Фатум
Шрифт:
Солнце стояло в зените, нещадно опаливая землю: мужчине пришлось снять майку и повязать ее на голове, чтобы не двинуть кони прямо во время пути. Кронос держался молодцом, но все же Кристиану приходилось все чаще переходить на шаг, чтобы не загнать жеребца. Конечно, был во всем их путешествии и плюс: думая о том, как бы не свариться заживо и не отбить себе все детородные органы, мужчина просто не мог и дальше предаваться мыслям о том, что сейчас происходило с Николь. Зная о ее везении и феноменальной способности притягивать неприятности, Кристиан и представить боялся, в каком состоянии обнаружит девчонку. Если вообще обнаружит.
Наконец, после нескольких часов изнурительной дороги, им улыбнулась удача: мужчина заметил рыжеватую, осёдланную лошадь, пасущуюся прямо перед очередной горной тропинкой. Кристиан поспешил спешиться, и, как только его ноги коснулись земли, он с облегчением выдохнул: как ни странно, он умудрился продержаться в седле. Неплохо для первого раза, а? Хотел бы он увидеть лицо нисы, когда она об этом узнает…Однако, кажется, иметь детей у него явно не получится: на Эстасе они все и так
Выдохнув, мужчина поспешил к лошади и, увидев эмблему на седле, напрягся: видимо, эта рыженькая лошадка с песочной гривой и грустными глазами и была Тыковкой. Конечно, это был хороший знак – он шел в правильном направлении; но с другой стороны, пустое седло наводило на определенные нехорошие мысли относительно наездника.
Связав лошадей друг с другом, мужчина оставил их у ближайшего дерева и попытался их напоить: на это ушла вся оставшаяся у него вода, но Кристиан сейчас меньше всего думал о жажде. Дурное предчувствие съедало мужчину изнутри. Чем выше он поднимался, тем более спертым становился воздух, и тем сильнее сужалась тропа. От нагретого камня шел невероятный жар. Кристиан буквально через каждые несколько минут стирал пот со лба. Да уж, теперь он жалел, что не оставил себе воды. Учитывая, что после отравы, заботливо приготовленной нисой (ох, он ее точно прибьет!), у него был ужасный сушняк, а также то, что ему еще ехать обратно – остаться без воды – наихудший расклад. И все же мужчина продолжал идти, ведомый какой-то непонятной силой: он и думать не желал о том, чтобы остановиться, отдохнуть, вернуться. Здравый смысл подсказывал ему, что он все равно не нагонит беглецов за эти сутки – слишком большая фора, слишком мало информации, но он упрямо шагал вверх по тропе, терпя палящие укусы солнца.
К тому времени, как Кей пришел к искомому месту, к месту обмена, он был уже в полуобморочном состоянии: в глазах двоилось, горло пересохло, голова безвольно моталась из стороны в сторону. Он не видел ничего, кроме своих кроссовок, тонущих в дорожной пыли, так что шел он скорее на ощупь, скользя рукой по огненным каменным сводам. Ожогов Кристиан уже не чувствовал, так как горела у него абсолютно вся открытая кожа.
Сначала, мужчина подумал, что перед ним была змея: маленькая, черная, блестящая. Она внезапно оказалась прямо у мысков его черных кроссов и замерла в ожидании. Заторможенный путник тоже замер, думая о том, распространялся ли его природный магнетизм и на змей тоже: может, тварь уже прониклась к нему симпатией и благородно решила оставить его в живых? Иначе к чему она медлит? Однако следом за бредовыми, подоспели и здравые идеи, и, как только воспаленный мозг хранителя вновь начал работать, мужчина все же отскочил в сторону. Проморгавшись, Кристиан понял, что его зрение подвело его: тоненькую, почти высохшую струйку крови, берущую начало от тела Пола – вот что Кей принял за опасное пресмыкающееся. И, как только взгляд мужчины проследил исток сей алой речки, Кристиан почувствовал… что-то. Именно «что-то», потому что идентифицировать это абсолютно новое для него ощущение он не мог. Теперь он был бы рад снова впасть в забытье, от таблеток или же солнечного удара – плевать, лишь бы не слышать внутренний голос, который назойливо стучал у него в голове: «ты опоздал, ты опоздал, ты опоздал». Черт! Этого не могло происходить на самом деле! Он не мог опоздать. Он никогда не опаздывал.
