Фаворитки французских королей
Шрифт:
Между тем шел 1519 год от рождества Христова. 11 января этого года скончался хорошо известный наш им читателям Максимилиан Австрийский. Императорский трон оказался свободен, и потому свои претензии на него выставили король Франции, король Англии Генрих VIII и Карл I, новый король Испании [102] . Увы! Императором был избран последний. Мечты Франциска рухнули. Конечно, это внешнеполитическое поражение было неприятно, но госпожа де Шатобриан смогла успокоить короля.
[102]Карл I (1516–1555) — испанский король, в 1519 году под именем Карла V избранный императором Священной Римской империи.
Конечно, ей завидовали (а подчас и ненавидели) чаровницы из «маленькой компании», но, главное, ее молча и без каких-либо бурных семейных сцен приняла королева
В 1520 году Францию намеревался посетить Генрих VIII, король Англии. И весь двор задавался вопросом: возьмет король Франциск на переговоры свою жену или любовницу? Одни из придворных отвергали даже мысль о такой альтернативе, другие, напротив, утверждали, что Генрих VIII большой знаток и ценитель женщин и потому на правах поклонника прекрасного пола, в последнем случае, легче пойдет на уступки в формируемом между Францией и Англией союзе, направленном против императора Карла.
Встреча должна была состояться на равнине между городами Гином и Ардр-ан-Артуа, в Артуа, куда король Франции прибыл со всем двором, раскинув в чистом поле не менее трех великолепных и просторных палаток из золотой или серебряной парчи. Эти как по волшебству явившиеся словно из-под земли дворцы были подобны какому-то сказочному городу. Придворные надели свои лучшие наряды, которые должны были поразить воображение не только английских вельмож, но и самого английского короля. Веко ре появился и он сам. Его сопровождали 5000 чело век, в том числе 3000 всадников. Увидев роскошь французов, он тотчас повелел своим каменщикам и плотникам построить как можно скорее легкое сооружение, которое ка первый взгляд казалось огромном и великолепным замком.
Наступил долгожданный миг первой встречи. Для нее была отведена самая высокая и красивая из французских палаток. «Франциск I, Генрих VIII, королева Клод, Луиза Савойская и госпожа де Шатобриан вошли туда с двумя английскими и двумя французскими вельможами. Оба короля тут же расцеловались; затем Генрих VIII, приветствуя окружавших Франциска дам, был видимо очарован фавориткой, о которой ему столько рассказывали в Лондоне. Франциск увидел, как загорелся его взгляд, и был рад, что ослепил своего соперника, показав ему не только несметные богатства, но и очаровательную любовницу» [103] . .Увы! Демонстрация богатств не принесла никакой пользы. Обе стороны так и не пришли ни к какому согласию, Даже более того, Генрих VIII, которого король Французский так: хотел расположить к себе, уехал поспешно раздосадованный и раздраженный. А вскоре это свое скрытое негодование на столь богатых и хитрых французов он выплеснул на людей из своей свиты и королевских любовниц. Говорили, что некоторые из них получили во время этих утех даже тяжелые травмы и «на много недель лишились возможности употреблять свою креветку». Таким образом король Франциск союза с Англией не добился, но удивление от всего увиденного получил превеликое. С другой стороны, знатные господа, и те и другие, с успехом выполняли то, что их повелителям оказалось не по силам — лагерь постепенно, как и двор Франциска в Бланже и Блуа, превращался в прескверное место. Все фрейлины Луизы Савойской и королевы Клод с наступлением ночи оказывались в объятиях английских дворян, английские дамы, расшнуровав свои весьма сложно и затейливо устроенные платья, укладывались на клевере в обществе французских капитанов. Так заключалось это англо-французское военное соглашение.
[103]Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 120.
