Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич
Шрифт:
На этот раз дело до рукопашного боя не дошло. Турецкий 5-тысячный гарнизон счёл для себя за благо сдаться в плен. Потери победителей убитыми и ранеными не превысили 50 (!) человек. Адъютант великого князя полковник Михаил Газенкампф записал во фронтовом дневнике:
«...После двухчасового бомбардирования гарнизон Телиша, состоявший из 7 таборов с 3 орудиями, под начальством Ливы-Измаил-Хани-паши сдался и положил оружие...»
На личном докладе главнокомандующему о двойной победе на Софийском шоссе генерал-лейтенант Гурко среди прочего
— В боях впервые артиллеристы, ваше высочество, применили новшество, дальномер системы полковника Мартюшева.
— Как его оценили наши офицеры-пушкари?
— Выше всяких похвал. Одна меткость орудийных залпов по Телишскому редуту чего стоит!..
Из штаба Гвардейского корпуса за подписью генерал-лейтенанта Гурко в армейскую штаб-квартиру в течение всего дня 17 октября приходили «дополнительные» депеши, рассказывавшие о событиях у Горного Дубняка и Телиша:
«Мои уланы при Телише сперва изрубили 150 конных башибузуков и черкесов, пытавшихся уйти, а затем атаковали пехоту. При этом ранены: штабс-ротмистры Сафонов и Яфимович и корнет Жандр штыками, корнету Ухину простреляна пулей верхняя губа. Нижних чинов убито и ранено до 50-ти, большею частию штыками».
«В том же сражении легко ранен командующий л.-гвард. Гродненским гусарским полком принц Альберт Саксен-Альтенбургский: пуля пробила серебряный портсигар и оконтузила ногу; он остался в строю».
«Всего сдалось 7 таборов (батальонов. — А. Ш.) с 3-мя орудиями. Генерал Гурко хотел выпустить пленных на свободу, но они сами предпочли остаться военнопленными. Паша Измаил-Хаки и четыре иностранца, три англичанина и один француз привезены сюда. Из англичан один полковник турецкой службы, а двое — доктора, которые оставлены, при турецких раненых пленных, но сами считаться пленными не будут как служащие делу человеколюбия. Француз был волонтёром...»
Следствием побед русского оружия у Горного Дубняка и Телиша стало то, что турецкие войска сами ушли из Дольнего Дубняка. Случилось это 20 октября. Теперь пробиться в осаждённую Плевну по Софийскому шоссе было уже нельзя. Сумевший выйти из города болгарский священник на беседе в армейском штабе сказал великому князю:
— С 12-го числа не только транспорта, но и никаких сведений в Плевну извне не поступало.
— Как это явление воспринимается турками?
— В городе говорят, что это сильно озаботило Осман-пашу и его османят-офицеров...
— А рядовые турки? Солдаты?
— Их теперь больше всего заботят размеры выдаваемого на день провианта.
— Турки говорят о плене?
— Они его боятся. Особенно башибузуки и черкесы, что разоряли наши села у Дуная. Боятся мщения кровью.
— Значит, есть за что...
Николай Николаевич после изгнания неприятеля из Орхания имел беседу с императором Александром II. Тот сразу заговорил о главном, что его беспокоило после «третьей Плевны»:
— Николай, война у нас словно встала. Мы сидим под Плевной вместе с князем Карлом, цесаревич — под Рущуком.
— Я его сегодня, ваше величество, поздравил с новой победой. Молодецкое дело было у кавказцев.
— Да, действительно молодецкое. Я сегодня тоже поздравил генерала Тер-Гукасова с орденской наградой. Но меня сейчас больше заботит Плевна.
— Плевна падёт, ваше величество. И думаю, довольно скоро. Только надо...
— Что надо?
— Надо выждать, когда у Осман-паши истощатся армейские запасы.
— И что тогда будет? Белые флаги на плевенских фортах?
— Не думаю, что всё будет так, ваше величество.
— Вот и Милютин-реформатор так считает. Значит, турки пойдут на прорыв?
— Думаю, что да. Это будет их последний шанс вырваться из осадного кольца. И оправдание Осман-паши перед султаном после войны.
— Если гарнизон Плевны пойдёт на прорыв, что противопоставим этому мы?
— Мы с Тотлебеном усиливаем в инженерном отношении наши позиции. Они теперь укреплены не хуже, чем плевенские.
— Куда будет прорываться, на твой взгляд, Осман-паша? На Запад? К Видину?
— Думаю, ваше величество, туда. Через реку Вид с её мостом. Ведь турки его до сих пор даже и не помышляют разрушать.
— А чем мы их встретим там, за Видом?
— Гренадерскими полками. Но надо ждать того дня. Он уже недалёк, это мнение моего штаба.
Главнокомандующему не раз докладывали о том, что среди пленных то там, то здесь выявляются иностранцы, чаще всего англичане, служившие в армии султана на высших офицерских должностях. Так было и в деле у Горного Дубняка, где в плен попали несколько подданных английской короны и один француз. Когда к Николаю Николаевичу обратились с вопросом, что делать с иностранцами на турецкой военной службе, он распорядился так:
— Полковника-англичанина и француза-волонтёра содержать на общих основаниях с другими военнопленными. Каких-то особых условий для них быть не может.
— А как поступить с врачами из Британии, ваше высочество? Они ведь люди не военные.
— Оставьте их с ранеными турками. Медикаментов не изымать. Пускай до конца исполняют долг человеческого милосердия, если уж оказались на войне. И пригласите обоих сегодня ко мне сегодня к завтраку...
Горный Дубняк находился от осаждённой Плевны далеко. Каково же было удивление великого князя, когда при опросе пленных турецких офицеров один сказал, что он из Плевенского гарнизона.
— Вы бежали из крепости или были посланы в Горный Дубняк своим начальником?
— Бежал.
— Причина бегства?
— Голодно в Плевне. Постоянно бомбы рвутся. Стало страшно за себя, потому и сбежал.
— Бежали одни?
— Нет, с несколькими своими солдатами, когда мы стояли в сторожевой цепи.
— Почему другие не бегут?
— Осман-паша жестоко наказывает пойманных беглецов.
— Почему крепостная артиллерия перестала вести ответный огонь?