Федор Алексеевич
Шрифт:
— Куда он денется. Может, сам венчать не станет. Так мы и без него обойдёмся, вон духовник твой Никита обвенчает.
— Хорошо бы так, чтоб поменьше шума, а то перед людьми всё же неловко.
— И так можно, государь.
— И без пира бы и без поздравлений. А то ведь Агафьюшке-то на небе, её душеньке, чай, неприятно будет.
— Оно можно и без пира, — сказал Языков нерешительно, но, подумав, добавил: — Хотя, конечно, как-то несолидно получится. А вообще-то, пир можно закатить и без
— Хых, Максимыч. Мы с тобой не поймали — общипали, уж и невесту обговорили.
— За невестой дело не станет, Фёдор Алексеевич. Я такую девицу знаю, ай да люди.
— И кто ж такая? — удивился Фёдор столь скорой находке Языкова.
— Марфа Апраксина.
— Постой, постой, это какого же Апраксина?
— А Матвея Васильевича дочь.
— Так это Марфинька? — воскликнул государь. — Но она ж ещё... Хотя постой, ей же уже... Это сколько же?
— Ей уже пятнадцать, Фёдор Алексеевич. А какая красавица, ты б посмотрел.
— Да знаю, чего ты мне рассказываешь. Я её видел... Но тогда ей было, кажется, десять лет. Боже, как время-то летит. Марфинька — невеста.
Языков, почувствовав заинтересованность государя, даже вскочил на своём тулупе. Ещё бы, как-никак с Апраксиным он родня. Оттого и Марфинька у него вмиг с языка соскочила, едва царь о невесте обмолвился. Это кому ж не лестно с царской семьёй породниться, хотя и через седьмое колено? Тут уж не до сна и постельничему стало. И он не менее часа расписывал Фёдору Алексеевичу достоинства его будущей невесты: и красавица, и умна, и добра, и грамотна, даже латынь ведает. И государь с удовольствием слушал эти похвалы и всё пытался представить себе её нынешнюю. И никак не мог, всё время виделась та розовощёкая девочка Марфинька: «Господи, Марфинька — невеста».
Утром чуть свет по морозцу, по снежку помчался Языков к Апраксиным. Приворотный сторож, оттащив собак, пропустил его в дом. В сенцах, оббив от снега валенки, он вошёл в прихожую, где встречен был самим хозяином.
— Иван? — удивился Апраксин столь раннему приходу гостя. — Никак, что важное?
Знал же Апраксин, кем состоит при государе Языков, и столь раннее его появление в доме рядового стольника невольно озадачивало: постельничего государь с пустяками не пошлёт.
— Важное, Матвей Васильевич, идём в твой кабинет, — скинув шубу, предложил Языков.
В кабинете, едва присели на лавку, Языков сказал торжественно:
— Ну, свояк, я к тебе с вестью радостной и приятной.
— Какой? — прохрипел Апраксин сразу пресёкшимся голосом.
— Великий государь Фёдор Алексеевич просит твою дочь в жёны.
— Марфиньку? — пролепетал, побледнев, Матвей Васильевич.
— Ну а кого же? У тебя, чай, одна дочка.
Апраксин
— Ну, Иван, эдак и убить можно.
— Ты что? Не рад, что ли?
— О чём ты? Радость радости рознь. От такой, каку ты выпалил, и помереть недолго. У меня аж дух занялся. Скаженный ты, Иван, нет чтоб подготовить потихоньку-помаленьку, а ты бу-бух, словно из пищали пальнул.
— Ну, прости, коли так, Васильич. Так что я должен государю сказать? Ты согласный?
— Ты ещё спрашиваешь. Да это счастье, какое за жизнь не всякому выпадает.
— Надо ж и Марфу спросить. Государь велел только по её согласию.
— Раз велел, спросим. Эй, кто там, — вскочив, бросился Апраксин к двери. — Позовите Марфиньку.
Марфинька явилась улыбающаяся, счастливая, как и положено в её возрасте.
— Здравствуйте, дядя Ваня, — приветствовала поклоном Языкова.
— Здравствуй, солнышко, — отвечал Языков, невольно засвечиваясь улыбкой. — Расцвела, Марьфинька, расцвела. Ты невеста уж.
— Марфинька, доча, — заговорил Апраксин. — Ты токо не пужайся, милая.
Девочка сразу посерьёзнела, улыбка с лица пропала.
— Что, батюшка?
— Ничего, ничего плохого, — заспешил сразу Апраксин. — Наоборот, радость великая. Государь тебя сватает в жёны.
— Меня? — вытаращила глаза девочка.
— Тебя, доча, тебя. Ты ему шибко по сердцу пришлась.
— А разве мне можно уже?
— Да, да, Марфинька, в самый раз. Токо государь не велит тебя неволить, велел спросить, согласна ли ты?
— А ты как, батюшка?
— Я-то? Да ты что? Дочка царицей станет, какой же отец не согласится.
— Ну, значит, и я согласна.
— Вот и умница. — Апраксин поцеловал дочку в лоб, перекрестил. — Станешь царицей, все пред тобой клониться станут. Всяко твоё слово исполнять мигом будут.
— А я смогу тогда крёстного из ссылки воротить?
— Конечно. Токо пальцем шевельни.
— Тогда я согласна.
— Ну вот, — улыбнулся Языков и вытащил ожерелье. — В знак обоюдного согласия великий государь послал тебе жемчужное ожерелье, которое обязательно просил надеть в день свадьбы.
— А когда это будет?
— Я думаю, скоро. Так что будь готова, Марфа Матвеевна.
Как и было решено с постельничим: ничего не откладывать в долгий ящик, Фёдор вечером опять явился в верхнюю горницу. А там словно и ждали его, собрались все царевны: три тётки — Татьяна, Анна и Ирина и обе сестры Софья с Марфой. Взглянули вопросительно на вошедшего.
— Я всё обдумал, вы уговорили меня, — сказал с порога Фёдор. — Женюсь.
— Ну вот и умница, — похвалила Татьяна Михайловна.