Федя со своим утюгом

Матвеев Евгений Александрович

ДЕНЬГИ ЗА БОЧКУ

Жителями станицы Веневицкой полюблена голубизна. Такой у нит мягкий вкус, у жителей станицы Веневицкой. В хозяйственном магазине о голубой краске толкуют

постоянно и крайне злободневно.

Но вот привезли в магазин бочку краски. Очень большую и очень железную бочку. И очень закупоренную. С чем бочка, сразу не углядишь, но в документе при ней замечательные слова: «Краска голубая, густотертая».

Бочку еще в магазин втранспортировать не успели, как уж сбежалось к ней небольшое количество взволнованных станичников.

— Однако погодьте, погодьте! — сказал продавец Винник.

— Пробка тут крайне ввернута, — объяснил он.

— Петяня у нас специалист по пробкам, — в меру пошутили станичники.

— Я серьезно сказал! — серьезно сказал Винник.

— А он и по серьезным пробкам специалист, — говорят станичники.

Сбегав, привели Петяню — крепкого мужчину с железным инструментом.

И Петяня с пробкой расправился. Потом сунул в дырку палец, вынул и сказал: «Голубая».

— Голубая! Голубая! — зашумели станичники и тоже пообмакивали пальцы. — Да полна!

— Как же это? — заинтересовался вдруг продавец Винник. — Как же они в такую малюсенькую дырку такую густотертую краску определили?

Это он в адрес базы материально-технического снабжения сказал.

— Ты это не надо! — тараторили между тем станичники. — Продавай давай! Петяня, уставь тую бочку в магазин!

Петяня сделал, как просили. Обежали станичники кругом магазина, парадным ходом в магазин попали, в очередь выстроились, а продавец снова грустит возле поставленной у прилавка бочки.

— Как же это? — говорит он. — Какая есть возможность из нее выковыривать? У меня нету этой возможности.

— А Петяня? — сказали про Петяню.

— Дай-ка тряхану ее! — отозвался Петяня.

Но оплошал и он, хотя и подступил было к бочке угрожающе, как будто собрался душить Дездемону. Физических сил не хватило Петяне.

— Паралик ее расшиби! — выразилась старушка, вторая в очереди.

— Во! — обрадовался Петяня. — Можно я ее расшибу?

— Погодь! — сказал продавец Винник. — Сейчас гляну…

Посмотрел в документ при бочке, а там сказано: «Тара — возвратная». Обратно на базу отсылать потом надо.

«Нельзя коверкать!» — вздохнул продавец Винник и не поддался в тот день ни на какие уламывания. И еще несколько дней подряд не поддавался. Сидел возле бочки, думая.

А покупатели бушевали, как паровозы.

И придумал продавец Винник. Опять не без Петяни пошли твориться дела.

— Бери зубило, — сказал ему Винник. — Рушь дно! А потом автогеном заварить обратно сообразишь?

— Соображу же, — пообещал Петяня, — рушить. А за автоген отдельно похлопочу.

Так и сделано было. И порушено, и поторговано, и похлопотало, и заварено,

что порушено, очень хорошо.

Очень хорошо. Возвращать бочку собрались на базу.

А оттуда вдруг бумага. А в бумаге вдруг слова: задержка нашей тары вам даром не пройдет. Пятикратная ответственность будет: 52 рубля 01 коп. — на бочку.

И, конечно, оштрафовали продавца Винника на обещанную сумму.

А он очень хороший человек оказался, продавец Винник. Специально публикуем о нем теплые слова. Другой на его месте замучил бы потом суды своею тяжбою с базой. А он не мучит. Просто уплатил, сердясь, штраф, повременил чуть для приведения в порядок нервов и стал даже видеть события в несколько розовом свете, считать даже стал, что пострадал за народ, за станичников своих, у которых голубой краски теперь столько, что ежели, скажем, рисовать ею море, то это будет не просто море, а море голубой краски.

Он, продавец Винник, только снова (но потихоньку и на досуге) ломает голову над вопросом: как же таки ту бочку напичкали, способом каким?

И еще. Ежели штраф пятикратный, откуда в нем эта «01 коп.» завелась? Но это уже мелочь.

ПОДЕЖУРИТЬ ПОПРОСИЛИ СЕМЕРЫХ,

а явилось подежурить тринадцать.

Случилось это в поселке Ужеуж. Это такой поселок, где хулиганы есть, а дружинников нету. И вот эти тринадцать явившихся и оказались первыми местными дружинниками.

Явились они в поселковое отделение милиции очень сознательные и очень гордые от того, что их количество чуть ли не в 1,859 раза превышает ожидаемое. Приемщик вагонов Панин, кузнец Чефранов, бригадир Евсеев и еще десятеро…

В милицию они пришли за повязками и за инструкциями. Как раз пять часов вечера стукнуло — время, когда часть жителей начинала вести себя очень уж по-военно-воздушному: сплачивалась в звенья из грех единиц, заправлялась горючим и с ревом барражировала по поселку, сея страх среди мирного населения.

В такое суровое время дружинники и подошли к милиции.

И тут как раз из соседнего дома песня понеслась.

— Выразительно поют! — заметил начальник вагонного депо Сомов, имея в виду форму исполнения.

— А по-моему, без выражений еще, — сказал мастер Переверзев, имея в виду содержание песни.

А председатель месткома Василенко остановился, пожал плечами и говорит вдруг:

— Но не из этого дома звук, а из вот этого.

— Да тут же милиция! — укорили председателя. — Ты что!