Сорвавшись с места, хранитель рванул к телу парня, отчаянно глазея по сторонам, надеясь, что второй такой «змеи» тут нет. Достигнув цели, мужчина почти сразу был сражен наимерзейшим запахом трупного гниения, который порождал в его теле недвусмысленные позывы. Кое-как справившись с тошнотой, Кей все же пересилил себя и приблизился к тому, что когда-то было упырем: определенно, парень был мертв. Кристиан бегло осмотрел труп профессиональным взглядом, заключив, что это было самоубийство: серые склизкие пальцы трупа, внутри которых уже наверняка копошилось множество личинок, все еще сжимали пистолет; угол, под которым был сделан выстрел, положение тела – все говорило в пользу этой версии. Все, кроме одного: с чего вдруг этот упырь решил наложить на себя руки? Неужели до него только недавно дошло, какой он редкостный мудак, и что он не сможет с этим жить? Кристиан вот сильно сомневался.
Второй труп вызвал у мужчины гораздо больше печали и скорби. Хотя, возможно, чья угодно кончина огорчила бы его больше, чем смерть блондинистого сопляка. Если кого хранителю и было жалко, так это миссис Братт, которая приходилась бабушкой этому усопшему куску дерьма. Оставив позади гниющего парня, мужчина подошел к второму павшему: некогда гордый и статный жеребец, Нерон лежал горкой тухлого мяса посреди дороги, служа шведским столом для целого полчища мух. Смрад от него исходил еще более сильный, поэтому хранителю пришлось прижать к носу платок. Пожалуй, это был один из самых жутких моментов в жизни Кея; не столько из-за самого зрелища, сколько из-за обуревающих мужчину чувств: когда он только увидел серую тушу, ему стало нестерпимо дурно от того, что под этим гниющим телом могло оказаться другое. Поменьше, помоложе и…. Дьявол, может, конечно, это и делало Кристиана Арчера плохим человеком, но он испытал непередаваемое облегчение, когда понял, что кроме этих двоих на дороге больше никого не было; что ее, Николь, здесь не было, а следовательно, она, скорее всего, была жива. Черт, как же он ненавидел свою практичность за это «скорее всего»!
Видимых ранений на теле животного не было, но и на внезапный приход старости списать кончину скакуна не представлялось возможным. Конь не был расседлан, более того, на седле все еще моталась фляга, которую Кристиан, не без отвращения притянул к себе: если там вода, то
Обведя глазами место преступления еще раз, мужчина вдруг наткнулся на нечто, что никак не вписывалось в пейзаж: покрытый пылью атласный пиджак лежал за спиной мертвого коня, придавленный сверху камнем. Нахмурившись, Кристиан подошел ближе и присел на корточки: здесь же, на каменистом своде темнели какие-то пятна: кровь, вероятно. Будь мужчина героем какого-нибудь детективного фильма, он бы по-любому с важным видом потрогал пятна пальцами, возможно, даже понюхал бы их или попробовал на вкус, точно это бы ему что-то дало. На деле, ему лишь оставалось тупо смотреть на находку, отгоняя дурные мысли: поддавшись панике, Кей никогда не найдет беглянку. А подобный расклад его не устраивал: ему нужно было сосредоточиться. Пиджак. Да, именно он и был главной зацепкой. Хранитель сжал челюсти, небрежно отбрасывая находку в сторону. На первый взгляд, под атласной тканью не было ничего, кроме точной такой же каменистой тропы, разве что, чуть разрыхленной, словно армия муравьев проводила там парад. Но затем взгляд Кристиана уловил что-то знакомое, и мужчина присмотрелся повнимательнее: это была надпись. Несмотря на пиджак, ветер исказил некоторые символы, запорошив контуры песочной крошкой, но все же послание оставалось читабельным. Мужчина аккуратно провел по символам, гадая, что же ниса хотела этим сказать: предупредить, напугать или что? Какой реакции она от него ждала? Совершенно точно, Николь знала, что Кей пойдет за ней – вот ведь самоуверенная, импульсивная девица! Но вот только, что ему делать теперь? Кристиан снова опустил взгляд на еле заметную надпись – «Гибрид» – и нахмурился: конечно, это весьма осложняло дело. Мужчина предполагал, что невидимка мог быть гибридом, но все же очень надеялся, что это было не так. Теперь же стало очевидно, что Дэвид Абрамс – куда более опасный соперник, чем Кей мог себе представить. Но если раньше хранителю не было необходимости лезть на рожон, чтобы помешать невидимке попасть на Эстас – достаточно было бы лишить его средств связи и транспорта, то теперь, когда в его руках был козырь в виде одной глупой златовласой землянки, у Кристиана не оставалось иного выбора: хотел он того или нет, но встреча с Дэвидом Абрамсом была неизбежна.
