Фатум
Шрифт:
"Наши-то волшебники посильнее ихних будут!" - возликовал Кен.
Однако радость его оказалась преждевременной - враги подошли слишком близко, и ужас, внушаемый магией, лишь подтолкнул их двигаться вперед. Наплевав на всякую осторожность, первая линия нападавших с диким криком бросилась к фаланге ополченцев. Их безумный порыв немедленно подхватили все остальные воины герцога.
"Коли, Руби, Кромсай! Победа или смерь!" - разнесся над полем боя клич дома Лавайе, на миг заглушивший даже раскаты грома.
Наконец две армии сошлись лицом к лицу, и
"Держись!
– думал оруженосец.
– Держись, а я тебя прикрою!"
Их первым противником стал одноглазый наёмник в пёстро размалёванных доспехах. Он явно не был новичком, и нападал умело, всё время прикрываясь своим щитом.
"Сдохни, чёртов ублюдок!
– злился Кен.
– Сдохни!"
Стоило начаться схватке, и его страх прошёл, а руки стали действовать как бы сами по себе. Высунувшись из-за спины товарища, он бешено колол копьем, целясь в открытое плечо наёмника или торчавшую над его щитом маковку шлема. Но одноглазый ловко уклонялся, периодически огрызаясь опасными контратаками. Так продолжалось минут пять, пока исход дела не решила случайность: наёмник поскользнулся и, потеряв равновесие, на миг приоткрыл грудь. Эта нелепая ошибка стоила ему жизни.
"Получи гад!
– обрадовался Кен.
– Так тебе!"
Но не успело тело одноглазого коснуться земли, как на его месте возник следующий противник - бородатый здоровяк, в чёрных пластинчатых доспехах гвардии Лавайе. И вновь всё началось сначала.
"Скольких же нам придётся убить?" - подумал Кен, и кинул беглый взгляд за спину бородача.
Увиденная картина заставила его сердце вновь сжаться от страха - целое море лиц и настоящий лес копий. Наёмники, стражники, гвардейцы, солдаты регулярной императорской армии и бог знает кто ещё!
"Как же их много!
– неприятно поразился Кен.
– Да они просто задавят нас своей массой!"
Но время шло, а фаланга ополченцев по-прежнему оставалась на своём месте, сдерживая напор многократно превышающих по численности солдат Лавайе. Причиной тому были размеры копья. Именно из-за его длины в битве непосредственно участвовали только два-три передних ряда солдат каждой армии, тогда как остальные служили лишь резервом и подменяли собой павших товарищей. Конечно, нельзя недооценивать и психологический эффект производимый толпой напирающих врагов. В обычной ситуации необстрелянные ополченцы давно бы разбежались, но ситуация-то не была обычной. Магический ритуал глорана превратил обыкновенных горожан в идеальных солдат, которые скорее умрут, чем отступят. Так собственно и происходило, ополченцы постепенно гибли под ударами копий, зато фаланга твёрдо стояла на своём месте.
"Я начинаю уставать, - мрачно
– Значит и остальные выдохлись. Похоже, скоро отмучимся!"
Однако всё было не настолько плохо - парнишка, стоявший пред Кеном и служивший живым щитом, оказался везучим и до сих пор не умер, хотя и был невероятно близок к этому. Крепыш гвардеец почти добил его, когда, вдруг случилось нечто, изменившее ход всего сражения. Началось всё довольно прозаически, обычный порыв холодного ветра, ничего удивительного, по такой-то погоде. Но ветер стих, а воздух почему-то продолжал обжигать морозом. Дыхание бойцов теперь сопровождалось облачками пара, а капли дождя замерзали прямо налету и превращались в град.
"Снова магия, - даже не удивился Кен.
– Кажется теперь вражеская".
Но он ошибся - хотя строй ополченцев и прихватил мороз, настоящей целью всё же являлась пехота противника. По-крайней мере, тем пришлось значительно хуже. Их лица побелели, покрывшись изморозью, а промокшая одежда мгновенно затвердела. Холод усилился и атакующие совершенно позабыли о сражении. Выпучив ослепшие глаза, они хрипели и задыхались, словно выброшенные на берег рыбы.
Крепыш гвардеец корчился вместе с остальными, но Кен для верности всё же пырнул его копьем.
"Во чёрт! Что это?" - испугался оруженосец, уставившись на рукоять своего копья.
От металлического наконечника вниз по древку быстро бежала дорожка белого инея. Пару секунд и она достигла кисти оруженосца, заставив его разомкнуть пальцы и уронить оружие.
"Надо поднять! Нельзя же сражаться голыми руками", - ещё сильнее перепугался Кен.
Однако он беспокоился напрасно - около сотни солдат Лавайе уже стали оледеневшими трупами, а боевой дух остальных был окончательно сломлен. Армия герцога, напуганная ужасной смертью товарищей, в панике отступала по всему фронту.
***
В походном шатре Ги Лавайе повисло гробовое молчание. Сам герцог был чернее тучи и сидел как на иголках, а его сильно уменьшившаяся свита столпилась у самого выхода, подальше от глаз раздраженного хозяина. Даже Тулук держался тише, чем обычно и сохранял на лице подходящее ситуации скорбное выражение. Генералу тоже было явно не по себе. Облокотившись на стол и подперев голову руками, Д'Изи отрешённо глядел в пустое пространство прямо перед собой. Лишь эмиссары капитула оставались по-прежнему спокойными и, вели себя, как ни в чём не бывало.
– Итак, - нарушил тишину герцог Лавайе.
– Мы потеряли две с половиной тысячи солдат. Почти всю нашу пехоту.
Он замолчал, давая возможность высказаться остальным, но желающих не нашлось, и герцог был вынужден продолжить сам:
– В резерве осталась лишь кавалерия и стрелки. Да ещё пушки, которые сейчас абсолютно бесполезны. Что будем делать?
И вновь повисла тишина. Все понимали: сражение проиграно, причём проиграно с разгромным результатом. Однако тех, кто посмел бы прямо высказать это соображение вслух, среди присутствующих не нашлось.