Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад
Шрифт:
Мало того, что вы — рабы природы, рабы своих страстей и безграничных желаний, — над вами царит еще незримый жестокий властитель, для того чтобы, упиваясь мечтами о свободе, вы в ярости не растерзали друг друга в клочки. Он подчинил вас трусливому тирану, права которого вы, повинуясь воле предвечного, признаете и оправдываете независимо от того, справедлив он или несправедлив. Тем самым вы позволяете ему безнаказанно злоупотреблять своим могуществом. Так восстань же — против того, от кого и этот тиран якобы получил свои права! Если же тебе больше нравится мысль, что предвечный в гневе своем создал подобных тиранов для наказания народов, то против этого я ничего не имею, — этот взгляд свидетельствует о том, что люди познали наконец самих — себя и поняли, как следует с ними обращаться и чего они заслуживают.
Ф а у с т: Пусть поймет это тот, кто может! (Он ударил себя в лоб и в грудь.) Мой ум и сердце находятся в противоречии со всем, что я вижу, слышу и чувствую. Темные
В том же духе продолжал Фауст развивать свои мысли дальше; его представления и чувства скоро приняли самые уродливые формы. Дьявол ликовал, так как видел, что цель уже близка, и предложил Фаусту продолжать путешествие, надеясь, что дальнейшие переживания еще больше смутят его дух.
Когда они покидали Париж, дьявол сказал:
— Я уже предвижу те ужасные несчастья, которые постигнут этот цветущий город.
По дороге в Кале он часто повторял:
— Скоро эти поля будут усеяны трупами убитых в гражданских и религиозных войнах. Столетиями здесь будет неистовствовать дух раздора, и всякий раз, когда деспот устанет убивать, священник, по велению неба, будет подстрекать его к еще более ужасным злодеяниям.
8
Фауст и дьявол перелетели через канал и прибыли в Лондон как раз в тот день, когда отвратительный, уродливый герцог Глостерский{63} провозгласил себя регентом королевства. Он всеми силами старался отнять корону у своего племянника, сына покойного короля. Брата он устранил со своего пути с помощью яда, а королеву, которая, узнав о его намерениях, бежала с детьми в Вестминстерское аббатство, он заставил выдать ему четырнадцатилетнего наследника престола — и его младшего брата, герцога Йоркского. Мать с трепетом отпустила сыновей, предчувствуя их судьбу. Фауст слышал сам, как, по велению регента, доктор Шоу{64}, обращаясь к удивленному народу, с церковной кафедры доказывал, что королева-мать, которая, кстати, была еще жива, делила свое ложе с любовниками, что умерший король был плодом прелюбодеяния и что никто из членов королевской семьи, кроме самого регента, не может считаться законнорожденным. Фауст видел, как казнили вельмож, которые не желали поддержать регента, и дьявол привел его в Тоуэр как раз в ту ночь, когда Тиронель{65} велел умертвить руками наемных убийц законного короля Англии и его брата Йорка и зарыть их у порога тюрьмы. Он был свидетелем трусливой покорности парламента и коронации гнусного тирана; он был свидетелем переговоров королевы с убийцей ее сыновей; он слышал, как она согласилась отдать узурпатору трона руку своей старшей дочери, чтобы тем способствовать его насильственному восшествию на престол и самой быть снова при дворе и у власти, в то время как через восставших вассалов она уже вступила в соглашение с будущим мстителем, графом Ричмондом{66}. Все это так возмутило Фауста, что даже очаровательные англичанки не могли дольше удержать его на этом острове; он покинул Англию, негодуя, потому что еще никогда не видел, чтобы преступления совершались так хладнокровно и так бесстыдно. Но ведь Фауст еще не был в Риме. И когда они садились на корабль, дьявол сказал ему:
— Этот народ, Фауст, будет какое-то время вздыхать под гнетом деспотизма, потом, быть может, он принесет одного из своих королей на плахе в жертву{67} желанной свободе, чтобы впоследствии снова продать ее за золото и титулы его же наследникам. Впрочем, этот народ, известный своими пороками, — хороший поставщик рекрутов для ада, ибо когда-нибудь золото станет его единственным божеством.
Затем дьявол повез Фауста в Милан, где они побывали в соборе и присутствовали при убийстве герцога Галеаццо Сфорца{68} в день святого Стефана. Фауст слышал, как убийцы громко призывали святого Стефана и святого Амвросия и просили их о мужестве для совершения этого благородного дела.
Во Флоренции, древней резиденции муз, они видели, как племянник великого Козимо{69}, отца отечества, был умерщвлен у алтаря собора «Санта репарата» в ту самую минуту, когда священник поднимал тело господне; это было условным знаком, который подал убийцам Сальвиати, архиепископ Флоренции. Через своего племянника папа заставил Сальвиати содействовать этому преступлению, которое должно было уничтожить всех Медичи и сделать папу полным властителем Италии; впрочем, это относится уже к более поздней истории церкви.