– По закону жанра, – Николь откинула голову на кожаное сидение автомобиля, намеренно оставляя на нем как можно больше кровавых разводов: маленькая, прощальная пакость, так сказать. Он разбил ей голову, а она испортит ему тачку. Хоть какой-то след в истории останется, – главный злодей всегда рассказывает о своих коварных планах жертве, прежде чем ее грохнуть, – девушка разумно решила умолчать о том, что именно из-за этой злодейской привычки главный герой успевает прийти и всех спасти. – Так что сейчас очень даже подходящий момент для того, чтобы поведать мне свою душещипательную историю, а также дальнейшие намерения.
Дэвид продолжал смотреть на дорогу, всем своим видом демонстрируя полнейшее безразличие. Это была не холодная отстраненность Зомби, от которой хотелось съежиться, и не тихая задумчивость дяди, которая, наоборот, добавляла атмосфере некоторой одухотворенности, – это было сухое игнорирование. Николь не была уверена, что водитель ее слышал, что он вообще был живой: одна и та же поза, немигающий взгляд, каменное лицо. Даже руки, манипулирующие рулем, и те двигались машинально, будто принадлежали роботу. За всю дорогу Дэвид не сказал ей ни слова, не считая «пристегнись», что было, скорее, приказом, чем нормальным человеческим обращением. Сам он, кстати, не был пристегнут, что дарило девушке призрак надежды на то, что во время пути их остановит полиция, и она сможет хотя бы узнать, где они были. Однако сегодня явно был не ее день: они продолжали двигаться по горной трассе, на которой не были ни души; плюс, они в том-то и дело, что ехали, а Николь рассчитывала на то, что они пойдут пешком – так она могла бы и дальше оставлять Зомби подсказки. Правда, она вовсе не была уверена, что они понадобились бы: с какой стати Арчеру ее искать? Она бы на его месте не то, что не стала бы, она бы от радости джигу начала танцевать.
Поняв, что план с полицией не прокатит, девушка пыталась еще как-то запомнить маршрут, по которому они двигались: например, сколько раз они свернули направо, у какого фигурного дерева – налево, но, как назло, дорога вилась серпантином, и пейзажи, проносившиеся мимо были практически идентичными: бесспорно, прекрасными, но слишком уж одинаковыми. Плюс ко всему, Николь приложилась головой гораздо сильнее, чем думала, а потому ее периодически тошнило (как ни странно, Дэвид даже притормаживал и открывал окно; сам, без подсказок), и перед глазами постоянно плясали какие-то прозрачные козявки, искажая очертания предметов. Обессилевшая и слишком уставшая, чтобы бояться за собственную шкуру, девушка просто отдалась на волю судьбы и смотрела в окно, периодически донимая водителя глупыми разговорами. Ее рука судорожно сжимала пузырек с валиумом, который она в самый последний момент запихнула в кожанку перед уходом: нет, она не собиралась становиться нариком, она просто хотела перестраховаться – вдруг, ей удалось бы подмешать колес Полу и смыться? Единственная правильная вещь, которую она сделала, судя по всему. Теперь она сама могла наглотаться их: в худшем случае, она двинет кони от передоза; в лучшем – таблетки смогут размягчить ее мозг настолько, чтобы Дэвид не смог ей ничего внушить. Опять же, спасибо Полу за идею. Николь прикрыла глаза: упыря, конечно, ей тоже было немного жалко. В конце концов, он был лишь жадным недоумком, который связался не с теми людьми и не в то время: смерть за такое – слишком суровое наказание. Если бы каждый жадный или глупый человек на Земле получал от жизни красную карточку, то сейчас бы боролись не с экологическим кризисом, а с демографическим.