Фаворитка
Шрифт:
– Давайте я вас перевяжу.
Видя мое нежелание снимать рубашку, покачала головой:
– Мужчине будет несподручно это делать, давайте я. Я никому не скажу, что вы женщина.
Она ловко промыла мою рану на плече, усмехнулась:
– Царапина, быстро заживет. А герцог не знает, что вы женщина? И ему не скажем. Вы просто не раздевайтесь. Вот, я приложила травы, все быстро заживет…
С уверениями она перевязала меня и, довольная своей работой, удалилась со словами:
– Сейчас поесть принесу.
Герцог
– Как вы?
– Все в порядке.
Ставя на стол грубоватый поднос, женщина незаметно подмигнула мне.
– Ваш паж молодец. Не пикнул, пока перевязывала. Его рука заживет быстро, хотя крови потерял немало. Спокойной вам ночи, судари… – Спасибо.
Людовик явно был зол, его недавнее веселье сменилось почти презрением. Плотно закрыв дверь, кивнул мне на принесенный сыр, молоко и хлеб:
– Ешьте, здесь другого не будет.
Есть не хотелось совсем.
– Я не голодна. Спасибо. За спасение спасибо.
Думала, он улыбнется при упоминании о бое, но глаза Меркера сузились от злости. Он уселся в единственное подобие кресла у камина, оставив мне постель. Пришлось пристроиться на самом краешке, не стоять же всю ночь у двери. Больше места в комнате не было, как я поняла, это и так королевские условия для данной местности.
– И к кому вы так спешили, сударыня? К любовнику?
– Вовсе нет!
Ожидала словесной перепалки, какие обычно начинались между нами при встрече, за время которой можно было бы уйти от ответа, потом сделать вид, что смертельно устала, а ночью попытаться выйти вроде по нужде и тихонько ускользнуть в обратном направлении, чтобы отправить в Нарбонн кого-то другого и по другому пути.
Мне хотелось спросить, как он сам оказался здесь, но понимала, что ответа не получу.
Может, лучше сразу прикинуться больной и усталой? Зря сказала, что у меня все хорошо…
Людовик хмуро наблюдал за моими размышлениями.
– Герцог, я устала, давайте отложим объяснения до завтра?
– Нет, не отложим. Полчаса назад вы догоняли противника с таким криком, что я бы предположил возможность преследования его до самого Орлеана. Будьте добры ответить на мой вопрос: куда и к кому вы ехали в мужском платье и под покровом ночи?
– А вы сами как здесь оказались?
Лучшая защита – это нападение, но только не против герцога де Меркера, когда тот в бешенстве, причем бешенстве холодном.
– Я мог бы и не задавать этот вопрос, без того ясно: спешили к герцогу де Сен-Мару! Вороне в павлиньих перьях.
– Вы так сердиты на герцога? – Я все равно делала попытку перевести разговор в шутливый тон.
– Я сердит на вас. Вы умная, красивая… даже, – он сделал движение, словно пронзая кого-то, – шпагой владеете вполне прилично, а рискуете жизнью ради пустышки.
Я просто не знала, что отвечать, не могла же
– Влюблены настолько, что готовы погибнуть от шпаг людей де Гонзага?
– Кого?!
– Вы не поняли, что вас преследовали люди Марии де Гонзага? – в голосе Людовика послышалась озабоченность.
– Нет. Как они узнали, что я уехала?
– Думаю, от вашей наставницы.
Мне стало дурно, но не от спертого воздуха или потери крови, а от понимания, что меня предала Мари.
Нет, этого не могло быть, он ошибается.
– Нет-нет, она не могла ничего никому сказать!
В голубых глазах герцога появилась насмешка. Не желая комментировать мой возглас, он отвернулся к огню.
– А откуда узнали вы? Для меня это важно, Луи.
Меркер вскинул на меня изумленные глаза. Я поняла, что удивление вызвано употреблением имени Луи, мягко добавила:
– Действительно важно.
– Ваша служанка прислала записку, кстати, жутко безграмотную, с сообщением, что вы уехали через Этамп и Орлеан.
– Бьянка?! – невольно ахнула я. Вот моя спасительница!
– Я не знаю, как её зовут. Задавать вопросы герцогине не стал, это только вы не замечаете, что живете под крышей врага, а отправился за вами следом.
Несколько мгновений он молчал, потом снова усмехнулся:
– Никогда не верил, что женщины и впрямь способны на такие безумства – отправиться в мужской одежде ночью через всю Францию к любовнику!
– Я спешу к кардиналу.
– Что?
А я вдруг осознала, что единственный человек, который действительно может мне помочь, независимо от того, сумею я потом вернуться или нет, тот, что сейчас почти презрительно смотрит, не веря ни единому моему слову. В глазах Людовика читалось: какие же вы все лживые!
– Это правда. И не думайте, что кардинал мой любовник, как, собственно, и Сен-Мар. Вы слышали о заговоре Сен-Мара и Гастона Орлеанского?
Герцог поморщился:
– Весь Париж болтает. Глупость. Думаете, кардинал не знает?
Я кивнула:
– Знает. Больше того: и король знает, но ничего не предпринимает.
– В отличие от своих отца и брата я не вмешиваюсь в политику и вам советую поступать так же, мадемуазель.
– Мне пришлось, потом расскажу почему.
Кардинал ничего не может сделать… – Вы так привязаны к кардиналу?
– …пока у него нет вот этого.
Я достала из-за пазухи текст договора, завернутый в ткань.
– Что это? – насторожился герцог.
– Людовик, скажите, как изменится Франция, если король сделает Сен-Мара премьер-министром?
– Вы с ума сошли?
– Это не ответ.
– Растащат все, что еще живо.
– Так и есть, – кивнула я. – Вот потому нужно, чтобы Сен-Мар не стал премьером, регентство над маленьким Людовиком получила королева, а её советчиком стал кардинал Мазарини.