Фавориты Фортуны
Шрифт:
Поистине удивительный список! Ясно, что ни Лепида, ни Катула, которые при обычных выборах могли бы рассчитывать на первые места в списках голосования, не предпочли двум лицам, которые активно сражались за Суллу. И вот они — преторы, когда сторонниками Суллы сенаторского статуса и необходимого возраста пренебрегли! Фуфидий был вообще никто. А Ноний Суфен — младший сын сестры Суллы. Нерон — некий второстепенный Клавдий, не имеющий никакого значения. Терм — хороший солдат, но оратор никудышный, над ним всегда смеялись на Форуме. И словно чтобы досадить всем знатным римским родам, последним в списке преторов назван
— Ты в списке, — шепнул Гортензий Катулу. — Они все еще покажут себя. Сулла не дурак, чтобы дать не ту работу не тому человеку. Меня интересует Декула. Настоящий бюрократ! Вот почему Сулла выбрал его: он должен был его выбрать, если учесть, что Долабелла получил консульство шантажом! Политика нашего диктатора будет скрупулезно выполняться, и Декула будет радоваться каждой казни.
Собрание продолжалось. Одно за другим звучали имена магистратов, и никто больше не возражал. Закончив, Сулла отдал список хранителю и опустил руки на колени.
— Я сказал все, что хотел сказать в данное время, кроме того, что я отметил нехватку в Риме жрецов и авгуров и скоро издам закон, чтобы поправить эту ситуацию. А сейчас послушайте вот что! — вдруг заорал он, заставив всех вскочить с мест. — Жрецов больше выбирать не будут! Это верх нечестивости — бросать бюллетени, чтобы определить, кто будет служить богам! Это торжественное и государственное событие превращено политический цирк, и в результате жреческие должности занимают люди, у которых нет ни традиций, ни уважения к обязанностям жреца. Если богам Рима не служить надлежащим образом, Рим не сможет процветать.
Сулла поднялся на ноги. Послышался чей-то голос. Удивленный, Сулла опять опустился в свое курульное кресло.
— Ты хочешь что-то сказать, дорогой Поросенок? — осведомился он, обратившись к Метеллу Пию старым прозвищем, которое тот унаследовал от своего отца.
Метелл Пий покраснел, но с решительным видом встал. Со времени его прибытия в Рим на пятый день ноября его заикание, почти исчезнувшее за последнее время, заметно усилилось. Он знал почему. Все дело в Сулле, которого он любил, но боялся. Однако Метелл Пий все же оставался сыном своего отца, а Метелл Нумидийский Свинка дважды терпел ужасные побои на Форуме во имя своих принципов и один раз даже уехал в ссылку, но принципом все равно не поступился. Поэтому сыну надлежало идти по стопам отца и поддержать честь семьи. И свое собственное dignitas.
— Лу-лу-ций Корнелий, т-т-ты ответишь н-н-на один вопрос?
— Ты заикаешься! — воскликнул Сулла почти нараспев.
— Д-д-да. Из-з-вини. Я постараюсь, — сказал Метелл Пий сквозь стиснутые зубы. — Известно ли тебе, Лу-лу-ций Корнелий, что людей убивают, а их имущество конфискуют п-п-по всей Италии и в Риме?
Сенат слушал, затаив дыхание, что ответит Сулла: знал ли он? По его ли приказу это делалось?
— Да, я знаю об этом, — сказал Сулла.
Коллективный вздох, общая дрожь, и всех словно вдавило в стулья. Сенат услышал самое худшее. Метелл Пий упрямо продолжал:
— Я п-п-понимаю, что необходимо наказывать виновных, но ни один человек не был судим. Не мог бы ты объяснить м-м-мне ситуацию? Например, с-с-сказать мне, когда ты намерен подвести черту? И вообще, сохранится ли у нас правосудие?
— Это по моему приказу они умерли, дорогой Поросенок, — строго ответствовал диктатор. — Я не намерен зря тратить деньги и время Сената на суды для людей, которые явно виноваты.
Поросенок не сдавался:
— Тогда м-м-можешь ли ты мне сказать, от кого ты намерен еще избавиться?
— Боюсь, что не могу, — ответил диктатор.
— Тогда, если ты н-н-не знаешь, от кого будешь избавляться, то хотя бы кого ты намерен наказать?
— Да, дорогой Поросенок, это я могу сделать для тебя.
— В таком случае, Лу-лу-ций Корнелий, пожалуйста, поделись этим с нами, — закончил Метелл Пий с явным облегчением.
— Не сегодня, — сказал Сулла. — Мы снова соберемся завтра.
На следующий день рано утром, с рассветом, все вернулись в курию Гостилия, но мало кто казался выспавшимся.
Сулла уже ждал их в помещении Сената, восседая в своем курульном кресле. Один писарь сидел со стилом и восковыми табличками, другой держал в руках рулон папируса. Как только жертвоприношение и авгурии показали, что знамения благоприятствуют проведению собрания, Сулла протянул руку к рулону. Он посмотрел на бедного Метелла Пия, измученного беспокойством.
— Вот, — сказал Сулла, — список людей, которые или уже умерли как предатели, или скоро умрут как предатели. Их имущество теперь принадлежит государству и будет продано на аукционе. Любой мужчина или женщина, которые увидят человека, чье имя оглашено в этом списке, будут застрахованы от возмездия, если он или она станут палачами.
Сулла передал список старшему ликтору.
— Прикрепи это на стену ростры, — велел он. — Пусть все граждане Рима узнают то, о чем один только мой дорогой Поросенок имел смелость спросить.
— Значит, если я увижу кого-то в твоем списке, я могу его убить? — нетерпеливо поинтересовался Катилина, которого Сулла попросил посещать собрания Сената, хотя он еще не стал сенатором.
— Да, это так, ты можешь убить любого из этого списка, мой маленький лизоблюд! И кстати, заработаешь на этом два таланта серебром, — объявил Сулла. — Конечно, я узаконю наказания. Я не сделаю ничего, что не будет иметь силу закона! Вознаграждение будет также узаконено, и все выплаты зарегистрируются, так что последующие поколения не забудут о тех, кто извлек для себя выгоду в эти дни.
Все прошло спокойно, но некоторые, например Метелл Пий, легко различили злой умысел Суллы. А таким, как Луций Сергий Катилина, явно было все равно.
Первый список содержал сорок имен сенаторов и шестьдесят пять — всадников. Его возглавляли имена Гая Норбана и Сципиона Азиагена, далее шли Карбон и Марий-младший, Карринат, Цензорин и Брут Дамасипп. Старого Брута не было. Большинство сенаторов, поименованных в списке, были уже мертвы. Однако списки в основном предназначались для того, чтобы информировать Рим о том, чьи поместья конфискованы. Они не сообщали, кто уже мертв, а кто еще жив. Второй список появился на ростре на следующий день: двести всадников. И третий список: двести пятьдесят всадников. Сулла, очевидно, покончил с Сенатом. Его настоящей целью было сословие всадников.