Фельдмаршал Кутузов. Мифы и факты

Троицкий Н. А.

Партизаны Давыдова разрушали коммуникации противника, уничтожали его мелкие отряды, фуражиров и мародеров, захватывали транспорты, обозы и пленных, включая ценных «языков». В бою Давыдов был беспощаден, но неоправданную жестокость к безоружному врагу пресекал. Пленных он даже удивлял своей гуманностью, следуя правилу своего кумира Суворова: «С пленными поступать человеколюбиво и стыдиться варварства»⁸⁷⁵.

Зато Александр Самойлович Фигнер проявлял «алчность к смертоубийству», «варварство», «бесчеловечие»⁸⁷⁶, особенно по отношению к пленным, которых он целыми партиями (иногда сотнями) приказывал убивать, собственноручно расстреливал и даже пытался выпрашивать у Давыдова его пленных, чтобы их «растерзать»⁸⁷⁷. Не за это конечно же, а за «редкие военные способности», за «храбрость и патриотизм» необычайно ценил Фигнера Кутузов. Он и в донесении царю восславил «великость духа» Фигнера,

о чем известно «не токмо нашей армии, но и неприятельской»⁸⁷⁸, и в письме к жене восхищался им: «Это — человек необыкновенный. Я этакой высокой души еще не видал»⁸⁷⁹.

Давыдов, Сеславин и Фигнер, бесспорно, самые выдающиеся из армейских партизан 1812 г., хотя действовали они по-разному: Давыдов предпочитал скрытные рейды по тылам противника, Сеславин — открытый бой, а Фигнер — хитроумные засады и диверсии. Фигнер попытался даже пробраться в Кремль и убить там Наполеона, испросил разрешение на такую акцию у Кутузова, но не сумел миновать охранявших императора часовых из Старой гвардии и едва Не погиб сам⁸⁸⁰.

Кутузов в Тарутине не только формировал партизанские отряды и поощрял их действия, но и мудро инструктировал их. Так, получив от И.С. Дорохова известие о том, что его партизаны «окружены неприятелем», светлейший 13 сентября приказал объявить Дорохову: «<...> партизан никогда в сие положение прийти не может, ибо обязанность его есть столько времени на одном месте оставаться, сколько ему нужно для накормления людей и лошадей. Марши должен партизан делать скрытные, по малым дорогам. Пришедши к какому-нибудь селению, никого из оного не выпускать, дабы не можно было дать об нем известия. Днем скрываться в лесах или низменных местах. Словом сказать, партизан должен быть решителен, быстр и неутомим»⁸⁸¹.

Поисковую инициативу партизан фельдмаршал поощрял, за успехи часто представлял их к наградам. 1 октября он ходатайствовал перед Александром 1о производстве Давыдова и Сеславина в полковники, а Фигнера — в подполковники⁸⁸²; 29 октября представил князя Кудашева к награждению орденом Святого Владимира 3-й степени, а поручика Н.П. Панкратьева из его отряда — золотой шпагой «За храбрость»⁸⁸³. Действиями армейских партизан Кутузов был очень доволен. 2 октября он написал своей дочери Е.М. Хитрово, что ведет против Наполеона «малую войну с большим преимуществом»⁸⁸⁴.

Партизанских отрядов из крестьян было во много раз больше, чем армейских: только на Смоленщине — до 40 общей численностью около 16 тыс. человек⁸⁸⁵. А ведь они действовали по всему театру войны и нередко насчитывали тысячи бойцов: отряд Герасима Курина, например, — почти 6 тыс., Ермолая Чет-вертакова — 4 тыс., Федора Потапова — 3 тыс.⁸⁸⁶. Руководили ими большей частью сами же крестьяне (в том числе знаменитая старостиха хутора Горшков Сычевского уезда Смоленской губернии Василиса Кожина), а иногда и лица других сословий — например, дворянин Н.М. Нахимов (двоюродный дядя и вос-приелшик адмирала П.С. Нахимова), купец Никита Минчен-ков, дьячки Иван Скобеев и Василий Рагозин. При случае они рапортовали о своих подвигах Кутузову⁸⁸⁷. Но, как правило, возникали и действовали отряды крестьянских партизан стихийно.

Ни руководить партизанским движением крестьян, ни координировать его акции так же регулярно, как это было с войсковыми партизанами, штаб Кутузова не мог. Но Кутузов решительно (и в этом его великая заслуга перед Россией) поощрял народную войну, обязывал армейских партизан и собственный штаб «мужиков ободрять подвигами, которые оказали их товарищи в других местах», а главное, «отобранным от неприятеля оружием вооружать крестьян»⁸⁸⁸.

Общий урон французов от набегов партизан едва ли возможно подсчитать, тем более что дело не только в материальных потерях (людей, лошадей, оружия и т. д.), а еще и в моральном факторе: партизаны держали захватчиков в постоянном напряжении, в каждодневном и ежечасном ожидании набега, диверсии, засады, лишая их даже в тылу не только покоя, но и хотя бы относительной безопасности. Недаром Наполеон, когда, по выражению Льва Толстого, «он в правильной позе фехтования остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину»⁸⁸⁹, дважды — сначала через генерала Лористона, а затем, уже оставляя Москву, через маршала Бертье — «жаловался» Кутузову на то, что россияне не считаются с «установленными правилами» войны. Кутузов 8 октября ответил Бертье: «Трудно остановить народ, ожесточенный всем тем, что он видел, народ, который в продолжение двухсот лет не видел войн на своей земле, народ, готовый жертвовать собою для Родины и который не делает различий между тем, что принято и что не принято в войнах обыкновенных»⁸⁹⁰. По свидетельству А. Колёнкура, Наполеон «нашел

этот ответ исполненным достоинства»⁸⁹¹.

