Фаворитки французских королей
Шрифт:
Знавал я одного дворянина, галантного и предостойного, который на коронации последнего короля в Реймсе разглядел сквозь доски помоста, сбитого нарочно для дам, ножки, затянутые в белый шелк и принадлежащие одной знатной даме — красивой и стройной вдовушке; и так ему это зрелище понравилось и запало в душу, что он прямо помешался от любви [110] , а ведь и красивое лицо, и прочие стати этой дамы» а не одни только ножки, вполне заслуживали того, чтобы томиться и чахнуть от любви порядочному человеку. Мне-то известно, сколько воздыхателей было у этой дамы — и не счесть!
Словом, как порешил я сам, а со мною и многие другие придворные, мне знакомые, вид красивой ножки и маленькой ступни весьма опасен (даже для королей) и воспламеняет сладострастия ищущий взор; и удивлению подобно, как это многие наши
Почему я и заканчиваю сие рассуждение, позволяя себе напоследок еще одно только слово: «Бога ради, сударыни мои, не прельщайтесь высоким ростом и не надставляйте (sic!) себе каблуков под прелестные ваши ножки, коими если не все вы, то многие можете похвастаться. Хорошенькая ножка сама по себе очаровательна, и, обувая ее, надобно сперва все умно взвесить и меру соблюсти, иначе и дело испортите!
А засим пусть хвалит и воспевает, кто захочет, другие дамские прелести, как это делают многие поэты, я же скажу так: изящно очерченные бедра, стройные икры и крошечные ступни (словом, едва ли не все чудеса нашего века — прим. автора) все же ни с чем не сравнить и в царстве любви великою властью обладают!» [112]
Так пылко и любвеобильно текла жизнь двора в первые годы правления Франциска I. Но однажды, рассказывают историки [113] , нелепый случай едва не похитил у Франции ее повелителя, а у мадам де Шатобриан ее галантного возлюбленного. 6 января 1521 года, на Крещение, Франциск обедал у себя в замке Роморантен, как вдруг ему со смехом сообщили, что в этом году его доброму другу графу де Сен-Поль, пировавшему в своем особняке, достался в праздничном пироге запеченный боб (знаменательно!). Король рассмеялся, притворно разгневался и, воскликнув: «Ого! На нашу корону объявился претендент! Пойдем же и свергнем его!» — сразу из-за стола в сопровождении слуг и друзей направился на штурм замка «крещенского короля»… Позолоченные рамы и стекла особняка «мятежного» графа засыпали снежками, а тот, в свою очередь, ответил штурмующим залпом со своего пиршественного стола — яблоками, грушами и яйцами [114] .
Веселое сражение происходило под открытым небом в момент, когда тяжелые крупные хлопья снега в обилии падали на голову штурмующим, как вдруг кто-то из захмелевших от новогодних возлияний обороняющихся вместо плода схватил из очага и швырнул вниз горящее полено, поразившее короля в голову.
«Перенесенный к своей матери, он несколько дней находился „под серьезной угрозой смерти, и слух о его кончине обошел всю Европу“».
В конце концов он выздоровел [115] , но Луиза трепетала за своего «Цезаря» и одно время считала, что уже «совершенно погибла» (фраза из ее личного дневника).
Этот любопытный инцидент стал поводом для новой мужской моды, характерной для XVI века: короткие волосы и борода (длина которой, разумеется, Менялась по вкусу ее обладателя — прим. автора). Дело в том, что врачам пришлось остричь длинные кудри короля, а он сам «отпустил бороду, чтобы скрыть несколько некрасивых следов от ожога».
Так же немедленно поступили все придворные. Повсюду глаз только и встречал, что остриженные головы и бородатые лица. И Клеман Маро [116] , со свойственным ему остроумием, не преминул высмеять цирюльников, вынужденных практиковать свое ремесло несколько ниже:
[116]Наваррской, затем перешел на службу к Франциску I. Несмотря на близость ко двору, подвергался преследованиям. Умер изгнанником в Турине (Северная Италия). Сыграл большую роль в развитии французского языка.
Ибо в те времена удаление волос было признаком элегантности. Все женщины, желавшие нравиться, ходили в баню сбривать себе «мох». Этой операцией, как правило, занималась замужняя дама. Все придворные дамы регулярно посещали такую «цирюльницу»:
Quelque chambriere ou valet Lui ratissoit d’un vieil couteau
Le ventre jusques a la peau… Заточив усердно нож, Слуга иль служанка Удалят то, что внизу, Чтобы было гладко…И очень удовлетворены были те, про которых можно било написать, что они «свежевыбриты» [117] .
Впрочем, Клеман Маро был не единственным нескромником французской поэзии той эпохи. За несколько десятилетий до него Анри Бод (1420–1495) — чудесный поэт, создатель прозаического панегирика славному королю Карлу VI и многочисленных рондо и баллад, писал столь же нескромные стихи:
Дама, коль мой волос сед, — Все в морщинах ваше брюхо. Коль я стар, вы — развалюха. Никому пощады нет — Это мой прямой ответ На отказ, что зол для слуха. Дама, Встретив вас, помчался вслед Я на поводу у нюха. Зренье ожидала плюха, Зуд словесный подогрет, Дама.и еще одно:
Cons barbus rebondis et noirs,
Aux estuves rax et lavez.
Брадаты щёлки, тучны и черны, Помойтесь в бане, заодно побрейтесь, И увильнут от долга не надейтесь Твердя, что слишком вы утомлены, И не стесняйтесь делать, что должны, Как следует водицею облейтесь, Брадаты щёлки. Вы местом, право, не обделены, В любую пору с кем попало грейтесь, От радости вертитесь вы и смейтесь, Не притворяйтесь, что забот полны, Брадаты щёлки [118] .[118]Сб. «Средневековая французская лирика». (Перев. Алексея Парина). М.: «Книга». 1991. С. 454–455.