В Испании они обнаружили, что на престоле обман и лицемерие скрываются под маской благочестия. Они видели, как на кострах во славу любвеобильного христианского бога сжигали людей. Они слышали, как великий инквизитор Торквемада{70} хвалился перед лицемерной
Проклиная весь род человеческий, Фауст продолжал тем не менее наслаждаться земными радостями и прелестными женщинами Англии, Флоренции и Испании и поверил наконец, что все эти ужасы неизбежно присущи природе человека, ибо последний принадлежит к тем животным, которые либо пожирают себе подобных, либо сами должны быть ими растерзаны.
9
Дьявол прекрасно видел, как сильно поражали Фауста все эти сцены, в какую ярость они его приводили и как постепенно при виде этих злодеяний все больше притуплялось его нравственное чувство, и решил на десерт показать Фаусту двор папы римского. Он знал, что там коренился самый обильный источник пороков, он видел в нем самую совершенную школу преступлений, которые распространялись отсюда с благословения главы христианства и наместника божия среди всех народов Европы. Он сказал Фаусту:
— Ты уже не раз бывал при больших королевских дворах и видел их образ правления. Отправимся теперь в Рим и посмотрим, лучше ли обстоит дело с церковью и ее правлением.
Хитрец льстил себя надеждой, что Александр VI{72}, который носил тройную корону и распоряжался ключами от рая и ада, поможет ему завершить его мрачный умысел против Фауста и ускорит его возвращение в преисподнюю. Пребывание на земле давно надоело дьяволу, — уже столько раз в течение тысячелетий он скитался по ней, и, как ни забавляли его черные деяния людей, но в конце концов все сводилось к одному и тому же. А ведь однообразие так утомительно. Легко понять, что любой дьявол, желая избегнуть его, охотно предпочтет тьму свету, — ведь и люди по этой же причине совершают по крайней мере половину тех глупостей, которые слишком часто завершаются преступлениями.
По пути в Рим они натолкнулись на два военных лагеря, расположившихся друг против друга. Одним войском командовал Малатеста да Римини, другим — папский генерал. Коварная политика Александра, который начал с того, что заманил молодого еще тогда короля Франции{73} в Италию, а потом выгнал его обратно, сводилась теперь к тому, чтобы при помощи яда, тайных убийств и открытой войны уничтожить всех мелких властителей в Европе, а из их земель и укрепленных замков создать княжества для своих незаконных детей. Он начал с самых слабых и выслал это небольшое войско, чтобы ограбить Малатесту да Римини. Когда Фауст и дьявол ехали по большой дороге, они увидели на холме близ папского лагеря двух знатных рыцарей, которые бились в горячем поединке. Любопытство заставило Фауста подъехать ближе, дьявол последовал за ним, и скоро они поняли, что разгоряченные воины намерены разойтись не раньше, чем один из них падет от меча другого. Но особенно странным показалось Фаусту, что рядом с борющимися стояла белоснежная коза, разукрашенная яркими лентами, которую держал равнодушный оруженосец и которая, очевидно, предназначалась в награду победителю. На холме собралось множество рыцарей, желающих быть свидетелями исхода, этого поединка, но ждали они его с большим равнодушием. Фауст подошел к одному из них и, с характерной для немца прямотой, задал вопрос:
— Неужели рыцари дерутся из-за этой разукрашенной козы?
Он заметил, что оба дуэлянта при каждой паузе нежно посматривали на козу — будто, следуя рыцарскому обычаю, просили у нее защиты в минуту опасности. Итальянец холодно ответил ему:
— Конечно. И я надеюсь, что наш генерал отправит своего противника в ад за то, что, пока генерал выезжал для осмотра вражеского лагеря, этот состоящий под его командой рыцарь осмелился похитить из палатки генерала прекраснейшую в мире козу.
Услышав это, Фауст отступил, покачал головой и никак не мог понять, сон это или явь. На несколько секунд дьявол оставил его в этом смятении, а потом шепнул ему на ухо нечто такое, что заставило Фауста покраснеть и что осквернило бы эту бумагу. Между тем поединок продолжался с прежним жаром, пока шпага панского генерала не нашла отверстия в панцире противника и не пронзила рыцаря с такой силой, что, обливаясь кровью, тот упал на землю. В проклятиях он испустил дух, но последний взор его был обращен к козе, с которой он нежно прощался. Присутствующие приветствовали генерала радостными возгласами, а оруженосец подвел к нему козу, которую тот стал нежно ласкать и гладить, называя ее mia сага [13] .
13
Дорогая моя (итал.).