Фавориты Фортуны
Шрифт:
Ее управляющий сам открыл дверь.
— В чем дело, Дит?
— К тебе кто-то пришел, госпожа.
— После всех этих лет ты, греческий болван, должен бы научиться, как объявлять о посетителе! — резко выговорила Сервилия слуге, с удовольствием отмечая, как он задрожал от страха. — Кто пришел ко мне?
— Он сказал, что его зовут Децим Юний Силан, госпожа.
— Он сказал, что он — Децим Юний Силан. Или он тот, кем себя называет, или не тот. Как надо объявить, Эпафродит?
— Это Децим Юний Силан, госпожа.
— Ты проводил его в кабинет?
— Да, госпожа.
И Сервилия прошла в кабинет, все еще закутанная в свой черный плащ. Хмурясь, она старалась припомнить, кто такой Децим Юний Силан. Из известной семьи, как и ее покойный муж. Эта ветвь носила третье имя Силан. Первый из Силанов получил свое прозвище вовсе не потому, что был безобразен, словно каменный
Протягивая руку вдове, посетитель сказал, что пришел выразить свои соболезнования и предложить ей всяческую помощь.
— Представляю, как тебе сейчас трудно, — закончил он, немного запинаясь, и покраснел.
Конечно, глядя на его лицо, нельзя было ошибиться. Он действительно из Юниев Силанов — светлые волосы, голубые глаза. И поразительно красив. А Сервилии нравились блондины, и притом красивые. Она положила свою руку на его и держала ровно столько времени, чтобы это выглядело прилично. Потом повернулась и бросила свой плащ на спинку кресла покойного мужа, оставшись в платье — тоже черного цвета. Этот цвет оттенял ее чистую и бледную кожу, подчеркивал глаза и волосы — черные, как вдовий траур. Сервилия обладала чувством стиля и одевалась со вкусом. Она умела выбирать то, что ей шло. Поэтому она казалась ослепленному мужчине образцом изящества.
— Мы знакомы, Децим Юний? — спросила Сервилия, жестом предлагая ему сесть на кушетку, а сама опускаясь на стул.
— Да, Сервилия, это было несколько лет назад. Мы встречались на обеде в доме Квинта Лутация Катула за несколько дней до того, как Сулла стал диктатором. Мы немного поговорили. Я помню, что ты тогда недавно родила сына.
Лицо ее прояснилось:
— О, конечно! Пожалуйста, прости меня за грубость! — Она с печальным видом дотронулась рукой до головы. — Просто так много случилось с тех пор.
— Ничего, не думай об этом, — тепло ответил Силан и замолчал, глядя ей в лицо.
Она деликатно кашлянула:
— Могу я предложить тебе вина?
— Благодарю, не надо.
— Я вижу, ты не привел с собой жену, Децим Юний. Она хорошо себя чувствует?
— У меня нет жены.
— О-о!
За ее замкнутым и заманчиво таинственным лицом роились мысли. Она нравится ему! В этом нет сомнения, она ему нравится!
И кажется, уже несколько лет. Он благородный человек. Зная, что она замужем, он не посмел продолжить знакомство с ней или ее мужем. Но теперь, когда она овдовела, он решил стать первым и опередить соперников. У Силана очень хорошее происхождение, да, но богат ли он? Он — старший сын, поскольку носил имя Децим: «Децим» всегда было первым именем старшего сына в роду Юниев Силанов. На вид ему около тридцати, и это тоже хорошо. Но вот богат ли он? Время ловить рыбку.
— Ты — сенатор, Децим Юний?
— Только с этого года. Я — городской квестор. Хорошо, хорошо! По крайней мере, у него сенаторский статус.
— Где у тебя земли, Децим Юний?
— О, везде. Мое главное поместье находится в Кампании, двадцать тысяч югеров, у реки Вольтурн, между Телесией и Капуей. Но у меня еще есть земли по реке Тибр, очень много земли у Тарентинского залива, вилла в Кумах и еще в Ларине, — быстро перечислил он, желая произвести впечатление.
Сервилия слегка откинулась на стуле и очень осторожно выдохнула. Он богат. Очень богат.
— А как твой мальчик? — спросил Силан.
Эту одержимость Сервилия скрыть не могла. Глаза ее вспыхнули, обычно загадочные черты лица осветились любовью.
— Скучает по отцу, но, думаю, он все понимает.
Децим Юний Силан поднялся:
— Мне пора, Сервилия. Можно мне прийти снова?
Ее кремовые веки опустились, черные ресницы легли веером на щеки. Слабый румянец проступил на щеках, еле заметная улыбка взметнула вверх уголки губ ее маленького рта.
