Файл №405. Поле, где я умер
Шрифт:
— Скалли, ну что ты говоришь? Она вовсе не ускользает, она идет навстречу. Стоит заговорить об оружии — она не спасается в личности, которая знать об оружии ничего не знает, а напротив, напролом, очертя голову идет туда, где оружие принесло ей больше всего страданий и оставило самое сильное впечатление. Всем стрессам она идет навстречу. Она героиня, Скалли, просто героиня. Она хочет помочь!
— Молдер, ты… извини… по-моему, ты к ней просто неравнодушен.
В устах Скалли это прозвучало, как ругательство.
И Молдер смолчал.
— Подумай еще об одном, — негромко добавила Скалли, так и не дождавшись ответа. —
Молдер не выдержал. Едва не выронив трубку телефона, он в сердцах ударил ладонью по баранке и почти выкрикнул:
— Но ты ведь была там, Скалли! Ты видела то же самое, что и я! Как ты не чувствуешь? Как ты не понимаешь, что все это правда? Это не расщепленное на сегменты безумие, это прошлые жизни мельтешат в ней, выпрыгивая на поверхность, к нам, всякий раз, когда ту или иную из них подцепит подходящий эмоциональный крючок! Посуди сама, откуда бы я мог знать, что посреди поля сохранился старый схрон времен войны Севера и Юга — если бы не был там полтора века назад?
— О Боже, — тихо проговорила Скалли. Помолчала. Кривовато усмехнулась. — В таком случае, почему Мелиссе ты во всем этом веришь, а Эфесянину, который рассказывает нам о своих встречах с апостолом Иоанном — нет?
Молдер тоже долго не отвечал. Снаружи совсем стемнело, и он зажег фары.
— А почему, собственно, ты думаешь, будто я ему не верю? — спросил Молдер.
— Фокс… — потрясенно сказала Скалли.
— О Верноне у меня тоже есть одна мысль… совсем странная, — сказал Молдер и, на мгновение обернувшись к Скалли, застенчиво улыбнулся. — Знаешь какая? Ты обратила внимание, что, о каком бы времени он ни говорил, он остается самим собой? Так вот. Он помнит все свои жизни сразу. И при этом у него столь мощная и устойчивая психика, что он не сходит с ума. Он тоже герой… выдерживать такое — это…
— Ты совсем рехнулся. Молдер, я уже вижу, как тебя в смирительной рубашке привозят в психическую лечебницу, и ты кричишь: здорово, герои! Вот к вам прибыл еще один герой!
Молдер опять чуть улыбнулся.
— А если он помнит все свои жизни, то, вероятно, может узнавать кого-то, с кем встречался в предыдущих жизнях, — сказал он. — Например, он знает, кем была Мелисса. Возможно, предыдущий Верной встречался с предыдущей Мелиссой, и помнит это, помнит, кем и какой она была. Вот что дает ему власть над прихожанами. Понимание их сути. Память о том, кем и как они жили из раза в раз.
Скалли не стала отвечать. Это было уже бессмысленно. Молдер закусил удила.
Кабинет доктора Джуди Крэймер Чаттануга, Теннесси 19:53
Джуди Крэймер оказалась приятной, чуточку чересчур располневшей — может быть, от своего радушия — женщиной лет пятидесяти, которая сразу же согласилась помочь. Не прошло и получаса после их приезда к ней — и Мелисса уже сидела в мягком, удобном кресле, погруженная в легкий транс. Беззвучно работал спрятанный магнитофон.
— Мелисса, — тихо проговорил Молдер, когда доктор Крэймер уступила ему место напротив
Мелисса посмотрела на Молдера спокойным, безмятежным взглядом.
— Да.
Молдер оглянулся на Скалли. Та сидела у стены, в сумраке, куда почти не достигал свет лампы, и скептически хмурилась. Молдер отвернулся.
— Что это было?
Мелисса помедлила, словно припоминая. У нее явно разбегались мысли, и ей было трудно сосредоточиться.
— В мае к нам пришла женщина… с ребенком. Они были бездомные, жили на улице.
— Как звали женщину?
— Элизабет. А сына — Скотт, ему было лет пять, может, шесть. Мальчик понравился Вернону, Верной сказал, что это, скорее всего, воплотившийся пророк, только сознание его еще не проснулось… что его надо оставить во Дворце и с ним работать. Помочь ему осознать себя. Я понимаю… это — я понимаю. Но… Он разлучил его с матерью. Мать он… он просто выгнал!
Даже в гипнотическом трансе, похоже, ей было нелегко это вспоминать. Она несколько раз глотнула, словно ей мешал говорить ком в горле. Из глаз пропала безмятежность. Скалли насторожилась. Вполне возможен припадок, подумала она. И что тогда мне делать? Если с ней что-то произойдет, виноват будет Молдер, и только он. А я — я же не смогу лгать, когда Скиннер спросит меня, с какой стати мы стали экспериментировать над несчастной больной женщиной! Я же не могу без конца покрывать Молдера! Силы небесные, что делать…
— Почему? — тихо спросил Молдер. — Почему он это сделал, Мелисса?
— Дети Вернона — это внуки Бога. И те, кого он усыновляет — тоже. Они содержатся отдельно, изолированно… Если бы вы слышали, как плакала та женщина! Она просто выла! Я думала, кричала она, здесь святые, а вы хуже полиции! Ночью она попыталась тайком повидаться с сыном. Принесла ему какое-то смешное, ничтожное лакомство, которое украла на кухне… мятные палочки, да! Мятные палочки… — губы у Мелиссы затряслись. Стали подергиваться пальцы рук, лежащих на подлокотниках. — Мальчик был так рад… А Верной… — имя мужа застряло у нее в горле. Она опять сглотнула. Казалось, она вот-вот все же заплачет. — Верной… Когда их поймали, Верной велел своим могучим людям избить эту женщину… на глазах у сына! Он кричал: не надо, не надо, мамочка ни в чем не виновата! Она тебе не мамочка, она тебе чужая теперь, кричал Вер-нон, пойми, дурак! А он кричал: нет! А Вер-нон тогда сказал, что ошибся, в нем нет пророка, нет Бога, он сказал, мальчик — всего лишь человеческий мусор… Он схватил его за волосы, стащил с него пижаму…
Ага, подумала Скалли. Все-таки мальчик был в пижаме ночью. Не слишком-то похоже на концлагерь.
— Ты мусор, говорил он, ты хлам, я ошибся… Женщина плакала, а Верной сам бил мальчика у нее на глазах…
Мелисса запнулась. Молдер хотел что-то сказать ей, или спросить у нее, но вовремя осекся, заметив, как меняется ее лицо, собирается в морщины лоб и оттопыриваются губы. Доктор Крэймер встрепенулась было, но Молдер сделал знак и ей соблюдать спокойствие. Скалли молча вздрогнула, когда раздался уже хорошо им обоим знакомый голос Сидни.