Фавн на берегу Томи
Шрифт:
…В зале библиотеки собралось все мыслящее общество сибирской столицы. Фрачники шумели в дворцовом портере университета. Когда раздался колокольный звон, созывающий всех на лекцию, все засуетились.
— Артемий Федорович, ради Христа, — положил руку на грудь Бакчаров, когда профессор забежал за ним в лаборантскую, — я очень скверно себя чувствую…
— Дмитрий Борисович, не желаю и слышать! — схватил его за плечи профессор и выпихнул к кафедре.
Публика встретила его оживленным шепотом. Но вскоре воцарилось глубокое молчание. Бакчаров полистал сделанные накануне наброски, прокашлялся
— Еще в первобытном обществе шаманы и жрецы, передавая знания из уст в уста на протяжении поколений, разработали способы воздействия на людей, которые сегодня называются гипнозом. Главный секрет этих якобы «магических» способов заключается в определении и использовании механизмов человеческого сознания с целью подавления воли и введения его в особые состояния рассеянности или полусна, во время которых человек чрезвычайно подвержен внушению. — Бакчаров остановился и окинул зал растерянным взглядом. Все внимательно его слушали. — Этот сакральный опыт, имевший изначально чисто ритуальное применение, стал приобретать прикладные назначения. Так что эти знания стали использовать не только лица, специально посвященные, но и простые люди, в том числе и мошенники. Так, методы целебного волхвования превратились в орудие аферистов и жуликов. Здесь прежде всего нужно сказать о старых странствующих цыганах, использующих в наши дни давно известные, но верные способы гипнотических практик…
Пока Бакчаров разгонял свой доклад, у какогото старого немца в первых рядах постоянно вырывались неуместные восклицания, словно лектор читал поэзию: «Удивительно! Возвышенно! — почти вслух твердил он или поворачивался к соседям и замечал: — А вот это есть глубоко». Он страшно раздражал Бакчарова, и учитель едва сдерживался, чтобы не сделать замечания.
— А теперь рассмотрим научное объяснение некоторых народных и цыганских способов очарования…
Тут красная капля упала на лист Бакчарова, и на заметках образовалась густая клякса. Дмитрий Борисович посмотрел вверх, озадаченно замер, потом осторожно потрогал усы. Носом шла кровь.
Внезапно Бакчаров заметил, что слева, у самой стены, отдельно, чуть в стороне от всех сидит и надменно наблюдает…
«Человек!» — вздрогнул лектор, осекся, ноги у него затряслись.
— С научной точки зрения одним из методов гипноза является втягивание человека в азартную игру… — попытался продолжить учитель, но пошатнулся, очки у него спали и повисли на шнурке. Перед Дмитрием Борисовичем поползли прозрачные, как тюль, змейки, все закружилось и потемнело. Бакчаров оступился, не сумел схватиться за кафедру и оглушительно грохнулся на пол. Зал ахнул, началась суета, многие повскакивали с мест и забегали над учителем.
Очнувшись, Бакчаров обнаружил, что лежит на канапе в небольшом будуаре дочерей губернатора. А рядом суетятся у туалетного столика переодетые, будто к маскараду, светские барышни.
— Чудно! Все готово, папенька! — объявила переодетая в Домино Анна Сергеевна и освободила толстенького Арлекина. Он соскочил с низкого туалетного табурета и подбежал к канапе Бакчарова.
— Дмитрий Борисович, вам уже лучше? — спросил толстенький Арлекин голосом губернатора. — А то у нас тут небольшой балаганчик намечается…
— Что я здесь делаю? — привставая, прохрипел учитель и сморщился,
— Вам сделалось дурно во время доклада в университете. Я приказал доставить вас к нам, — напомнил губернатор, подавая Бакчарову стакан с водой. — К тому же вам нужна была какаято бумага от доктора Корвина. Сам доктор только что от вас отошел…
Дружественный голос добрякагенерала несколько успокоил учителя, он сделал глоток ледяной воды, и ему тут же стало легче.
В комнату вошел толстый мужчина в костюме джигита — в черкеске, подпоясанной широким поясом, с подоткнутым кинжалом и черной повязкой на левом глазу.
— Как самочувствие, господин учитель? — с ходу спросил джигит.
— Эм, — растерянно замычал Бакчаров. Он не успел чтолибо ответить, как джигит стал грозить ему пальцем:
— Дмитрий Борисович, вы недолечились! Вам знакомо понятие о возвратном тифе?
— Честное слово, — начал оправдываться учитель, как вдруг ряженые доктор и губернатор, словно забыв о нем, начали о чемто громко спорить давящимися басами. Спор их прервала переодетая в Домино девушка:
— Господа, пора начинать, иначе великий магистр отменит ночь, и солнце взойдет прямо теперь.
— Нет, только не это, — испугался губернаторАрлекин, — без ночи нам не обойтись!
— Ну же, сир?! — призывала девушкаДомино.
— Вперед! — сказал Арлекин.
Губернатор увел доктора под руку, а четыре девушки схватили за руки изумленного Бакчарова и тоже потащили на улицу.
Из арки соседнего дома в Благовещенском переулке выехала карета и стала под фонарем у кованых ворот особняка. Все погрузились в тень кабины и выехали на кипящую ночной жизнью Базарную площадь, прогромыхали по деревянному Думскому мосту и зигзагом покатились вниз по Обрубу на Акимовскую улицу.
В дороге Бакчарову завязали глаза и велели ни о чем не расспрашивать, будто его ждал сюрприз. В дороге Бакчаров вспомнил, что уже сидел именно в этой карете, именно в этом углу дивана, и ему стало не по себе. И вновь маски, вновь дальний путь неизвестно куда…
Одна из борзых губернатора, удобно помещаясь в узком проходе, жалась к учителю, громко пыхтела и капала слюнями ему на коленку. Карета шаталась из стороны в сторону, бряцала окнами и стучала переборками. Вдруг она поползла вверх, едва справляясь с подъемом, и вскоре бухнулась в последний ухаб. Двери отворили, и Бакчарову помогли спуститься на болотистую почву двора, заполненного веселыми голосами, стуком каретных дверей и хлюпаньем пробирающихся по грязи ног.
— Где мы? — спрашивал учитель, когда его вели вверх по ступеням деревянного крыльца.
— Можете снять повязку, — объявила ему Анна Сергеевна.
Бакчаров сорвал платок и окинул взглядом незнакомый сумрачный пейзаж. То было разбухшее от сырости захолустье на опушке дремучего леса в конце сильно размытой дороги. Пустырь заполоняли коляски. Веселые наряженные люди брели по грязевой жиже к облезлому полусгнившему деревянному особняку, на крыльце которого и обнаружил себя Бакчаров. За этой суетой была видна широкая черная лента поворачивающей реки. Ее обрывистый берег был покрыт, словно драконьей чешуей, темными рогами аккуратно заходящих одна за другую елей, а у самой воды на обоих берегах мерцали далекие рыбацкие костры. Задержаться учителю на крыльце не дали и ввели в людный, мрачный холл, едва освещаемый четырьмя канделябрами.