Федя со своим утюгом
Шрифт:
— Есть ли жизнь на Марсе, — шутканул товарищ Бутаков.
— Ну и как?
— Нету!
— Есть! — сказал Коля, протягивая только что найденные очки. И сплюнул.
Он не в знак неуважения сплюнул, он просто кусочек от зуба выплюнул, и на него не обиделись. Тем более, что он очки нашел.
— Отказывается везти меня к Поляновскому! — указал на него товарищ Бутаков, желания которого замкнулись-таки на угоревшем сослуживце.
Больно было шоферу Коле слышать такую неточность, но не сказал он ничего, потому что говорить было еще больнее. Молча выслушал он от председателя
Товарищ Бутаков благополучно поинтересовался здоровьем зоотехника и выразил самое последнее искреннее желание — спать. Которое и осуществилось.
Зато шофер Коля прободрствовал целую ночь, слушая пострадавшую челюсть. Не спала и разгневанная жена его. Она вскипела сразу же, как только муж вернулся.
— Где это тебя?! Кто?! — вскрикнула она вопросительно.
Коля с уважением указал на потолок, выплюнул еще один кусочек зуба и проговорил то, что выговаривалось.
А потом в дальнейшие события вовлеклась масса людей.
Сначала стоматологи вытащили изо рта Коли один недобитый зуб, а другие поврачевали оставшиеся. Заврачевали так, что Коля более-менее внятно и вежливо сумел сказать им на это: «Спасибо за вынимание!»
Потом хирурги наложили шину на сломанную челюсть, и Коля опять умолк на полтора месяца. В событиях новых же другие люди участвовали.
Колина жена сразу же сообщила об избиенном супруге в райком, свояченица — в милицию, а тесть с помощью прокуратуры возбудил уголовное дело. Коля же молчал и питался жидкой пищей с блюдечка.
Многие возмущались. Даже товарищ Бутаков поначалу возмутился ходящими слухами и серьезно поугрожал Коле. Но Коля кое-как объяснил ему, что это не он, Коля, виноват в распускании, и товарищ Бутаков, смягчившись, сказал: «То-то!»
Однако следствие шло полным ходом, райком подумывал о новой кандидатуре на должность начальника производственного управления сельским хозяйством…
И тогда в товарище Бутакове опять проснулось естественное человеческое желание — посетить пусть не своего, но побитого-таки подчиненного и подарить ему что-нибудь со своего плеча. Он пришел пешком и подарил часы.
Тут уж шофер Коля не мог молчать. Вернее, он уже мог не молчать, потому что челюсть чудесно срасталась. Он сказал товарищу Бутакову «спасибо», а следователю и прокурору — что не имеет никаких претензий к товарищу Бутакову. И уголовное дело на этом прикрылось. На нет ничего и нет.
Вот и все.
— Чего тут, в этой истории, не хватает? — переспрашивает теперь Коля и задумывается. — Одного зуба у меня теперь не хватает, но это все равно незаметно. Это зуб мудрости.
Он по-прежнему шофер на хорошей работе, и к нему тоже никаких претензий. И еще у Коли — новые часы.
ВО ПОЛЕ — НОЧЬ,
в
Но главное — мы и гвозди. Они торчат из дороги, по которой мы идем. Поэтому мы не просто идем, а идем, остро воспринимая действительность.
Тут такое дело: бахча тут. Арбузы соком наливаются, сильно смущая прохожих и проезжих.
И не стоит убеждать читателя в том, что человечество падко на арбузы. Если б, скажем, существовал какой-нибудь бюллетень «Кто ест что», то там наверняка было бы сказано: «Арбузы едят все». Но одна газета попыталась однажды посеять к арбузам недоверие. Поросенок, написала она, гораздо нужнее организму, чем арбуз. А через неделю под рубрикой «Так поступают настоящие люди» газета сообщила о том, что комсомолец Слава Бычков подобрал в трамвае поросенка и принес в редакцию.
Видите: арбуз вот никто не потерял, а потеряли поросенка. Но если б даже и арбуз… Не принес бы его Слава Бычков в редакцию.
Ручаюсь. Сам бы съел. И недосчитались бы тогда мы в своих рядах одного настоящего человека.
Имея дело с арбузами, человек порой теряет лицо: то в очереди некрасиво заерепенится, то потом уж сердцевинку себе постыдно выковырнет на глазах у ближних. А в иных случаях, наоборот, человек как раз свое истинное лицо показывает.
Вот потому и торчат из проселочной дороги, пролегшей вдоль бахчи, эти гвозди. Их туда сторож Тимофей Ковтун вмастерил.
Есть возле бахчи и другая дорога, асфальтовая, республиканского значения, не тронутая Ковтуном. Не решился он влиять на грузооборот республики, да и гвозди иссякли.
От этой-то дороги и напасти. То и дело проезжий человек тормозит возле бахчи. Вкусить арбузик на месте ему не возбраняют — вкушай! Вкусит человек, и на тебе: потерял лицо. Плохо улыбаясь, тащит арбузы в кузов, в багажник, в коляску… Тащит, одним словом.
И, конечно, встречает возражения со стороны сторожа. Сторожа Лямзина, например, однажды даже неувечно побили его же палкой, столкнули в канаву и укатили с арбузами на грузовике. Только и сумел сторож записать номер машины.
Он не боец, сторож Лямзин. Ноги у него больные. Он только номера машин на стенке будки записывает. Не то что Ковтун Тимофей. Усмотрел Тимофей ночью фары в степи. На свет поспешил. Пока шел, фары погасли у самого края бахчи. Оказалось: мощный трайлер и семеро горцев на нем. Ковтун остановился не доходя.
— Здравствуйте, друг! — закричали горцы. — Мы тут у вас дорогу потеряли!
— Нету у нас дороги! — отозвался Тимофей. — Почему свет потушили?
— У нас тут у вас лампочки перегорели!
— Нету у нас лампочек! — стоял на своем Тимофей. — И арбузов нету!
— Ай, друг, зачем неправду говоришь! Ты лучше так скажи: возьмите арбузов на дорогу!
— А я вам говорю: нету дороги! Соль есть! Стрельну куда надо!
— Соли нам не надо, — сказали незнакомцы. И, включив фары уехали в сторону Мокрой балки.