Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич
Шрифт:
— Победа далась нам на четырёх театрах. Сперва на Дунае и Кавказе, потом на Балканах и Черном море...
Из всех этих «побед» самые парадоксальные результаты дала война на Черном море. Бесспорно сильнейший на его водах броненосный флот Турции оказался в незавидном положении обороняющегося. А бесспорно слабейший военно-морской флот России вёл наступательные действия. Впрочем, флота как такового у страны-победительницы на Черноморье не имелось.
И виной тому оказался один-единственный человек из плеяды самородков земли русской — лейтенант Степан Макаров. Его примеру последовали и на Дунае. В итоге турецким
Дерзкие ночные действия минного парохода (заслужившего полное право называться крейсером) «Великий князь Константин» ещё в самом начале войны во многом парализовали действия турецкого броненосного флота, сковали его инициативу. Флот не знал спокойных ночей даже у собственных берегов. Каждую ночь команды броненосцев несли изнурительные сторожевые вахты, ожидая нападения русских минных катеров.
Султанским адмиралам и флотоводцу Гобар-паше приходилось еженочно заботиться о собственной безопасности, вместо того чтобы оказывать ощутимое содействие с моря сухопутным войскам на Черноморском побережье.
Таковой оказалась цена в Русско-турецкой войне 1877—1878 годов «безумной» идеи «неуёмного» лейтенанта Степана Макарова, которого в истории назовут «дедушкой минного флота». А более восторженные почитатели его талантов — «отцом миноносного флота»...
Оказавшись со временем на посту военного губернатора Кронштадта, вице-адмирал Макаров в одном из своих выступлений в Минном офицерском классе скажет:
«В нашу последнюю войну турки имели сильный броненосный флот, но с этим флотом они не решились ни разу остаться на ночь у наших берегов. К Одессе ещё и днём не подходили ближе 15 миль. Без сомнения, не артиллерия удерживала их, а минные атаки. Минных атак было немного, но турки ждали их каждую ночь.
Мне передавали капитаны (турецкие, во время пребывания Макарова сразу после войны в Константинополе. — А.Ш.), что они переживали тревожные ночи даже в таких портах, куда наши минные катера никогда и не заглядывали...»
Исполняя высочайшее повеление, великий князь Николай Николаевич 19 ноября 1876 года покинул Санкт-Петербург. Он отправлялся на Юг, в Кишинёв, чтобы на месте возглавить русские войска, готовые вступить на дунайское правобережье. Объявление войны Оттоманской Порте считалось уже чистой формальностью. Среди сопровождавших немногих лиц выделялся адъютант Дмитрий Скалой, пользовавшийся особым доверием великого князя.
Главнокомандующего действующей Дунайской армией провожали с немалой торжественностью. Николаю Николаевичу от войск гвардии поднесли святую икону. Святые образа он также получил от Главного штаба, комендантского управления столицы, военно-учебных заведений Санкт-Петербурга, многих полков и других воинских частей его гарнизона.
Образ, который был поднесён ему от лейб-гвардии Уланского полка, Николай Николаевич надел на шею
Простившись с великой княгиней и сыном Николаем Николаевичем-Младшим, генерал-инженер в сопровождении Скалона отбыл на вокзал. Поезд тронулся в два часа ночи. В вагоне великого князя не спали. Он собрал у себя сопровождавших офицеров и рассказывал о том, как генерал-адъютант Гринвальд сделал по его просьбе расчёты на случай затруднительного довольствия лошадей в войсках на Юге:
— Овса там почти не сеют. Культура эта, как сами понимаете, более северная для земледельцев. Гринвальд сделал для меня перерасчёты фуража для лошадей.
— Ваше высочество, Гринвальд известный лошадник. Что он мог вам посоветовать взамен овса?
— Это действительно интересно. Так, он предлагает заменить один гарнец овса пятью фунтами сена и двумя третями гарнца ячменя. Или по-другому: выдавать на лошадь вместо одного гарнца овса полгарнца пшеницы.
— Однако Гринвальд должен знать, что валахи и болгары сеют больше кукурузы, ваше высочество.
— Он и это учёл. Не зря же государь выделяет его среди своих генерал-адъютантов. Предлагает приравнивать к гарнцу овса полтора гарнца кукурузы...
Под вечер поезд великого князя прибыл на станцию Малая Вишера. На перроне стоял почётный караул лейб-драгун, играл полковой оркестр. На следующей остановке в Бологом пили чай. В Москву прибыли в пять часов утра.
В Первопрестольной великий князь Романов отдал дань вековой традиции русских полководцев. Он съездил в Сергиеву Пустынь (Троицко-Сергиев монастырь) — поклониться Святому Угоднику, благословившего на подвиг Дмитрия Донского, отправлявшегося на Куликово поле.
Перед Киевом адъютант Скалой обратился к Николаю Николаевичу с просьбой:
— Ваше высочество, меня в Москве просил редактор «Московских ведомостей» Михаил Никифорович Катков об одном важном деле.
— Каком?
— Он просит присылать ему официальные телеграммы с войны. Их он будет печатать на первой странице газеты для москвичей. И не только для них: катковские «Ведомости» читает вся Россия.
— Хорошо, такую просьбу уважить надо. Дмитрий, ты от моего имени позаботься о том, чтобы Каткову дублировали мои телеграммы, отправляемые в Главный штаб.
— Будет исполнено, ваше высочество.
— А кто он, Катков? Кажется, я его знаю.
— Он был в «Русском вестнике», когда там печаталось моё описание «Путешествие на Восток Его Высочества в 1872 году». Помните?
— Как же не помнить! Моя супруга прочитывала каждый номер газеты. Всё ей было в тех заметках интересно...
Поезд шёл на Кишинёв долгих пять дней. Пустого времяпрепровождения не было: штаб командующего Дунайской армией начал работать ещё до прибытия на место, в пути. Великий князь наставлял своих штабистов:
— Учтите, мы начинаем кампанию в трудных условиях. До сих пор все против нас: и дипломатия, и климат, и отсутствие флота на Черном море...
Офицеры в ответ замечали:
— Это главные трудности, ваше высочество. А к тому ещё организация армии, вооружение, пути сообщения, интендантство. Ведь всё это далеко не в совершенном виде.
— Да, это мы ещё увидим. А пока надо занять войска, раз пушки стрелять ещё не начали.
— С чего вы решили начать, ваше высочество?