Фавор или Бабушкин Внук (сборник)

Немировский Петр

– Девочки, на выход, клиенты ждут.

– Ладно, не пропадем. Давай еще по стаканчику. По последнему.

– Серж, ты просто опасен, – она взяла стакан. По-кошачьи мягко подложила под себя ноги, прильнув всем телом к спинке кресла. Сергей уловил запах ее тонких, чуть горьковатых духов.

– Говорят, ваш Наполеон в обращении с дамами вел себя, как грубый солдафон. Выбрав даму, приказывал ей явиться к нему в спальню. «Раздевайтесь и ложитесь», – отдавал команду, а сам еще некоторое время стоял над картой, замышляя русскую кампанию. Одна дама не удержалась

и съязвила: «Император, когда будете ложиться, не забудьте отстегнуть шпагу».

– Шарман! Серж, хочешь, погадаю тебе?

– Ты умеешь гадать?

– О да, у меня в роду были цыгане. Меня в детстве называли «ла петит гитана» – маленькая цыганка, – Лоренс допила вино, небрежно вытерла с подбородка сбежавшую струйку. – У тебя есть монета?

Он полез в карман, достал мелочь. На открытой ладони лежали мелкие монеты и жетон с отчеканенной голой девкой.

– Серж, ай-яй-яй, – промолвила Лоренс с шутливой укоризной. Взяла пятицентовую монету. – Дай руку. Правую.

Сергей протянул ей руку.

– Сними кольцо. Нельзя, чтобы на ладони был металл.

Сергей стянул с пальца обручальное колечко, вновь приблизил свою открытую ладонь почти к самому животу Лоренс. Она провела ребром монеты по его ладони крест-накрест, присмотрелась.

– Никогда не видела такой линии судьбы! У меня, посмотри, линии совсем другие, – и протянула ему свою ладонь.

Он поднес ее руку к губам. Поцеловал кончики ее пальцев.

– Серж, что за шутки?..

Он обнял ее шею. Она отклонилась на спинку кресла, отвернула лицо. Он поцеловал ее в щеку, в самую ямочку. Губы сами нашли ее открытый влажный рот. Его рука поползла по ее бедру, нащупала резинку на краю чулка, и за нею – теплую гладкую кожу. Лоренс с небольшим усилием отстранила его. Посмотрела ему в глаза:

– Император, вы не забыли отстегнуть шпагу?..

14

Лампы дневного света горели так ярко, что, казалось, это со всех сторон бьют солнечные лучи. В брезентовом мешке лежала отцовская одежда. Идя по коридору, Сергей здоровался с медсестрами и санитарками. Переступил порог палаты и...

Голые ноги отца лежали неподвижно на белой простыне. Над кроватью склонился кто-то в белом.

– Привет, – Борис Степанович кивнул сыну. Он лежал, вытянув руки вдоль тела.

Медсестра переливала какие-то растворы в пластиковую ванночку и распечатывала упаковки бинтов.

– Вышел в коридор тебя встречать, чувствую – что-то потекло, – говорил Борис Степанович. – Поднимаю халат, гляжу – сукровица. Вызвали хирурга. Он мне кожу сверху надрезал – оказалось, что внутри под кожей ничего не зажило. Видишь, какой теперь ров.

Вдоль живота Бориса Степановича тянулась раскрытая рана в полпальца глубиной. На красных волокнах лежала желтоватая слизь.

Сергей опустил мешок с вещами на пол. Ледяная волна прокатилась по его спине. Он думал, что за последние две недели уже привык видеть раны. Ан нет...

– Еще повезло, что не началось заражение, – медсестра окунала тампоны

в раствор и укладывала их в рану. Затем достала какие-то пластинки.

С одной стороны пластинки имели клейкую поверхность, а по краям – дырочки для шнурования. Она примерила пластинки, прижала их к коже, проверила, прочно ли держатся. Стала зашнуровывать этот своеобразный корсет.

– И как долго будет заживать? – спросил Сергей.

– Думаю, месяца два. Ничего, летом ваш отец уже будет ходить на пляж.

– Что она говорит? – cпросил Борис Степанович.

– Говорит, что рана заживет очень быстро.

Сестра завязала шнурок:

– Спросите, нигде ли ему не тянет, не жмет?

Борис Степанович потрогал бока.

– Вроде бы нормально. Можно идти на бал, – он засопел.

– Вам назначат медсестру, она будет приходить к вам домой и делать перевязки, – сестра еще раз взглянула на свою работу, о чем-то задумалась. – Конечно, можно было бы стянуть эту рану скобочками. Четыре-пять скобочек, вот здесь и здесь – тогда бы и зажило гораздо скорее, и шрам был бы не таким уродливым. Какая у вашего отца медстраховка? А-а, все ясно, это плохонькая медстраховка, с такой в нашем госпитале долго не держат.

– Поэтому я должен везти его домой с открытой раной?! – возмутился Сергей.

– Так решил хирург. Можете с ним объясниться.

– Серега, что случилось? – встревоженным голосом спросил Борис Степанович, пытаясь понять из-за чего перебранка.

На тумбочке у кровати стоял телефон. Сергей набрал номер:

– Я хочу поговорить с хирургом! Да, лично с ним. Что? Хирург на операции? А когда он освободится? Не знаете? Что ж, я подожду. Передайте ему, что Борис Сухоцкий остается в госпитале, – он бросил телефонную трубку. Посмотрел на отца.

Борис Степанович лежал, прищурив правый глаз под густой бровью. Что-то соображал. Встал и, шлепая по полу босыми ногами, пошел к мешку с вещами. По всему было видно, что решение им принято окончательно и обсуждению не подлежит.

– Погостили и хватит, нужно и честь знать. Тем более, завтра Люда приезжает. Что же: приедет – а меня дома нет?

– Ваш отец уже здоров, если рвется из нашего госпиталя, – пошутила медсестра. – До свидания.

...В солнечном луче радужно переливались пылинки. Борис Степанович одевался. Натянул джинсы, надел свитер. Сел.

– Надень мне носки и ботинки. Завяжи покрепче. Вот так.

– Хотите отвезти отца домой на машине госпиталя или на своей? – спросили Сергея в ординаторской. – На госпитальной безопасней, но придется долго ждать. Если на своей – мы никакой ответственности за больного не несем.

Когда Сергей вернулся, отец сидел на стуле.

– Ждать машину целый час?! – Борис Степанович зацокал языком.

Вошел парень в спецовке, достал из сумки какой-то электроприбор и отключил телевизор. Следом за ним появилась санитарка – сняла с кровати грязное постельное белье и стала застилать чистым. Эти незначительные изменения Бориса Степановича успокоили. Домой! Он свободней вздохнул, уселся поудобней.