Файл №365. Незаконный эмигрант

Прозоров Александр Дмитриевич

– Интересно, чем вам так не угодил мистер Калеван? – поинтересовалась Скалли.

– Это самый глупый вопрос, который я услышал за весь сегодняшний день, леди, – перестал улыбаться арестант. – Интересно, как бы вы сами отнеслись, если бы вашу восемнадцатилетнюю внучку захотел взять замуж нищий хлыщ старше ее на десять лет, бездельник, пьяница и неудачник?

– Так уж все сразу?

– Лайки занимается охотой, продажей шкурок и немедленному пропиванию этих денег, – вздохнул Андерсен. – Иногда подхалтуривает на сезонных работах. Он, конечно, умеет пустить пыль наивным девчонкам о романтике своей лесной жизни… Но, поскольку большую часть времени он шляется по дебрям, то и дом его в городе больше напоминает заброшенную

собачью конуру, годную только на то, чтобы пересидеть пару дней между периодами бродяжничества, а где он ночует в горах, это и вовсе одному Богу известно. И вы предлагали отдать за этого клошара молодую девушку? Я уж не стану говорить про будущее, которое ждет Мэриан, про то, что она умница и подает большие надежды. Вы бы доверили этому лесному дикарю вообще хоть какую-нибудь юную женщину? Да это значит – исковеркать ее жизнь раз и навсегда!

– Но это не повод всаживать неудачнику в живот заряд картечи!

– Ну да, я должен был прослезиться над его несчастной судьбой и позволить сперва изнасиловать, а потом убить мою внучку.

– Когда вы последний раз видели Лайки Калевана? – вмешался Молдер.

– Вчера, – повернул голову Андерсен, – в магазинчике старика Кэмблока. Я собирался поехать в Дискерсон с ночевкой, и предлагал взять его с собой. А Калеван стоял неподалеку.

– Значит, – приподняла брови Скалли, – вы сообщили Калевану, что собираетесь оставить внучку одну в лесном доме?

– Вы что, плохо слышите, леди? – удивился Андерсен. – Я разговаривал с Ники Кэмблоком!

– Но ведь Калеван стоял рядом!

– А какая связь?

– Он мог вас слышать!

– Вы хотите, чтобы я, разговаривая с кем-то из друзей, постоянно оглядывался по сторонам и гадал, слышит нас кто-то еще или нет? Мне больше делать нечего! В конце концов, я уже много лет не занимаюсь проектированием, посему и секретной информации выболтать не могу.

– Но вы знали, что Лайки Калеван попытается встретиться с вашей внучкой!

– Откуда?

– Но ведь вы сами сообщили ему, что собираетесь уехать!

– Я этого не делал.

– Но ведь…

– Успокойся, Дана, – Молдер положил руку ей на плечо, отвел в сторону от стола, к самой решетке, и шепотом сказал: – Перестань, разве ты не видишь, что он спокоен, как мороженый окунь? Он ни в чем не признается.

– Этот негодяй заманил мужика к своему дому, хладнокровно застрелил, а теперь пытается доказать, что ни в чем не виноват! Причем, ведь он на нас и ссылается, Молдер! Что это мы его напугали и взвинтили! Не удивлюсь, если окажется, что это он убил тех девчонок, чтобы свалить вину на Калевана. И каждый раз звонил в полицию и называл его приметы.

– У него телефона нет, Скалли. Мне про это шериф еще позавчера говорил.

– Для него это не проблема. Богатый сукин сын. Убийства теперь прекратятся, и окажется, что во всем виноват Калеван.

– Да, да, – кивнул Молдер. – Он подкараулил Калевана у дома и просто пристрелил. Но он подготовился заранее и продумал все ответы. Знаешь, почему он отказался от адвоката? Любой юрист при таких уликах сразу предложил бы ему признать вину и сотрудничать со следствием. А он все еще надеется выкрутиться. Мы ничего не добьемся. Нужно просто задать протокольные вопросы, подшить бумагу в протокол и подождать, пока дело передадут в суд. Обойдемся и без признания, улик с головой хватит.

