Федор Алексеевич

Мосияш Сергей Павлович

— А я сразу сказала, что надумает он, — заметила Анна Михайловна.

— Вот и прекрасно, — не удержалась Софья и поцеловала брата. — А мы уж тебе и невесту присмотрели.

— Какую невесту? — насторожился Фёдор. — Кто присмотрел?

— Вот те раз. Ту самую, на которой ты жениться будешь. Иван Михайлович предлагает Фёклу, она даже в дальнем родстве с ним.

— Какой Иван Михайлович? Какая Фёкла?

— Да твой же дядя родной, Милославский, а Фёкла ему доводится...

— Опять

этот Милославский, — возмутился Фёдор. — Кто его просит свой нос совать.

— Ты чего кричишь, Федя? Он же тебе добра хочет. Как-никак родной брат матушки.

— Не надо мне его добра. Слышите? Не надо!

Фёдор резко повернулся и ушёл, хлопнув дверью.

— Чего это он вдруг? — удивилась Ирина Михайловна.

— Ясно чего, — вздохнула Татьяна Михайловна. — У него уж кто-то есть на примете. А Ванька Милославский опять вляпался со своей Фёклой.

— Интересно, кто же это? — наморщила лоб Софья Алексеевна. — Вот скрытный, чёртушка. А?

— А нам-то что? Какая понравилась, пусть ту и берёт. Лишь бы женился.

Глава 53

СВАДЬБА БЕЗ ЧИНА

За три дня до свадьбы Марфу Матвеевну Апраксину по указу великого государя нарекли царевной и великой княжной. Нарекал девушку сам патриарх Иоаким, после чего вышел в переднюю, объявил об этом всем присутствующим:

— Отныне и довеку нарекли мы Марфу Матвеевну Апраксину в царевны и великие княжны И велим всем нашим патриаршим словом и государевой волей отныне так величать её. Аминь.

Новоиспечённая царевна воротилась в отчий дом, где, обливаясь слезами, отец целовал её и шептал нежно:

— Марфа, Марфинька, доченька...

— Что ты, батюшка? Зачем плачешь?

— То я от радости, милая, — оправдывался старик, хотя в глазах его читалась горечь расставания с самым дорогим для него человеком. — Воцаришься и забудешь нас, своих стариков.

— Что ты, батюшка, как можно так говорить.

А под вечер явился в дверях Марфиной светёлки брат Фёдор, который был на четыре года старше её.

— Марфуша, ты на меня сердца не держи.

— За что, Федя?

— Дык в прошлом году я тебя шлёпнул в деревне пару раз.

— Ну так я тогда заслужила, — улыбнулась Марфа. — Коли б не ты, так меня мог конь зашибить. А так отшлёпал, я и запомнила, с того часу боюсь сзади к коням подходить.

— Марфуш, ты уже царица...

— Нет ещё, Федя. Я пока царевна. Царицей после венчанья стану.

— Ну всё равно, через пару ден и царицей станешь. Так ты нас с Петром не забудь. А? Пожалуй, в каку-нито должность.

— В какую, Федя? Я ж не знаю там должностей.

— Да хошь бы в спальники. Тебе хуже разве станет, ежели два брата всё время около будут

обретаться?

— Обязательно, Феденька, попрошу государя.

А уж когда в постель легла Марфа, пришла к ней мать, принесла тёплого медового взвару.

— Попей, доченька, перед сном-от.

Присела на край ложа к дочери, смотрела на неё ласково с грустью, роняла редкие слезинки.

— Вот и улетаешь из родного гнезда, Марфинька.

— Да я же недалеко буду, маменька.

— Недалеко, да высоко, доченька. Нам уж не достать.

Дождалась, когда дочка напьётся, поправила, подоткнула одеяло пуховое, чтоб теплее было ребёнку, поцеловала в лоб, перекрестила и потушила свечи.

— Почивай, доченька, с Богом, — и вышла.

Пятнадцатого февраля чуть свет к Апраксиным приехала Хитрово Анна Петровна с девушками обряжать царёву невесту. Едва обрядили, а уж у ворот раззолоченная каптана явилась (домик на санях) и везли её белые кони шестерней. Домочадцы высыпали во двор провожать Марфиньку, которую все любили за её доброе сердце.

Было довольно холодно, поэтому поверх платья накинули на невесту шубку соболью, а на ноги вместо туфелек валенки.

— У храма переобуемся, — сказала Анна Петровна. — Я их с собой возьму.

В каптану сели они вместе, и только золочёная дверца за царевной захлопнулась, как тут же и отворилась.

— Тиша-а, — позвала Марфа Матвеевна.

Тимофей Пройдзисвет, стоявший у ворот среди челяди, в несколько прыжков оказался у каптаны.

— Что, Марфа Матвеевна?

— Тиша, я забыла царёво ожерелье в светёлке. Принеси.

— Где оно там?

— Где-то у зеркала должно быть. Принеси, пожалуйста.

Пройдзисвет побежал в дом за ожерельем. Влетел в светёлку, там уж постельница Марфина прибирала постель и саму горницу.

— Федосья, где ожерелье?

— Како ожерелье?

— Да Марфы Матвеевны, что царь подарил.

— Дык она, наверно, с собой его взяла.

— Не взяла. Забыла. Ищи давай, поди, завалила куда с уборкой-то.

Кинулись искать. У зеркала его не оказалось. Нашли наконец за подзеркальником, куда, видимо, оно упало с вечера, а потому, не увидя его, Марфинька в суматохе и забыла о нём.

А в калгане ждали недолго. Откормленные белые кони, впряжённые шестерней, копытили в нетерпении, в таком же состоянии пребывала и Хитрово. И наконец не утерпела, крикнула форейтору:

— Пошёл! — А Марфиньку успокоила: — Принесёт в Кремль, тут два шага.

И каптана помчалась по укатанной зимней дороге, сопровождаемая конными стрельцами.

— Посторони-и-ись! — кричал форейтор.

И когда Пройдзисвет выбежал с ожерельем на улицу, каптана уж была далеко.

— Догоняй, Тишка, — крикнула хором челядь.