Фатум. Том третий. Форт Росс

Воронов-Оренбургский Андрей Леонардович

– Руби вторую спайку! – истошно заорал Тимофей Соболеву, бешено управляясь шестом, проклиная всё на свете из-за того, что им так и не удалось установить на плоту должное рулевое весло.– Нас тащит прямо на смерть. Давай, дава-ай!!!

Бросив ставший бесполезным расщепленный шест, Ляксандрыч вырвал из-за пояса тяжелый интрепель и, насилу пробираясь по ныряющему плоту, взялся неистово рубить толстые кольца каната. И хотя с первого взгляда казалось, что удары сыпались как попало, на самом деле они были точны. Огромная лесина, точно спущенная с цепи собака, сорвалась и, обгоняя плот, устремилась вперед.

И кстати – еще бы миг-другой, и их плот опрокинуло бы.

– Левее бери! Левее!

– Выравнивай, мужики!

– Сдох, что ли… Берегись!

Андрей, вытащив из воды мокрую насквозь Джессику, бросился на помощь к матросам, но его тут же сбило с ног, ударив спиной о бревна. Он ощутил жестокий удар, однако, хрипя от извивающейся в позвоночнике боли, поднялся, схватился за единственный оставшийся леер⁵⁴, и в сей же момент правая сторона плота с треском врезалась в камень. Удар сотряс плот, отбив мясо от костей беглецов, а чуть позже клокочущая вода потащила корму, слизывая тюки парусины, и вновь развернула плот.

С нарастающим ужасом все замерли, узрев, что от удара лопнули по крайней мере еще два троса, связывающие бревна, и они, чавкая при сшибании, начали стремительно расходиться. Между ними показалась черная вода.

– Держитесь! Все на левую сторону! Хватайтесь за бревна! – капитан подскочил к совершенно растерянной Джессике.

Раненый Чугин вряд ли расслышал сквозь рев воды голос Преображенского… Передернувшись всем телом и судорожно выкашливая из себя речную воду, приволакивая распухшую ногу, он попытался уцепиться руками за протянутый Палычем приклад, но коварные бревна вдруг разошлись под ним, и он провалился в ледяную воду. И тотчас тяжелые бревна с грохотом, подобно гигантским челюстям сомкнулись у него над головой. Когда его полное ужаса лицо вновь показалось позади плота, Соболев бросил конец веревки, но посиневшие пальцы Кирюшки промахнулись… Расстояние стремительно увеличивалось между ними. В последний момент, прежде чем он исчез навсег– да из виду, они приметили, как он, перевернувшись в воде, отчаянно греб, пробиваясь в сторону злосчастного берега.

* * *

Внезапно бурлящая стремнина круто взяла вправо, и вконец разболтанный плот, вздрогнув в последний раз, перестал нырять. Впереди виднелся широкий спокойный плес, который жался к наметившейся излучине реки, а далее, ближе к берегу, вода была гладкой, будто стекло…

Шесты лихорадочно нащупали каменистое дно, и плот вяло направился к зеленой мшистой береговой полосе.

Андрей, прижимая к груди Джессику, застывшим, слезящимся взглядом смотрел на растущие с каждым толчком деревья и камни…

Весь мир, все звуки и движения, казалось, увязли в невидимой паутине. В какой-то момент ему почудилась зависшая перед ним безглазая птица… Та, что приходила молчаливым горевестником в ночных кошмарах из далекой, дымной, пахнущей пожарами неведомой полосы горизонта…

Можно было протянуть руку и тронуть ее седой пух под крылом, каменный клюв и острые полумесяцы когтей… Замерло, казалось, и трепетание волос любимой, замер и угрюмый лес, зловещими космами повис над землею туман… и только плот продолжал двигаться в сем застывшем времени в стране мертвых берегов и сумеречного

безмолвия…

– Однако добрались, батюшка! Слава тебе, царица небесная! – Палыч, цепляясь багром за берег, вместе с боцманом стал подтягивать плот.

Приказчик, не дожидаясь полной швартовки, сгреб в охапку ружья, скакнул в волну и, с шумом разбивая воду, вышел на берег, отряхнулся, как волк, цепко огляделся окрест.

– Господи, неужели мы сделали это? – прекрасные глаза Аманды блестели от слез. Освободив руку, она отбросила с лица мокрые волосы, одернула прилипший к бедрам сырой подол платья.– О, я не знаю, как благодарить небо и тебя за мое спасение… – она крепко сжала пальцы Андрея.

– Мне довольно того, что ты жива.– Преображен– ский болезненно сморщил лоб.

– Что с тобой? У тебя перелом? – она с беспокойством ощупала его левую руку.

– Похоже… – Андрей, пряча лукавую улыбку, усмехнулся в душе своему розыгрышу.

– Боже, Andre…

– Это чепуха по сравнению с тем, что могло бы случиться с тобой, душа моя.

– Но твоя рука?

– У меня есть вторая, чтобы проводить тебя на берег.

Глава 4

Прошедший день тускло угасал. Сквозь саван серого, затянутого белесой пеленой неба хмуро и воровато проступало серебряное солнце. Кто знает, быть может, освободившейся от бренной плоти душе таким и является лик ангела – весь воплощение живительного света, он взирает на земную горечь и боль с сочувствием, но отстраненно.

Тревожное ожидание не покидало обессилевших путников. Неприятель никак не обнаруживал себя, разве что на ближних вершинах виднелись перемещающиеся стада горных, белых, как мел, длинношерстных козлов, издали похожих на снежные хлопья, рассыпанные по склонам.

– Что скажешь, брат? – поинтересовался Андрей, сидя у костра, который с помощью кремня и кресала сумел по-сле нескольких попыток развести зверобой.

– Не знаю,– проводник неопределенно качнул плечами, продолжая наблюдать за миграцией животных, но затем, затянувшись трубкой, скупо оговорился: – Но отчего-то же жмутся они к гольцам.

– И в самом деле, вашескобродие-с… – Палыч озадаченно почесал залысину.– Хто-то ведь турнул их снизу. Всяко не мы… ась?

Мужчины обменялись взглядами и, верно, прочли в глазах другого ту же колючую мысль, коя возжгла знобливую тревогу в каждой душе: не идет ли кто берегом следом за ними? А может быть, это Чугин, на безуспешные поиски которого ходили Тимофей с боцманом?.. Вряд ли… По сему поводу не было проронено ни слова. Оставшиеся в живых жались к теплу, по-братски делились крохами табака и сушили одежду.

– Четыре тюка, говоришь, смыло водой?

– Так точно, вашескобродие.– Соболев с досадой ругнулся в усы и сокрушенно покачал головой.

– Надеюсь, там были продукты? – Капитан отхлебнул дымного кипятку с брусничным листом.

– Никак нет,– угрюмо откликнулся боцман.– Порох и пыжи, вашескобродие… и голимый свинец.

– Тьфу! – Андрей тяжело вздохнул, больно переживая серьезную потерю.

Глупо, конечно, ругать дождь, лучше встать под навес… но, черт возьми, в сем многомильном крае оставаться со щепотью пороха и жалкой горстью свинца было равносильно самоубийству.