— Пожалуйста, приходи, Децим Юний. Мне это будет очень приятно, — выговорила Сервилия.
«Вот тебе, Порция Лициниана! — подумала она торжествующе, лично проводив своего гостя из дома. — Я сама нашла себе будущего мужа, не пробыв вдовой и месяца! Подожди, когда я скажу дяде Мамерку!»
Спустя месяц после смерти Марка Юния Брута Луций Марций Филипп написал письмо Гнею Помпею Магну.
Сейчас уже вторая половина года, и дела идут очень хорошо. Я надеялся привязать Мамерка к Риму, но после того как пришло сообщение о смерти Брута и Лепида, он решил, что его роль принцепса Сената больше не требует его пребывания в Риме, и просит у Сената разрешения готовиться
Более надежного, худшего негодяя ты не встречал, мой дорогой Магн! Он там с Гаем Верресом. Это тот, кто обеспечил обвинение и ссылку молодого Долабеллы, свидетельствуя против него в суде, где председателем был молодой Скавр. И теперь он ходит с важным видом по Риму, обрученный с Цецилией Метеллой. Как тебе это нравится? Дочерью Метелла и сестрой тех троих энергичных молодых людей, которые, увы, представляют собой лучшее, что Цецилии Метеллы произвели в последнем поколении. Полная деградация.
Во всяком случае, мой дорогой Магн, я наладил контакт с нашим негодяем Гаем Элием Стайеном и заручился его поддержкой. Мы не обговорили точную сумму. Запросит он много, но сделает все необходимое, я уверен. Его идея — начать подстрекать войско к мятежу, как только Мамерк пробудет в Капуе достаточно долго, чтобы можно было выставить причиной мятежа самого Мамерка. Я возразил: в Капуе находятся ветераны Суллы и вряд ли они выступят против зятя их любимого диктатора, но Стайен только засмеялся. Мои опасения рассеялись, потому что смех был искренний. Этот человек уверен в успехе. Я не говорю уже о том, что невозможно сомневаться в способностях человека, который организовал собственное усыновление семьей Элиев! Он производит впечатление на любого, но особенно — на людей низшего класса, которым нравится его ораторский стиль.
Таким образом, я выступал против Мамерка, пока не нашел Стайена. Теперь я изменил тактику и всеми силами способствую его назначению командующим. Каждый раз, когда я вижу этого человека, я спрашиваю его, почему он все еще в Риме, а не в Капуе, где должен тренировать свои войска. Думаю, мы можем быть уверены, что самое позднее к сентябрю Мамерк станет жертвой огромного мятежа. И как только я услышу об этом, я начну убеждать Сенат применить статью конституции о специальном назначении.
К счастью, в Испании дела все хуже и хуже, что только упростит мою задачу. Наберись терпения и оптимизма, мой дорогой Магн, пожалуйста! Это произойдет, и довольно скоро. Ты сможешь перейти Альпы до того, как снег перекроет перевалы.
Мятеж, случившийся в начале августа, был организован Гаем Элием Стайеном очень умно, ибо не был ни кровавым, ни жестоким. В нем виделось столько искренности, что его жертва, Мамерк, даже не захотел наказывать виновных. К нему пришла делегация и твердо заявила, что легионы отправятся в Испанию только под командованием Гнея Помпея Магна, потому что они верят: лишь Гней Помпей Магн в состоянии побить Квинта Сертория.
— Наверное, они правы! — сказал Мамерк Сенату, когда прибыл в Рим для доклада (он был потрясен до такой степени, что говорил искренне). — Признаюсь, я их не виню. Они были вежливы, отнеслись ко мне с уважением. Солдаты с таким опытом разбираются в подобных делах, и меня они знают. Если они считают, что я не смогу справиться с Квинтом Серторием, следовательно, мне стоит задуматься: а смогу ли я действительно это сделать? Они полагают, что Гней Помпей — единственный человек, кому под силу решить эту задачу. Может быть, они правы.
Эти спокойные, откровенные слова произвели на сенаторов большое впечатление. Почтенные отцы почувствовали — все, даже сидящие в первых рядах, — что они не возмущены и что у них нет желания спорить. И это сыграло на руку Филиппу.
— Почтенные отцы, — начал он с любовью в голосе, — пора нам разобраться с ситуацией в Испании спокойно, без предвзятости. Я внимательно слушал рассудительную речь нашего очень уважаемого и умного младшего консула, нашего принцепса Сената, Мамерка Эмилия Лепида Ливиана! Поэтому позвольте мне продолжить в том же ключе.