто я, чем занимаюсь, были ли публикации, где можно прочитать мои произведения и всё такое. На сцене пока пусто, объявлен небольшой перерыв. Поговорив со мной
Встав из-за стола, я замечаю оживление в глубине зала. Подхожу ближе и вижу, что несколько парней и девушек окружили Роба. Девушки буквально пожирают его глазами, что-то переспрашивают, улыбаются. В сердце ощущается болезненный укол. Ого, с чего бы это…
— При всей самобытности ваших авторов, мне кажется, более тесные творческие связи вам не помешают, — говорит Роб. В Питере, например, есть замечательные поэты, в Екатеринбурге, Новосибирске. Вам нужен больший поэтический кругозор, тренировка вдохновения.
— А кто из нашего клуба вам больше нравится? — чуть жеманно спрашивает его Людочка с огромными глазищами. Её глазам не одно посвящение было сделано нашими клубными поэтами.
— Петрак, вне всяких сомнений, обладает острым умом и нестандартным словарным запасом. Он звучит современно и по-космически глобально. У вас, Людмила, тоже есть очень впечатляющие стихотворения.
Это что, Роб? Или его брат близнец? Стоит и разглагольствует о поэтах нашего клуба? Что здесь происходит? Он смотрит на меня, и я замечаю озорные искорки, вспыхивающие в его золотисто-янтарных глазах. От этого взгляда по телу пробегают колючие мурашки.
Людочка оглядывается, пытаясь проследить на кого это смотрит Роб и утыкается в меня. Её лицо становится недовольным.
— Но ближе всего, — продолжает Роб, — мне творчество Алисы. Это поэт совершенно неординарный, её нервная проскальзывающая рифма проникает под кожу. Она свободна и раскована. У неё необыкновенное поэтическое чутьё, особая способность к живой метафоре, парадоксальному сравнению, умение закручивать мысль в тугую спираль и склонность к драматическому переосмыслению каждого проявления жизни. Её стихи рождают вибрации, затрагивающие сердце.
Затрагивающие сердце? Серьёзно? И оно у тебя есть? То есть не только член, но и сердце?
— О ком это вы? — спрашивает строгим голосом подошедшая Дина Бениаминовна.
— О Лисицыной, — поджав губы сообщает Людочка.
— Интересное суждение. Пожалуй, во многом с вами соглашусь.
Что-то я уже ничего не понимаю. Не сходятся у меня концы с концами и когнитивные функции дают сбой. Я молча поворачиваюсь и отхожу в сторону.
— Алиса, — догоняет меня Роб. — Постой.
Меня накрывает горячим облаком его аромата. Мирра и ладан. Мои движения становятся скованными, мысли путаются. Он злой колдун, догадываюсь я наконец.
— Как ты узнал, что я буду здесь?
Я стараюсь говорить сухо и отчуждённо, но его волшебство, его магия и слова о моих стихах, как диверсионная группа, проникшая в тело и мысли, расшатывают меня изнутри.
— Это же твой клуб, ты всегда приходишь.
— Не всегда.
— Ну, я надеялся, что придёшь. Послушай, у меня есть предложение. В моей машине лежит свежий осьминог, итальянские помидоры, вино, ещё кое-какая снедь. Я хочу, чтобы мы поехали к тебе домой и просто поужинали. Позволь мне приготовить для тебя ужин.