Итак, главной заботой Кутузова в Тарутине была всемерная мобилизация на защиту Отечества людских ресурсов — кадровых войск, казаков, ополченцев, партизан (армейских и крестьянских). Как ни трудно было мобилизовать эти силы (только с Дона в Тарутино прибыли, делая по 60 верст в сутки, 26 казачьих полков общей численность 15 тыс. сабель⁸⁹²), еще труднее оказалось материально их обеспечить. Мало того что были потеряны снабженческие базы на пути от Немана до Москвы, арсенал и пороховые заводы в Москве. Не всегда удавалось использовать и сохранившиеся ресурсы на базах в Риге, Пскове, Твери, Киеве и Калуге: мешали лихоимство и казнокрадство чиновников, недостаток транспорта, бездорожье. Кутузов вменил материальное снабжение армии в обязанность властям всех близлежащих губерний. Он постоянно требовал от них боеприпасы, хлеб, сапоги, лапти, полушубки — все, вплоть до подков с гвоздями, которых, кстати, только из Рязанской губернии поступило в армию 23 тыс. пар⁸⁹³. В преддверии зимы фельдмаршал торопил губернаторов присылать в армию как можно скорее теплые вещи: «Вы дадите ответ за тех солдат, которые занемогут от стужи»⁸⁹⁴. По ведомости генерал-интенданта Е.Ф. Канкрина, армия получила с начала контрнаступления 60 тыс. полушубков, но большей частью уже за Смоленском⁸⁹⁵.

Пока армия стояла в Тарутине, ей очень ревностно помогали окрестные жители. «Наехали из Калуги и других городов купцы и маркитанты, навезли разных товаров, особенно съестных, — вспоминал очевидец. — Из ближних селений жители привозили <...> хлеб, масло и яйца <...>, разносили даже пироги и блины»⁸⁹⁶.

Опираясь на поддержку населения, Кутузов сумел обеспечить армию в Тарутинском лагере многим из необходимого. В частности, к 9 октября армия уже имела, «сверх отпускаемого на настоящее продовольствие, особый запас провианта на 10 дней»⁸⁹⁷. Но не удалось благоустроить медицинскую часть — главным образом из-за недостатка врачей. Еще на пути к Тарутину 12 сентября главный военно-медицинский инспектор русской армии Я.В. Виллие меланхолически констатировал «умножение в армии больных»⁸⁹⁸. В Тарутинском лагере госпиталей стало побольше, уход за больными — получше. Но и «когда начали преследовать неприятеля, часть госпитальная, — по признанию Е.Ф. Канкрина, — была самая печальная и вместе затруднительная»⁸⁹⁹.

Не столь печальной, сколь затруднительной была и часть оружейная. После того как в Москве был оставлен противнику Арсенал, страдали от недостатка ружей даже регулярные войска россиян. Английский комиссар при Главной квартире Кутузова Р. Вильсон 27 сентября уведомлял посла Англии в Петербурге лорда В.-Ш. Кэткарта: «Может быть, до 15 000 не имеют еще ружей»⁹⁰⁰. Закупленные в Англии 30 тыс. ружей поступали в русскую армию до ноября, когда она была уже на Березине⁹⁰¹. Что же касается ополченцев, то их в России вооружали опасливо и плохо, главным образом пиками, по выражению Ф.В. Ростопчина, «бесполезными и безвредными»⁹⁰². Полтавское и Черниговское ополчения выглядели так: «Кавалерия не имеет пистолетов, а пехота — без ружей, большая часть без сапогов, без рубах и вскоре будет вовсе без одежды»⁹⁰³.

Среди многих забот Кутузова в Тарутинском лагере и даже в его «параллельном марше» за уходившим из России Наполеоном была еще одна, о которой все советские и постсоветские биографы фельдмаршала единодушно молчат. Это — участие Михаила Илларионовича в карательных акциях против крестьян (участие, вовсе не обязательное для него как главнокомандующего регулярными войсками). Тот факт, что в 1812 г. имели место и крестьянские бунты, общеизвестен, и в ряде случаев они были подавлены с помощью войск⁹⁰⁴. В октябре—ноябре 1812 г. карательные войска против крестьян Подмосковья и Смоленщины неоднократно посылал Кутузов.

Так, 7 октября в ответ на просьбу московской помещицы княгини В.А. Хованской светлейший послал «отряд из тульского ополчения, чтобы усмирить мужиков ее»⁹⁰⁵. 19 октября он предписал исправнику Боровского уезда Московской губернии подавить крестьянские волнения в с. Тюнино и наказать бунтовщиков «по строгости закона»⁹⁰⁶, а 9 ноября отправил карательный отряд для расправы с волнением крестьян с. Романово на Смоленщине⁹⁰⁷.

Как бы то ни было, все в Тарутинском лагере было подчинено главной задаче — накопить силы и подготовиться к наступлению. Пока эта задача не была решена, Кутузов воздерживался от активных действий против Наполеона. Только партизаны да казаки неустанно рейдировали по коммуникациям противника, выводя из строя его живую силу и подрывая материальную базу.