Фаворитки французских королей
Шрифт:
Но этого было мало. Венецианцы, его старые враги, захватили, помимо этого, его личные вещи, среди них значилась кость святого Дионисия, которую он всегда возил с собой, никогда с нею не расставаясь, и альбом с изображениями всех женщин, услаждавших его во все время путешествия.
Но хотя число врагов у него явно прибавилось после измены его старых и испытанных союзников, какими были, например, небезызвестные Сфорца, стремление попасть на родную землю нисколько не ускорило его продвижения вперед.
В Сиене король задержался на шесть или семь дней, потому что сиенцы, как говорит летописец, всего лишь „показали ему дам“, и он ими тотчас увлекся, стремясь как-то развеять
15 июля 1495 года французы прибыли в город Асти, где король узнал, что войска под командованием Людовика Орлеанского осаждены в Новаре, замке, расположенном в 10 лье от Милана.
„Мы поможем нашему брату, — заявил удрученный король, — и пребудем в Асти до его полного вызволения“. Но родственник родственником, а любовь — любовью, ведь всегда бывает довольно легко сочетать первое со вторым. Как гласит история, не долг рыцаря и брата, но любовь к красавице Анне Солери удержала Карла VIII в Асти. Долгие недели эта страсть занимала все его мысли. Он позабыл даже осажденных в Новаре, хотя их положение было очень тяжелым.
Несчастные, лишенные всякого продовольствия, ослабленные дизентерией, с нетерпением ждали подхода основных сил королевской армии. Некоторые из этих страдальцев, совершенно пав духом и уже не надеясь на помощь, кончали жизнь самоубийством. Луи Орлеанский ждал, но и его терпение уже было на исходе. Увы, сейчас сам он пожинал то, что посеял в Лионе, ибо, приучив Карла к безудержному разврату, ставшему для того неотъемлемой нормой обыденной жизни, он не только подтолкнул его к могиле, но и сам мог волею судьбы или случая погибнуть в Новаре [37] .
Карл VIII меняет дам (ведь красавица Солери ему наскучила и он занялся другой родовитой и красивой дамой из Кьери, что под Турином. Карлу очень понравилась эта новая любовница, и судьба кузена по-прежнему висела на волоске. Так обстояли дела 10 августа 1495 года, но 8 сентября в самый разгар бала прибыл сеньор Жорж д’Амбуаз, сразу обратившийся к королю со следующими словами:
— Враг уже в Новаре. Пригороды крепости в огне. Едва ли герцогу, вашему кузену, удастся продержаться хотя бы несколько часов до подхода ваших сил.
Карл VIII оставил бал и уже два часа спустя выступил в поход. Результатом этого славного маневра стали переговоры, которые король Франции и его кузен повели с противной стороной.
Наконец, 9 октября 1495 года был подписан мирный договор, и в тот же день Карл поспешил вернуться в маленький городок Кьери, в котором провел еще несколько дней и ночей со своей Дамой сердца, лишь 21 октября возобновив путь домой.
7 ноября 1495 года он был уже в Лионе, где его по-прежнему ждала королева Анна, встретившая супруга со слезами радости на глазах. Лион оглашали звуки музыки. Горожане ликовали, но вскоре два горестных известия омрачили радость короля. Первое гласило, что столь денное итальянское приобретение Карла как Неаполь безвозвратно потеряно для него — Фердинанд Арагонский отвоевал город. Второе, из Амбуаза, было еще страшнее: в нем королю и королеве сообщалось, что их сын и наследник, трех летний принц Карл Орланд, болен оспой и состояние его здоровья день ото дня ухудшается.
Неделю спустя наследник умер, и траурный кортеж выступил из Лиона в Амбуаз.
„После похорон маленького дофина королева впала в глубокую грусть (придворные дамы слышали, как она громко стонала ночами), и огорченный король решил, чтобы отвлечь ее,
Что касается короля, то он выказал неодобрение, повернувшись к герцогу спиной, и некоторое время с ним не разговаривал“ [38] .
Впрочем, даже после смерти сына и наследника Карл VIII не пожелал изменить своих привычек: он по-прежнему оставался верен себе. В Амбуазе по его приказу готовилась новая череда турниров и празднеств, но ранней весной 1496 года на Париж обрушилась эпидемия таинственной и ужасной „неаполитанской болезни“, напрочь лишившей парижан склонности к милой их сердцу галантности. Церковь воспользовалась эпидемией для проповеди целомудрия, и многие весьма галантные дамы, на которых король уже положил глаз, уходили каяться в монастырь.
Желая отвлечься от дурных мыслей, король вновь обратил их на завоевание Неаполя. Королева же по-прежнему с немалым подозрением относилась к герцогу Орлеанскому. Теперь, после знаменитого случая на балу, она не упускала ни единой возможности отпустить на его счет колкое или язвительное замечание. Она надеялась на рождение второго сына, способного раз и навсегда пресечь все претензии Орлеана на французский трон. И в самом деле, 5 сентября 1496 года Анна Бретонская при всеобщем ликовании двора произвела на свет сына, и на этот раз судьбе было угодно распорядиться иначе: уже через месяц после рождения ребенок внезапно умер. Но уже через три месяца она забеременела вновь.
В августе 1497 года Анна родила еще раз крупного младенца, нареченного Франциском. Увы, ему не помогли ни переданные кормилицам амулеты, ни куски черного воска в кошельке из золотой парчи, ни даже змеиные языки различных размеров, призванные защитить малыша от сглаза.
Амулеты не дали никакого результата. Ребенок не прожил и недели. Королева была в отчаянии. Гнев Божий, который они с Карлом навлекли на себя и своих детей, вступив в безбожный союз, был неумолим, ибо у клятвопреступников, особенно венценосных, не могло быть детей… Так поговаривали в народе. Другие, не веря этому, утверждали, что всему виной происки некоего герцога, имя которого опасались произносить вслух. Впрочем, обвинения против Людовика Орлеанского обретали порой странную форму. Его подозревали в „устранении“ принцев не для того, чтобы взойти на трон, а для того, чтобы когда-нибудь самому жениться на королеве Анне, которую он по-прежнему любил. Напомнили о статье заключенного в Ланже контракта, гласившей, что, если Карл VIII умрет первым, не оставив наследника, Анна должна будет выйти замуж за его преемника…
— Для начала травят детей, а потом когда-нибудь отравят и отца… После чего останется лишь лечь к красавице в постель, — говорил кое-кто, смеясь.
Однако такие предположения были слишком ужасны, и благонамеренные люди предпочитали не высказываться [39] .
Шли месяцы, и в одно октябрьское утро 1497 года Людовик Орлеанский, желая примириться с королевой, прислал ей драгоценный подарок. Тронутая этим, Анна, ждавшая в сущности лишь повода, чтобы вновь полюбить своего бывшего жениха, подарила ему двух великолепных гончих.