Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра (CИ)
Шрифт:
– Миром правят благородные, - отрезал Джоакин.
– Мечами и замками правят благородные, - уточнил Хармон.
– А золотом давно уже заправляют купцы.
– Вот потому весь мир и превращается в навозную кучу!
Хармон нахмурился.
– Ты, приятель, за языком-то следи. Не забывай, что ты с купцом беседуешь.
Джоакин промолчал. Если и было у него желание извиниться, то парень его успешно скрыл. Неожиданно для самого себя, торговец начинал злиться. Прежде он посмотрел бы сквозь пальцы на Джоакинову спесь, но сегодня... Может, дело было в светлых кудрях Полли, слегка касавшихся его плеча, а может, в четырех тысячах
– К слову сказать, - произнес Хармон, - я вот подумываю купить себе этот самый дом. Что ты на это скажешь?
– Дом возле рельсов?!
– даже Джоакин понял, что это дорогая штука.
– Неужели вы столько денег своими телегами наездили? Не верится.
– Зря не веришь. Наш брат купец умеет свою жизнь построить и звонкую монету заработать. Не пройдет и пары месяцев, как я стану хозяином этого дома, а ты будешь внизу у дверей вахту нести.
Перекошенная физиономия Джоакина немало порадовала торговца.
– Монетой хвалится тот, у кого нет иных достоинств, - процедил парень.
Хармон хохотнул:
– О, да, в похвальбе-то ты знаешь толк получше моего! Тут я тебе уступлю первенство.
– Я никогда не хвалюсь почем зря! Но и скрывать свои достоинства не приучен.
– Твои достоинства? Хо-хо! Это какие же?
Джоакин презрительно фыркнул и щелкнул пальцами по рукояти меча. Полли попыталась разнять перебранку:
– Ну что же вы, что вы! Такой прекрасный день, чудесная прогулка, не нужно портить ее ссорой!
Оба мужчины восприняли ее слова как поощрение продолжить схватку. Хармон сказал с насмешкой:
– Ты, видать, считаешь, что умение махать мечом - главная ценность на свете? Так я тебя расстрою. В тебе этого умения на эфес, а дури в башке - на десять, а самолюбия - на сотню. Прежде головой нужно орудовать, а после уже клинком. Если не умеришь свою гордыню, никакой меч тебе не поможет.
– Ты слыхала, как он заговорил? Отчего-то в поле перед сиром Вомаком наш славный купец другую песенку пел! Полные штаны наклал! Не будь меня, где бы он теперь оказался?
Джоакин обратился к Полли, однако не нашел в ней поддержки.
– Он в чем-то прав, Джоакин, - осторожно сказала девушка.
– Гордыня может испортить жизнь человеку.
– Так ты с ним заодно?!
Хармон довольно усмехнулся:
– Помяни мое слово: коли будешь и впредь так высоко задирать нос, то недолго твоя голова удержится на плечах. Кто-то из обожаемых тобою дворян ее и оттяпает. Впрочем, не скажу, что это тебе очень уж во вред пойдет. Твоя башка все равно одним самодовольством наполнена, больше ничего в ней полезного нет.
На скулах Джоакина заиграли желваки.
– Я не потерплю, чтобы какой-то купчина так говорил со мной! Я - сын рыцаря! Вам следует извиниться!
– Ха-ха! Перед тобою, что ли? Ты, видать, позабыл, кто из нас кому служит! Я тебе монету плачу, несмотря на твой длинный язык. А могу и не платить.
– Так и не платите, - зло бросил Джоакин.
– Ты что же, хочешь, чтобы я рассчитал тебя?
– Будто мне много радости служить торгашу!
Хм. Джоакин мог пригодиться Хармону при сделке с бароном - как никак, придется везти телегу золота в Лабелинский банк. Но пойти на попятную торговец не мог: отступи он теперь, Джоакин сядет ему на шею и ноги свесит, а Полли решит, что он, Хармон, безвольный слабак.
– Уходи, ты свободен, - сказал Хармон.
–
Джоакин спрыгнул на мостовую и, не прощаясь, ушел прочь. Полли подалась было следом за ним, но остановилась, упершись взглядом в спину парня.
– Правильно, - сказал Хармон.
– Не беги за ним, он тебя не стоит.
Когда Хармон и Полли вернулись в гостиницу, Джоакиновой гнедой кобылы уже не было в стойле.
* * *
Хармон проснулся в гостиничной комнатушке от робкого стука в дверь. Было далеко за полночь, лунный свет едва просачивался сквозь щели в ставнях.
– Кому это не спится?..
– раздраженно проворчал торговец.
– Впустите, хозяин, - послышалось из-за двери. Голос принадлежал Вихренку.
– Чего тебе надо?
– Хозяин, есть дело... прошу, впустите.
– Какое еще дело?
Пауза.
– Срочное, хозяин.
Хармон встал, чертыхаясь, наощупь добрался до двери. Голос Вихренка звучал сдавленно, будто испуганно. Спросонья Хармон не успел понять, что мог означать этот испуг. Он отодвинул засов и толкнул дверь.
Там, действительно, был Вихренок. У его горла поблескивало лезвие ножа. За спиной паренька стоял мужчина в кожаной броне, рядом второй. В руках второго была масляная лампа и короткий меч.
Хармон бросился назад, вглубь комнаты. Двое ринулись за ним, отшвырнув Вихренка. Тусклый свет лампы плеснул на стены. Торговец наткнулся на табурет, устоял на ногах, развернувшись, пнул. Стул врезался в колени чужаку, тот вскрикнул. Хармон метнулся к столу, схватил арбалет. Проклятое оружие не было взведено, торговец просто замахнулся им, как дубиной, и ударил изо всех сил. Враг попытался защититься мечом, но удар был слишком силен и внезапен. Клинок улетел к стене, вторым ударом Хармон вышиб у врага лампу. Стекло звякнуло о половицы, огонек погас, комната рухнула в темноту. Хармон ринулся к окну - на лунные проблески меж ставен. Схватился за щеколду, открыл. Глухо грохотнули шаги за спиной, рука схватила его за шиворот. Развернувшись, он стукнул арбалетом, и снова, и снова. Кажется, попал: силуэт отшатнулся назад. Распахнув ставни, Хармон перемахнул через подоконник и ухнул со второго этажа.
Под окном торчали какие-то бочки, торговец грохнулся на них, боль резанула по ноге. Он свалился с бочек на землю, попытался подняться. Едва успел заметить тень, что двинулась на него вдоль стены. Тупой удар обрушился на его затылок, Хармон провалился во тьму.
Когда он пришел в себя, волосы и лицо были мокры. Чья-то рука еще раз плеснула ему в глаза холодной водой, раздался голос:
– Гляди-ка, оклемался.
Хармон сидел на большом деревянном стуле, его руки были прижаты колодками к подлокотникам. Вокруг царил багровый полумрак. В комнате не было окон, ее освещали лишь два факела, вставленные в кольца на каменных стенах. Тусклое мерцание источали также угли в жаровне. Перед Хармоном располагался длинный стол, по ту сторону сидел человек. На нем была серая холщовая сорочка со шнуровкой на груди, волосы человека имели мышиный цвет, лицо казалось худым и невыразительным, единственной приметной деталью выделялась горбинка на носу.