Фатальный Фатали
Шрифт:
А часы и дни уходят.
Пусть грузины подыщут себе правителя! И армяне пусть! Пусть и Азербайджан! Может, к ним опытных персов направить? Самим, правда, людей негде взять, чтоб заменить, где уж о помощи думать?!
И уже идут гонцы к Юсиф-шаху: у грузин правитель есть, но армян пока не удалось собрать!
– А что азербайджанцы!
– Спорят! Вопит Билбил-хан Бакинский, дерет глотку Феил-хан Ширванский, жаждет крови Кан-хан
Карабахский!...
– А гянджинцы что?
– ?
– А что мои шекинцы?
– Эти нухулулар?!
– Ясно!
– "Придется, - подумал
А тут новая неожиданность: племена взбунтовались! Ах, мир и автономия? Так и поверил шаху Асадулла-хан! Посланец Юсиф-шаха убит, и племена вторглись.
Вот и покажи, друг Курбан-бек - он ведь назначил одного из славной пятерки друзей главнокомандующим!
– свое воинское искусство!
Что тот говорил воинам, как он их воодушевлял, о том Юсиф не ведает: но враг вторгся в их земли! Курбан-беку не верилось, как же сумел он? но войска оттеснили племена афганцев, отличилась конница, всадники ворвались в стан Асадуллы-хана, пленили его и вынудили подписать условия мирного содружества.
А потом курды.
Заявили о непокорности грузины, узнав о мятеже, но и здесь обошлось мирным договором, по которому шах признал, что...
– Стопстопстоп!... Что за намеки? Пик Шамиля!! А заговор князей?! Может, еще о варшавском буйстве?!
– Помилуй, Кайтмазов, какая в составе Персии Варшава? И горцев, как ты знаешь, я не одобряю, ибо бесцельная и безнадежная борьба! Но есть высшая справедливость! К тому же в свое время полякам конституция была дана, Союз...
– Конституция! Союз!
– с чего-то вдруг прорвалось в Кайтмазове, он поперхнулся, закашлялся (нервический кашель? надо налепить себе мушку!), потом переживал: чиновному человеку непозволительны эти вспышки эмоций. Никогда не соглашусь!
– С чем?
– удивился Фатали.
– Что конституцию им дали! Завоеванной стране! Союзнице Бонапарта! И эти возмутительные вирши
Мицкевича!
– Но я - то при чем?
– Э, нет!
– взял себя в руки Кайтмазов и уже улыбается, сладил с дерзкими вспышками.
– Меня не проведешь!
– А Юсиф, представь себе, друг Кайтмазов, договорился на основе полного доверия! И, кстати, вернул грузинам христианскую святыню - Христову ризу!
– Ту, что Шах-Аббас вывез из Грузии? И, разделив на четыре части, первую отослал в Иерусалим, вторую в Царьград, третью в Рим, а четвертую в Москву?! И ты думаешь, я позволю тебе хоть слово написать об этом?! Сия святыня, Фатали, помещена в Успенском соборе и в честь ее положения утверждено ежегодное празднование почти в день нашего Новруз-байрама!
– Но Юсиф успел вернуть! И никаких праздников!
– Постой, ты уже что-то путаешь; если он вернул, то как же я мог ее видеть в Успенском соборе?!
Гладкое-гладкое перо у Кайтмазова, гусь был белый-белый, перышко так и летит, тонко-тонко перечеркивая лист.
Так что же Юсиф-шах надумал? Вызвал главного евнуха, должность, прямо скажем, лишняя при таком шахе, и это пустые разговоры, мне, мол, одной достаточно: умел бы - имел бы! Но куда прогонишь старика! вызвал, и сердце тревожно застучало: Сальми-хатун! Но Мюбарека уже не проведешь: он слышал, как застучало сердце! А Юсиф поклялся бы, что зов Сальми-хатун услышал: "Мой шах, твои заботы никогда
– Как там Сальми-хатун?
Мюбарек заметно оживился: шах как бы утвердил необходимость его должности!
– В полной красе возлежит на дарованных послами мехах! И... помедлив, добавил: - Ждет вас!
– Потом, потом!
– отмахнулся Юсиф (и снова Кайтмазов: "Вот он, сюжет!!").
– А как жена?
– казалось, год ее не видел.
Евнух сник:
– Окружены заботой и вниманием.
– А где везир? военачальник? главный молла?
– Могу тотчас же!
– Нет, нет, не надо! Без кровопийц!
– Евнух побледнел и еще больше согнулся.
– Да выпрямись! Надо немедленно собрать сюда всех писарей столицы!
– Кого-кого?
– не понял евнух.
– Писарей! Пусть являются со своими тростниковыми перьями и чернильницами, а пергамент отыщется в канцелярии, отведи им самую большую залу во дворце, ту, где на стенах Сефевиды висят, всю ночь работать будут! Кстати, - вспомнил Юсиф-шах, - а где главный шахский писарь, Великий Секретарь, кажется, его титул? (Именно из его книги и вычитал Фатали фразу о лжешахе!)
– Искандер-бек Туркеман Мунши?
– Вот-вот! Мунши! Этот хитрец, который в своем историческом сочинении о Сефевидах условными титулами заменял имена шахов, дабы возвеличить их!... Как он называл отца, - вовремя осекся, хотел назвать Шах-Аббаса, а впору бы и себя, ибо Мухаммед-шах по версии, которую он прошлой ночью наметил, и его отец.
Мюбарек тотчас понял:
– Мухаммед-шаха?
– Ну да, кто же, как не он, мой отец?
– "Государь, достойный Александра Македонского".
– А деда моего, Тахмасиб-шаха?
– "Шах, место обитания коего рай". А родича нашего рода Сефевидов, подыгрывает Юсиф-шаху Мюбарек, - блаженной памяти Шах-Исмаила Первого называл "Государем, достойным Соломона или равным по мудрости Сулейману".
– Так где этот Мунши?
– Увы, Шах-Аббас забрал его с собой, и они скрылись.
(Что же напишет он о правлении Юсиф-шаха? И как назовет его в своей книге "История украшателя мира Аббаса"? Какой ему условный титул придумает? Реформатор, достойный... Но кого? Или с именем Ара-стуна - Аристотеля свяжет? С Афлатуном-Платоном? А Искандер Мунши ждет приговора звезд и посвятит Юсифу всего лишь одну, но длинную, фразу, о чем в свое время, ибо финал еще неведом никому.)
– Что ж, - вздохнул тревожно Юсиф-шах, - обойдемся без Великого Секретаря, а призовем рядовых писарей.
ВОЖДИ НАЦИИ
А члены шахского верховного совета ждали приказаний нового правителя; пока их не призовут, приучены Шах-Аббасом, нечего являться. Ждать пришлось долго, но и отлучаться опасно: надо быть начеку. Выпили не один стакан чаю, выкурили не один кальян, а шах не зовет. Можно вообще ничего не делать: как шло - так и пойдет; недаром ведь военачальник (когда шли в лачугу к седельнику, чтоб вознести его на престол) шепнул на ухо главному молле: "Шах-Аббас навел в стране такой порядок, что каждый дурак сможет управлять ею".