Жаль, но уже 24 июня 1520 года, после семнадцати дней взаимной любви и обольщения, оба государя расстались друг с другом, так ничего и не подписав. Франциск и Франсуаза отбыли в Амбуаз, король Англии поспешил взойти на корабль, отплывающий на родину. Союз между ними не состоялся. И с этого момента Генриха VIII все более и более начинает привлекать Карл V 104] . Вскоре состоялась их встреча, на которую король Испании и ныне император Священной Римской империи, именно о владениях которого было сказано, что в них никогда не заходит солнце, прибыл на королевское собеседование без лишней пышности, даже более того, очень просто и скромно одетым. Такое поведение, и в особенности
Между тем в спальне Франциска I наметился легкий разлад, чреватый большими последствиями. Пылкая и прекрасная дама из Шатобриана уступила скромным и тайным, но очень настойчивым ухаживаниям близкого друга короля, славного рыцаря адмирала де Бонниве. Брантом в связи с этим рассказывает вот какую историю: «Слыхал я, что король Франциск однажды явился в неурочное время к некоей даме [105] , с которой у него была давняя связь, — и принялся грубо стучать в дверь, как настоящий повелите ль. Она же в то время пребывала в комнате с господином де Бонниве, но не осмелилась передать ему [106] на манер римских куртизанок: „Non si puo, la unora e accompagnata“ („Нельзя, госпожа занята“). Ей пришлось тотчас решать, куда спрячется ее кавалер, чтобы не попасться на глаза. На счастье, дело было летом, и камин был забит свежими ветками, как это было принято у нас во Франции. Вот она и посоветовала ему спрятаться в камине, за ветками, прямо в рубахе — тем более что в доме было тепло.
[106] Королю (прим. автора).
Король же, совершив то, что ему надо было от дамы, вдруг захотел облегчиться и, не найдя подходящей посудины, направился к очагу и пустил струю прямо туда, сильно покропив и увлажнив бедного благородного рыцаря и возлюбленного, тот вымок, словно на него вылили ведро воды, — ибо она, как из садовой лейки, потекла ему на лицо, в глаза, в нос и рот; так что, возможно, несколько капель просочились даже глотку. Сделав дело и так славно помочившись, король, попрощался с дамой и вышел. Та затворила за ним дверь и позвала своего любовника в постель продолжить прерванную забаву.
Она помогла ему умыться и дала другую рубаху, после чего еще и согрела его своим огнем! Дама эта была очень влюблена в господина де Бонниве, но королю желала доказать обратное… она говорила ему „Да Господь с ним, сир, с этим Бонниве: он вбил себе в голову, что невозможно как красив, — и я поддакиваю ему, чтобы не разуверять, а чем он больше проникается такими мыслями, тем более он смешон в моих глазах; впрочем, он и так весьма забавен и остер на язык; поэтому-то, когда стоишь рядом с ним, невозможно удержаться от смеха“… Ах! Как часто многие любвеобильные создания прибегают к подобным хитростям, чтобы прикрыть свои маленькие грешки, и говорят плохо о тех, в ком души не чают, издеваются над ними на глазах у всего света, лишь бы сохранить хорошую мину при плохой игре. Вот это-то и называется любовными хитростями и уловками» [107] .
Итак, долгое время уловки и хитрости госпожи Франсуазы с успехом позволяли ей скрывать эту запретную для приближенных короля любовную страсть, но однажды горестные слухи с легкой руки Луизы Савойской дошли до короля, но тот им не доверил:
«…Надеюсь, что меня обманули, ведь куда удивительнее было бы, если бы весь двор не был у ног этой дамы» [108] . Король скорее доверял очаровательным ножкам госпожи де Шатобриан, чем здравому смыслу своей матери. Развивая эту необычайно эротическую тему, приведем одно шутливо-серьезное наблюдение Бран том а, касающееся интересующих нас времен и описывающее пикантные нравы того времени (впрочем, попросив предварительно читателей не строго нас судить за это — ведь положение обязывает, а пикантность предмета требует…).
[108]Аббат де Брантом. Галантные дамы. М.: Изд. «Республика». С. 403–404 (Переев Г. Р. Зингера.)
Брантом говорит вот что (и это послужило хорошим представлением о галантности в XVI столетии в целом): «Как принято было полагать в старые времена, красивая ножка таила в себе столько сладострастия, что многие римлянки, благородные и строгие (или, по крайней мере, желавшие казаться таковыми), прятали ноги под платья, дабы не вводить мужчин в соблазн… Сдержанность сия, возможно, пристала тем, кто помешался на благочестии и приличиях и боится возбудить соблазн в ближнем, — она, конечно, похвалы достойна, но, я полагаю, что дай им [109] волю, они бы выставили и ступню, и бедро, и кое-что повыше, вот только лицемерие и напускная скромность заставляют их ежеминутно доказывать своим мужьям, что они-де и есть истинные праведницы; что ж, кому и судить о том, как не им самим?!