Фемистокл
Шрифт:
А вот и последние известия, записанные секретарями пританея вечером.
Фемистокл впился глазами в строки, написанные мелом вкривь и вкось: конница варваров вышла к городку Танагра; Ксеркс с главными силами и обозом расположился в Фивах; в горах близ Дельф произошёл камнепад, напугавший персов, которые после этого не осмелились разграбить сокровища Аполлона Пифийского…
«Варвары не тронули сокровища дельфийских жрецов, - с досадой подумал Фемистокл, - а жаль, клянусь Зевсом!»
Продвигаясь вдоль стены объявлений, Фемистокл случайно
– А, Фемистокл!
– с вызывающей улыбкой проговорил тот.
– Что, не терпится узнать, когда персы окажутся у границ Аттики? Ты уже решил, где спрячешь свою семью? И куда денешь моё золото?
Сделав ударение на слове «моё», Геликаон демонстративно наступил Фемистоклу на ногу.
Последний с трудом удержался, что бы не двинуть кулаком по наглой физиономии Геликаона.
– Спрячь свою Архиппу понадёжнее, Фемистокл, - с угрозой в голосе произнёс Геликаон.
– Ведь если до её нежного тела не доберутся жадные персы, то это запросто могут сделать твои недруги среди эвпатридов. Ты и сам поостерегся бы в одиночку разгуливать по Афинам.
– Мне смешно слушать твои угрозы, Геликаон.
– Фемистокл смерил аристократа презрительным взглядом.
– Или ты забыл, что ты у меня в руках? Стоит мне показать пританам отнятые у тебя два свитка, доказывающие измену, как ты получишь смертный приговор!
– О, я дрожу от страха!
– засмеялся Геликаон.
– Какие два свитка?… О чём ты?… Ты не болен ли, часом?
И Геликаон приложил ладонь ко лбу Фемистокла.
– Да у тебя жар!
– с притворным беспокойством проговорил он.
– Тебе надо к лекарю. Немедленно!
Фемистокл с такой силой толкнул Геликаона, что тот еле устоял на ногах.
Выбравшись из людской толчеи, он торопливо зашагал домой, полный беспокойства. Геликаон неспроста так осмелел!
«Негодяй уверен в своей безнаказанности! Считает себя неуязвимым!
– лихорадочно размышлял Фемистокл, глядя себе под ноги и не замечая прохожих, приветствующих его.
– На чём основана такая самонадеянность? Тут что-то не так. Надо поскорее разобраться!»
Фемистокл не вошёл, а ворвался в свой дом, подобно вихрю. Он сразу же бросился к заветному ларцу, спрятанному в нише стены в дальней комнате мегарона. Открыв ларец, Фемистокл обнаружил, что тот пуст.
Оба свитка исчезли!
Фемистокл кинулся в гинекей и подступил с расспросами к Архиппе.
Та поначалу не могла понять, чего добивается рассерженный супруг, выкрикивая: «Кто хозяйничал в мегароне в моё отсутствие? Отвечай! Кто приходил к тебе? Лучше признайся по-хорошему!»
Доведя жену до слез, Фемистокл выяснил, что никого из посторонних в его отсутствие в доме не было. К Архиппе ненадолго по разным поводам приходили её родственницы, ещё как-то раз заглядывала сестра Фемистокла Фаргелия. Ещё приходили рабы с посланиями устными и письменными от должностных лиц и кредиторов,
Фемистокл терялся в догадках. Ночь он провёл почти без сна, просеивая через сито подозрений всех людей из своего ближайшего окружения. В том числе Архиппу и Фаргелию. Отправляясь в морской поход к Артемисию, Фемистокл взял с собой Сикинна, который был верным сторожем мегарона.
«Без Сикинна в моём доме не стало порядка, ведь Архиппа законченная недотёпа!
– сердито размышлял Фемистокл.
– Я купил ей рабыню, чтобы та помогала по хозяйству и следила за детьми. Но моя безмозглая супруга настолько очаровалась девушкой, что теперь рабыня не только её лучшая подруга, но и член нашей семьи!»
А что, если это Гликерия похитила свитки из тайника?
Рабыню звали Гликерией.
С виду она простушка, но кто знает, что таится в голове у фракиянки?
Фемистокл принялся обдумывать новый вариант пропажи писем, но усталость в конце концов взяла верх, и он заснул.
Утром Фемистокл поручил Сикинну разыскать и привести к нему Эвмела, а потом - Кифна.
Завтракал он в одиночестве, так как Архиппа, обиженная вчерашней грубостью, накрыла стол для себя и детей на женской половине дома.
Прислуживала Гликерия. Фемистокл делал вид, что заигрывает с рабыней, то притягивая её к себе за руку, то легонько похлопывая пониже спины. Наконец он усадил фракиянку к себе на колени и принялся гладить её пышные груди. При этом Фемистокл осторожно расспрашивал рабыню о том, что происходило в доме в его отсутствие. Кто делал уборку в мегароне? Ночевал ли кто-нибудь? Позволяла ли Архиппа Архентолу и его друзьям дурачиться на мужской половине дома?
Рабыня, раскрасневшаяся от ласк своего господина, часто отвечала невпопад, то и дело томно вздыхая.
Тогда Фемистокл приказал Гликерии обнажиться и лечь на стол. Рабыня безропотно исполнила повеление, торопливо убрав со стола недоеденные яства и глиняную посуду. Она хотела было унести всё это в соседнюю комнату, но Фемистокл нетерпеливо махнул рукой:
– Клади на пол!
Его вдруг обуяло сильнейшее желание насладиться прелестями пышнотелой фракиянки, прекрасная нагота которой была сродни статуям обнажённой Афродиты, виденным в Коринфе. Тамошние ваятели представляли Афродиту не хрупкой девушкой, а широкобёдрой, полногрудой молодицей.
Однако сладострастный пыл Фемистокла неожиданно наткнулся на перемену обстоятельств: пожаловал Эвмел.
Он уверенно вошёл в трапезную и невольно смутился, застав хозяина не просто обнажённым, но совокупляющимся с рабыней.
Фемистокл без всякого замешательства предложил гостю стул и, прервав своё занятие, натянул хитон. Выпроваживая из трапезной раскрасневшуюся фракиянку, он ласково потрепал её по щеке, сказав при этом, что будет ждать её сегодня ночью в своей опочивальне.
– А госпожа?
– робко спросила рабыня, задержавшись на пороге и глядя на хозяина преданными глазами, полными вожделения.