Феникс
Шрифт:
— Вы умеете молчать?
— Если нужно.
Надие пропустила сквозь игриво сложенные губы струю дыма, и он заволок ее. Она отгородилась от Саида легкой, недолгой кисеей. И из-за этой кисеи прозвучал голос:
— Мне трудно быть рядом с вами, Саид.
Он хотел спросить, почему, но вспомнил предупреждение и промолчал.
— Вы заставляете меня волноваться… Думать о прошлом… О потерянном…
Снова смолчал Саид, хотя рвался вопрос: зачем? Зачем она все это говорит?
— А я не хочу о нем думать. Его не вернешь, никогда.
— Но можно приобрести
— Разве существует вторая родина?
— Я думал о другом, — поправился Исламбек. — Извините, что я нарушил обет молчания.
— О чем же вы думали?
— О цели жизни.
Круглые глаза Надие с любопытством уставились на Саида. К любопытству примешивалась еще и ирония.
— У вас есть цель?
Он, кажется, дал себя втянуть в опасный разговор. Цель жизни! Что это для него? Сейчас. Можно, конечно, увести Надие далеко от сути, но тогда и Саид окажется за пределами чужой судьбы. Ничего не узнает о сокровенных мыслях переводчицы Ольшера.
— Да, есть.
— Поделитесь со мной.
— Я должен увидеть снова родину.
— Значит, все-таки родину?
— Все-таки.
— Ну, это легко осуществить.
— Как?
— Включить себя в список особой команды «Вальд-лагеря 20».
— И цель будет достигнута?
— Вы увидите родину.
Надие открыто издевалась над ним. Она знала, что такое «Вальд-лагерь 20». Лагерь диверсантов. Правда, их возвращали на родину, но в каком обличье, ради каких задач! Неужели она считала Саида обыкновенным наемником, предателем, лишенным сердца и чувств. Он поднял на нее глаза, чтобы прочесть все это на ее лице. И поразился. Надие тепло, с какой-то грустью смотрела на него сверху. Руку подняла, казалось, хотела своими нервными, беспокойными пальцами коснуться его волос — они были рядом. Застыла в пути. Испугалась вроде. Повернула торопливо назад и на груди сомкнулась с другой рукой. Надие, словно совершая молитву, печально глядела на Саида.
— Я бы такое вам не посоветовал, — сказал огорченно.
Она смутилась. Еще сильнее сжала сплетенные на груди руки.
— Простите… Мне показалось, вам все равно, как вернуться на родину… Других вы учите этому.
— Кого других?
— Своих соотечественников… И небезуспешно.
— Вам даже это известно?
В ней вспыхнул азарт. Азарт ведущего игру человека. Хвастливо она бросила:
— Мне все известно.
— Все?!
— Например, что вы вернулись сегодня из Брайтен-маркта. Целый и невредимый.
Надие торжествующе сияла. Ее забавляло и радовало удивление Саида. Он действительно был поражен осведомленностью переводчицы.
— Будьте уж до конца искренни, нарисуйте мое будущее.
Она достаточно позабавилась его удивлением и его растерянностью. Глаза Надие снова стали грустными, рука опустилась на диван и принялась по-прежнему перебирать ткань накидки.
— Мы, наверное, оба погибнем…
Это было сказано так просто и так убежденно, что Саида обдало холодком. Он поверил ей. Поверил невольно — все услышанное прежде,
— Вы хотите этого?
— Нет…
— Откуда же такая уверенность?
Она попыталась решить задачу, объяснить сказанное. Подумала, глядя на темные шторы окна.
— Один из нас идет над пропастью, и тропа его скоро иссякнет… А другой… старается быть рядом…
И Надие почему-то улыбнулась. Горько. Неизбежность трагического конца представлялась ей, должно быть, очень ясно.
— Я ничего не понимаю, — прошептал Саид. Рука его потянулась к ее пальцам, застывшим на ткани. Сжала их. — Не понимаю… Ты говоришь страшные вещи. — Он назвал ее на «ты». Сам не заметил этого. И она не заметила.
— Разве умереть страшно… Теперь, когда умирают каждую секунду… — ответила она спокойно.
— Нет, нет… Почему я должен погибнуть? Ты предполагаешь это или знаешь точно?..
Снова глаза Надие заискрились лукавством. Она увидела, что Саид встревожен, ищет объяснения.
— Конечно, не знаю…
— Откуда же такая мысль?
— От сердца.
— Предчувствие?
— Возможно.
Он вскочил со своего пуфика и снова стал ходить по комнате. Она была небольшая, Саид делал какие-нибудь три шага к окну и поворачивал обратно.
— Из чего ты решила, будто подо мной пропасть? И тропа иссякает…
Надие изобразила на лице боль.
— Не надо на «ты»… Это грубо…
Саид отмахнулся. Снова спросил:
— Какая тропа?
— Ваша.
— Разве у меня есть своя тропа! Я подневольный человек, как тысячи других в Берлине.
Она сжала пальцами виски:
— Да перестаньте вы наконец ходить… Я устала…
Пришлось вернуться к пуфику, к ее ногам, и опуститься на бархатный табурет. Опуститься, хотя взвинченные нервы отвергали покой, требовали движения. Непрерывного движения.
— Я пленный… — напомнил Саид о своем вопросе. — Просто пленный.
— Вы не Исламбек, — как и в первый раз, просто и убежденно сказала Надие.
Он сразу отрезвел: его карта раскрыта. И ему говорят об этом прямо. В глаза. Надо было прийти в себя, прежде чем мысль могла подготовиться к обороне.
— Кто же я? — с трудом выдавил Саид.
— Не знаю.
Игра кончилась. Это понял Саид. Поняла и Надие. Осознала ясно, что переступила рубеж, запретный рубеж, и повисла над пустотой. Что дальше?
— Просто ты ищешь тайну, — попытался объяснить себе, а заодно и Надие мысль, которую она обронила только что. — Тебе нужна тайна.
— Возможно, — покорно согласилась Надие.
— Вы все ищете страшное. В этом ваша жизнь, ваш долг, ваша работа.
Она попросила:
— Не надо делать мне больно.
— А ты не думаешь, что наносишь другим боль своим недоверием? Что ранишь…
— Я не хотела этого.
— Ну да, просто нанесла рану по привычке.
Ее обожгла грубая настойчивость Саида. Слишком прямо выдвигались обвинения, слишком уверенно судил он о ее чувствах и побуждениях.