– Наверно, ты прав, – Скалли посмотрела на убийцу через плечо напарника. – Пожалуй, я схожу в местную больницу, посмотрю его медицинскую карту, группу крови, резус фактор, а потом позвоню в Дискерсон, сравню с анализами убийцы. А ты заканчивай допрос и оформляй бумаги. – Она повернулась к решетке и застучала по ней ладонью: – Дежурный! Выпустите меня!

Молдер вернулся к столу, сел за него, развернул перед собой выданный шерифом лист бумаги и достал ручку:

– Когда и где вы родились?

– Не помню.

– Что?! –

опешил агент.

– Не помню, – пожал плечами арестованный. – Меня контузило во время войны, отбило память.

– Вы были во Вьетнаме?

– Нет, воевал на Тихом океане. С японцами. Был контужен на атолле Мидуэй. Историю Второй Мировой помните?

– Скалли, ты еще здесь? – осипшим голосом спросил Молдер.

– Да.

– Ты все слышала?

– Нет, нет, спасибо, – кивнула Скалли подошедшему полицейскому. – Я задержусь здесь еще немного.

– И это правильно, – кивнул убийца, протянув руку и выключив магнитофон. – Потому, что никаких моих анализов, и никакой карточки у дока нет. За все время проживания здесь я ни разу не болел. Да, да, леди. А еще, не смотря на возраст, у меня очень хороший слух.

– В таком случае нам придется взять у вас…

– И думать забудьте, если не желаете тут же оказаться в соседней камере, – покачал головой арестант. – С юридической точки зрения, знаете ли, нет особой разницы между выбитым зубом и выдернутым волоском. Это все равно «легкие телесные повреждения». А потому никаких проб добровольно я вам не дам. Добывайте судебное предписание.

Он снова включил магнитофон на запись и откинулся к стене:

– Так на чем мы остановились?

– Когда и где вы родились…

– Не помню. Четвертого июня сорок второго года, во время службы на атолле Мидуэй, я был контужен ударом банки томатного сока в голову после прямого попадания японской авиабомбы в продовольственный склад. Я не то, что даты рождения вспомнить – собственное имя из газеты узнал. Они про этот случай много писали. Статья называется «Японцы воюют томатным соком». Какая-то газетенка из Лос-Анджелеса. Всю войну проносил в кармане, и когда начинал сомневаться, открывал и читал: «Сержант морской пехоты Андерсен…».

– Постойте… – Молдер начал неуверенно загибать пальцы. – Четвертого сорок второго… Это было пятьдесят один год назад! Сколько же вам лет?

– В документах госпиталя указано, что мой возраст на момент контузии на вид составлял около тридцати лет. Значит, сейчас мне около восьмидесяти.

– Вы когда последний раз смотрелись в зеркало, Андерсен? – хмыкнула Скалли. – Неужели вы надеетесь, что мы поверим в этот бред? Во время войны вас еще и на свете не было!

– Да это, собственно, не имеет значения, верите вы мне, или нет, – пожал плечами арестант. – Я ведь только то, что было до контузии, забыл. А вот то, что было после, помню прекрасно. Дважды меня пытались отправить на континент, чтобы лечить контузию, но я отказывался, за что попал под крепкую руку генерала Макартура, высаживался на Соломоновы острова, затем воевал на Новой Гвинее, в сорок пятом отбивал от самураев Окинаву. Имею больше двух десятков наград и три с половиной ранения, если считать перелом ноги за половину раны. После демобилизации основал фирму, которая по заказу корпорации «Боинг» занималась разработкой систем обработки сигналов авиационных локаторов и впрыска топлива в реактивные двигатели, выиграл несколько крупных тендеров в области дальнейшего усовершенствования этих систем. Моя фирма изрядно подорожала, после чего я продал ее со всеми потрохами, купил небольшую долину в этих горах за совершенно смешные деньги, а остаток средств вложил в несколько подрастающих фирм, производящих комплектующие для электронно-вычислительных машин и программное обеспечение. За эти годы мне пришлось общаться с сотнями, если не тысячами людей, которые меня прекрасно знали и знают, многие из них по сей день навещают меня в этом скромном уютном уголке, некоторые даже спрашивают совета, учитывая мой солидный опыт в проектировании передовой техники. Так что, леди, если вы намекаете на то, что прежнего человека подменили кем-то помоложе, то вынужден вас огорчить. Меня способны опознать очень много свидетелей, знавших Артура Андерсена в любой период времени.