Фаворитка
Шрифт:
Но и самому королю осталось недолго, ходит, словно полутруп, болен от макушки до пяток, а эти идиоты врачи то и дело пускают кровь и ставят клизмы. Тут и здоровый не выдержит. Клизмы при энтероколите и геморрое!.. какое счастье, что я здорова.
Хоронили кардинала с почестями, король проститься с тем, от кого столько лет зависел, не пришел.
Народ, вопреки всяким домыслам, празднеств не устраивал, люди чувствовали, что из жизни ушел великий человек, независимо от того, был ли он всем приятен. А еще они чувствовали, что кардинала больше собственной
Радовались при дворе. Те, кто помогал Ришелье, быстро приткнулись под крылышко Мазарини, а остальные злорадствовали, словно в смерти кардинала была их заслуга.
Посмотреть на умершего кардинала пришли даже те, кто при жизни обходил его стороной, делая крюк в десять лье.
Заметив Марию де Гонзага, я подошла ближе.
– Пришли убедиться, что кардинал действительно мертв? Кстати, текст договора он все же получил, зря вы отправляли за мной своих псов.
Они остались лежать в лесу под Орлеаном… Она вскинула на меня глаза:
– Что вы будете делать без защитника? Или надеетесь на помощь Мазарини?
Я не выдержала:
– Зачем вам был нужен этот павлин Сен-Мар? – Лицо герцогини при этих словах побелело, но возразить она не успела, я договорила то, на что решилась. – Вы будете королевой Польши, королевой, а не супругой глупого премьер-министра, которого недолго и сместить.
Глаза Марии вспыхнули непонятным огнем:
– Откуда вам известно о Польше?
– Да, сначала супругой одного короля, потом его брата. Обратите свои взоры туда.
Я не помнила имя польского короля, а потому поспешила отойти. Стоило вернуться на свое место, вспомнила – это король Владислав и его младший брат Ян Казимир.
По реакции Марии поняла, что о Владиславе она знает и принять предложение только что овдовевшего короля готова. Её можно понять, что делать в Париже после произошедшего, да и лет герцогине немало, никакое имя, никакое приданое не компенсируют прожитые годы, а позор из-за связи с казненным Сен-Маром еще не скоро смоется. Хотя в салонах ни её, ни Сен-Мара виновными не считают, скорее наоборот, чтут жертвами кардинала.
Но кардинал умер, скоро все забудется, куда тогда деваться Марии?
Я снова скосила на нее глаза. У Польши будет прекрасная королева! Это лучше, чем плести интриги при французском дворе. Правда, пока никто не знает, сколь блестящим станет он при следующем короле – Людовике XIV.
Снова осень, я уже год в Париже XVII века, давно пора возвращаться, но меня держало одно: Луи. Не попрощавшись с ним, я уйти не могла. Но Луи все не возвращался в Париж. Он прислал мне три письма, полных любви и обещания не выпускать меня из объятий, и при этом не слишком торопился. Что это значило? Была ли там действительно занятость делами порученного ему Прованса или очередная интрижка, оборвать которую он не торопился?
Написать, что я спешу, что мне пора исчезать, я не могла, поэтому молча страдала.
После смерти кардинала прошла неделя. Герцогиня не торопилась
Мари мстила мне еще одним способом: она забрала из дворца слуг и прекратила выдавать деньги на содержание. Со мной остались только четверо, но и этих четверых нужно кормить, нужны свечи, нужен корм лошадям, нужно есть самой. Началась война нервов, кто кого перетерпит.
Через пару дней, когда оказалось нужно платить по счетам булочнику и за привозимые дрова, я достала из шкатулки нитку жемчуга и отправилась к ростовщику. Жемчуг настоящий, но ростовщик попытался сбить цену, объявив, что он фальшивый. Я была в маске, чтобы никто не узнал, однако не заметить сердитый блеск моих глаз мерзкий паук не мог.
– Притушите блеск своих глаз, мадам, я не мотылек, чтобы лететь на него, как на огонь.
Берите то, что предлагаю, или уходите.
Я молча забрала у него из крючковатых пальцев жемчуг и спокойно вернула в бархатный мешочек.
– Вам никто не даст больше. Или вообще обвинят в краже.
– Фальшивого жемчуга? – усмехнулась я, открывая дверь из его каморки.
Он бросился следом, если это можно так назвать – зашаркал, канюча:
– Дам больше. В два раза. Больше, чем вы просите.
Я только покачала головой, понимая, что ничего хорошего не выхожу. Зря пришла, я не представляла, сколько могут стоит драгоценности или популярный жемчуг, меня могли не только обмануть, но и ограбить.
Но эта попытка показала следующую сложность: на что жить, если останусь? Идти в служанки или оставаться приживалкой у Мари?
Домой вернулась в отвратительном настроении, решив, что если через два дня Луи не приедет в Париж, переходить в свое время.
В вестибюле ко мне бочком подошел Гийом… Если сейчас скажет, что нужно платить еще кому-то, отправлю всех кредиторов к Мари, в конце концов, особняк её, пусть и платит.
Но Гийом сказал иное:
– Мадемуазель, вы видели, как погиб Бийо?
– Да, Гийом, он дрался, как лев, защищая меня. – Он действительно умер?
Не могла же я сказать, что видела труп бедолаги, когда герцог платил хозяину постоялого двора, чтобы тот похоронил убитых?
– Едва ли можно выжить, будучи проткнутым шпагами с двух сторон.
– Он бился против двоих?
О Бийо должна остаться хорошая память, он заслужил. Я кивнула:
– И он, и Шарль погибли просто героями. Мне повезло, я всего лишь ранена.
– Я это вот к чему… Бийо копил деньги… они остались… может, вы возьмете, это лучше, чем носить вещи к ростовщикам в заклад.
– Я не знаю, можно ли, Гийом.
– Мадемуазель, вы не герцогиня, ей я бы не отдал.
Мари, видно, прилично благодарила Бийо за услуги в спальне, Гийом принес увесистый кошель, на содержимое которого можно было скромно содержать дворец не меньше месяца.