Феникс
Шрифт:
– Это я помню, - ответил Феникс.
– Обещаю, что ты ни в чем не будешь нуждаться в дороге, и вообще, впредь ни в чем не будешь испытывать нужду.
Она долго и молча на него смотрела, потом они медленно пошли дальше.
– А хорошо ли это, - сказала, наконец, Инга, - ни в чем не испытывать нужду, трудности?..
– Узнаю философа.
– Я женщина.
–
– Тогда все в порядке.
Когда они проходили мимо нового высотного дома, Георгий не услышал привычного шума рукоплесканий генерал-президенту, гигантское полотнище плаката исчезло, словно и не бывало. А на его месте пестрело мозаичное панно на экологическую тему. Георгий остановился как вкопанный, спросил с нарастающей тревогой:
– А куда подевался наш Адамчик?
– Не понимаю, о ком ты говоришь?
– ответила Инга, думая о своем.
– Я говорю об Адаме Голощекове, президенте нашей страны - Леберли.
Подруга Феникса вновь, теперь еще более внимательно вгляделась ему в глаза.
– Очнись, - мягко, как разговаривают с выздоравливающими больными, сказала Инга, - в Прибалтике нет никакой Леберли. И генерала никакого нет...
Феникс ощутил в груди космический леденящий холод потерь, а потом - жар сожженных мостов и кораблей опалил лицо.
– А что есть? Что вообще у вас тут, на Земле, творится?
– Есть ты и я... И есть Россия, куда мы едем без чемоданов...
– Хорошо, что хоть Россия осталась...
– сказал он, вымученно улыбаясь.
"Все-таки мы вляпались в это дерьмо, - подумал Странник, имея в виду "Брэдбери-эффект" и его последствия.
– Остается надеяться, что изменения будут носить поверхностный, а не принципиальный характер. Ах, Хумет, командор ты наш, мы все-таки наследили в истории. Нельзя вторгаться в прошлое безнаказанно".
А Инга подумала, что нелегкое это дело - быть женой художника, обитающего в мире химер, и что она еще изрядно помучается, пока станет полноправной гражданкой неведомой страны Леберли, которую выдумал для себя будущий ее муж. Но, видимо, такова уж пресловутая женская доля.
* * *
Когда они переехали границу, и миновали хлопоты с этим связанные - хорошо, что у Инги оказался с собой паспорт, а в нем - непросроченная российская бизнес-виза - Георгий, бывший всё это
Поездка в Россию оказалась и в самом деле долгой, как и хотел Георгий. Они поменяли три поезда. Сначала это был норд-экспресс "Балтика", потом "Красная стрела", и, наконец, фирменный поезд "Урал".
Утром третьего дня они прибыли в родной город Георгия.
Они поднялись по лестнице его дома. Он позвонил. Дверь открылась, на площадку вышел бородатый мужчина лет тридцати, с изрядно поредевшей шевелюрой, но с еще достаточно стройной фигурой. На ногах у него были домашние шлепанцы, а в остальном - разодет как франт: в красной наполеоновской треуголке с плюмажем, в смокинге с шелковыми отворотами, накрахмаленная манишка пенилась кружевами. Пристежной воротничок ослепительной белизны упирался в подбородок. Кадык прикрывал черный галстук-бабочка.
На Георга он смотрел равнодушно, не узнавая его.
– Здорово, брат, - сказал Странник, с трудом справляясь с нахлынувшими слезно-горячими чувствами удивления и радости.
Андрей вдруг просиял, но так же быстро овладев чувствами, уже с кривоватой своей улыбочкой сказал:
– А-а-а! Шишкин приехал! Наше вам с кисточкой. Наверное, разбогател - едва тебя узнал...
– А ты как здесь оказался?
– Что значит - "оказался"? Пришел в гости к маме. Я ведь не шляюсь по заграницам, как некоторые...
– На бал что ли собрался, братец, или в оперу?
– Нет, был на встрече с читателями в университете. У меня вышел сборник стихов...
– Поздравляю...
– Вот, студенты подарили...
– снимая с головы треуголку, отвечал брат, слегка конфузясь, и, чтобы замять неловкость, перешел на свой обычный язвительный тон.
– Ну а как ты? Покорил Прибалтику?
– За всю Прибалтику не скажу, а кое-кого пленил...
Георг обернулся к своей подруге, скромно стоявшей у перил лестницы.
– Знакомься, это Инга.
Потеснив делавшего реверансы Андрея, на порог вышла пожилая женщина. Густые волосы, некогда золотые, а теперь отливающие серебром, стянуты в тугой узел на затылке. Увидев Георгия, она ахнула, всплеснула руками. В глазах ее блеснули слезы.