Фэнтези-2005. Выпуск 2

Пехов Алексей Юрьевич

Он подбросил и поймал кинжал, ухватив клинком лунное пламя, нарочито громко засмеялся, тряхнул волосами и пошел вперед, на живую, глядящую сотнями глаз стену.

Завтра, через год, через десять, двадцать, пятьдесят лет он станет одним из них, но сейчас не Небельринг властен над ним, а он над Небельрингом. Он не волк, он — Рыжий Дьявол, и он добьется своего или умрет.

Рудольф Ротбарт шел сквозь воющее море, и оно расступалось пред ним, как расступились иные волны пред народом Моисеевым.

Заложники и данники

древней клятвы, которых никто не спросил, которым никто не оставил выбора. Такие разные в жизни и смерти, в посмертии они стали одинаковыми. Ночь и волчьи шкуры стерли различия.

Красные шкуры, черные пасти, желтые глаза… Кто из них при жизни был кем? Кого любил, с кем сражался, о ком мечтал? Кто взял Альтерфее? Кто разбил Филиппа Лоасского, отбросил варваров Геримунтаса, выстроил собор святого Михаила? Кто заставил папу смириться и признать Миттельрайх неприкосновенным? Кто разбил в Витте сиреневые сады?

Шаг за шагом через прошлое Миттельрайха, на губах — ухмылка, в руках — фамильный клинок. «Никогда не оглядывайся», — говорил Годфрид Ротбарт, Готфрид-Кремень. Здесь ли он? Здесь ли неистовая Кунигунда, перчатка которой стала причиной войны? А ее внук Иоганн, эту войну погасивший? Где его тезка Рудольф, давший приют печатнику Августу Платкхарду, полководец Отто, весельчак Губерт, покончивший с собой из-за несчастной любви принц Герхард?

Вольфганг продал не только себя, но и весь свой род… Понимал ли он сам, на что идет? Чего хотел? Защитить свою землю, создать великую державу или ему была нужна власть? Просто власть ради власти? И что теперь делать ему, идущему сквозь свое будущее?

Латинянство позволяют выбирать между раем и адом, а у Ротбартов одна дорога — в Небельринг, а потом — в золу. Всем родом, всей стаей… Стоит ли Миттельрайх этого кошмара? Почему они цепляются за жизнь, за такую жизнь? Что помнят из человеческого прошлого, а что забыли? Что вспомнит он сам, когда очнется в Вольфзее? Что помнит Людвиг? Что помнит отец? Неужели, как и мать, жаждет крови внука? Вряд ли ты это узнаешь при жизни, Руди Ротбарт, а потом тебе будет все равно. Хватит! Ты почти пришел.

Волки не пытались остановить родича, но их было слишком много. Звери напирали друг на друга, и Руди пришлось сбавить шаг. Из церкви слышались рычанье, возня и удары, словно там дрались собаки, но люди молчали, даже Мики. Неужели мертвы? Если да, придется решать — умирать ему или жить. Если Мики и Милика живы, выбора у него нет.

3

— Руди! — кричал Мики. — Руди!

Этого не могло быть, но это было. Руди был жив, и он был здесь. Деверь стоял на пороге, щуря глаза, в руке — кинжал, на черном сукне блестит цепь регента. Он ничего не делал и не говорил, но волки прекратили бой. Один, с окровавленной мордой, прихрамывая, подошел и встал рядом с братом.

— Руди, — выдохнула Милика, — это Людвиг.

Рука человека легла на голову

зверя. Деверь что-то сказал Людвигу, и тот лег, положив морду на вытянутые лапы. Взгляд Рудольфа скользнул по освещенному алтарю, остановившись на прижавших уши волках.

— Вас призвали Луной и вашими именами, — голос Рудольфа звучал устало и глухо. — Уходите за теми, кто вас призвал.

Руди поднял тело статс-дамы и понес к выходу. Клаус захлопал глазами и бросился к Берте, но не поднял, а поволок за ноги. Что случилось дальше, Милика не видела: догорающие свечи сплелись в золотой венок, закачавшийся на серебряной волне, и все исчезло в горьком осеннем дыму.

В императорском парке жгли палую листву, а она носила под сердцем Мики. Плащ и тяжелое платье скрывали беременность, и Людвиг ничего не заметил. Он только-только вернулся с лоас-ской границы и отыскал ее среди рыжих кленов и отцветших роз. Милика не ждала его так скоро, от радости у нее подкосились ноги, муж ее подхватил и засмеялся.

А потом они брели, держась за руки, среди задумчивых статуй, в воздухе тихо кружились листья, а над горизонтом поднималось облако, похожее на однорогого оленя…

— О чем ты думаешь? — спросил Людвиг, и она ответила:

— О нашем сыне.

— Что ты сказала? — Император остановился и притянул ее к себе.

— Я сказала, — прошептала Милика, — что жду ребенка.

— Как это вышло? — Он был бледен, как полотно. — Во имя Господа, как?..

— Как у всех. — Милика встала на цыпочки и поцеловала мужа в губы. — Ты слишком доверял лекарям, но иногда снадобья бессильны.

— Тобиас ответит за свою глупость!

— Он не виноват. — Милика лукаво улыбнулась. — Ни одно снадобье не подействует, если его вылить.

— Так ты, — он задохнулся, — ты меня обманула! Господи, как ты могла…

— Людвиг! — Почему он побледнел? — Я рожу тебе сына, у тебя будет наследник, и твоя мать нас простит.

— Так ты это сделала из-за нее? Что она тебе сказала?!

— Ничего. — Она прижалась к нему. — Ее Величество со мной не разговаривает. Людвиг, ты не понимаешь… Ты уехал, тебя не было, но ты остался со мной, во мне…

Он молча смотрел на нее, и ей вдруг стало страшно, как тогда, в лунном саду.

— Ты сердишься? Прости, пожалуйста! Прости меня, но я так хотела сына… Я это сделала ради тебя, как… Как и все.

— Маленькая, что ты? Конечно же, я счастлив. Просто все так неожиданно. Ты же больна…

— Я здорова. Ты больше не сердишься?

— Я? На тебя? Какая же ты глупышка! Когда он родится?

— В январе.

— Мы назовем его Михаэлем. В честь отца… а крестным будет Руди. Ты ведь его любишь?

— О, да. — Покачнувшийся было мир вновь вернулся на место. — Ведь он так похож на тебя.

— Руди сильнее, — Людвиг говорил словно сам с собой, — да, он сильнее, и он сможет…

— Что сможет?