Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков
Шрифт:
Коротко говоря, в первой половине XIII в. средний класс значительно развился в политическом отношении. Но его более или менее сознательное стремление к независимости не имело никаких последствий общего характера. Так как его интересы противоречили интересам знати, то он не сделал мощного усилия для того, чтобы помочь ей защитить феодальный кутюм против монархии. Очевидно, сеньориальной тирании он боялся столько же, или даже больше, чем тирании королевской [1044] . Этот класс но предъявлял значительных требовании в 1215 г. и не занимает очень выдающегося места в Magna Carta. Бароны, однако, нуждались в нем и должны были принимать во внимание и те вольности, которых он требовал. Но, опять-таки за, исключением Лондона, он почти не выступал активно во время кризиса и его инертность способствовала тому, что Иоанн Безземельный не был сокрушен, окончательно. Наконец, во время революции 1253–1267 гг. злоба этого класса против баронов была еще сильнее, чем против короля. Очень любопытна в этом отношении страница Бертонской летописи, где описывается манифестация 13 октября 1259 г., заставившая баронов обнародовать Вестминстерские Провизии:
1044
О притязаниях некоторых баронов
«Община баккалавров [1045] Англии объявила сеньору Эдуарду, сыну короля, и другим присягавшим из совета, избранного в Оксфорде, что сеньор король полностью исполнил все, чего потребовали от него бароны, а сами бароны ничего но сделали на пользу государства из того, что они обещали, за исключением того, что было лично им выгодно и в ущерб королю» [1046] .
Но попытка Симона де Монфор войти в союз со средним классом не удалась. «Баккалавров» и богатых горожан не замедлили вытеснить более народные элементы, и революция, начавшаяся аристократической реформой, закончилась не выступлением на политическую арену среднего класса, сгруппировавшегося вокруг протектора, а восстаниями и бесчинством крестьян и мелких ремесленников, во главе которых иногда становились изголодавшиеся священники и бродячие проповедники [1047] .
1045
См. выше о значении слова «баккалавр». Термин «община» здесь значит просто «совокупность».
1046
V, стр. 471.
1047
CCCLXXI, ч. II, гл. III.
Различные социальные классы, очень разобщенные между собой, не сумели выступить единым, фронтом против королевской власти. Сражение было дано без достаточной политической подготовки. Но оно окончилось, однако, лишь полу-поражением. Великая хартия восстановила много кутюмов и гарантий, нарушенных Плантагенетами. В том виде, в каком она была переиздана в 1225 г., она осталась свидетельством победоносной реакции против деспотизма королевской власти. Она содержала в себе лишь практические мероприятия, проникнутые феодальным духом, и не сопровождалась никакой декларацией прав. Но принятие ее всеми партиями означало то, что согласно толкованию, любезному английским богословам, король не должен быть тираном. Наконец, она осталась, как источник публичного права, как арсенал, из которого оппозиция брала свое оружие, где позднее были открыты даже такие принципы, о которых современники Иоанна Безземельного совсем и не мечтали. Ложные толкования некоторых из ее статей не остались без влияния на развитие английских свобод. Великая хартия сохранила силу влияния на чувства, которая и до сих пор еще не совсем ею утрачена [1048] . Оксфордские и Вестминстерские Провизии восстановили и дополнили некоторые из положений Великой хартии; эти постановления, утверждающие церковные вольности, феодальные привилегии, гарантии против некоторых административных злоупотреблений, улучшающие судопроизводство, введены были в статут, дарованный королем в 1267 г., статут, который был утвержден парламентом в Марльборо [1049] .
1048
См. мою статью в DCXXVII, I, стр. 879 и сл.; ср. CCCLXXV; DXXXII, стр. 33 и сл.; DXXXII, I, стр. 171–172; CCCLXXXI, стр. 120 и сл.; DXLV стр. 122; CDLVII, стр. XX.
1049
CXXXI, I, стр. 19–25; DCXXVII, II, стр. 115; CCCLXXI, стр. 142–143.
Но не было создано никакого прочного аппарата для того, чтобы контролировать монархию и не допускать злоупотреблений. Парламент все еще оставался старинным феодальным собранием, которое король созывал и даже определял его состав, когда и как ему вздумается. Попытка с аристократическим советом оказалась совершенно несостоятельной. Великая борьба между королевской властью и знатью в XIV в. будет происходить еще на этой же почве, так неудачно выбранной. Наконец, притязания святого престола, которые так близко затрагивали политическую и духовную жизнь страны, еще не были сокрушены: религиозные конфликты будут еще более обостряться до самого того, дня, когда король сам сделается папой в Англии и закончит таким образом упрочение своего деспотизма.
Заключение
История монархии во Франции при девяти первых Капетингах изображалась в этой книге в одной плоскости с историей монархии английской. Читатель, без сомнения, заметил, что такой синтез оправдывается фактами. Обе страны жили в течение всего этого периода в симбиозе. Короли Англии, начиная с завоевания 1066 г., были нормандского и анжуйского происхождения, они говорили по-французски и почти все часть своего царствования провели во Франции; Генрих II и его сыновья правили «империей», простиравшейся от Шотландии до Пиренеев. Великим делом для королей Франции было устоять против них. Наконец, заимствования в области законодательства и администрации, с одного берега Ламанша на другой, очевидны. И несомненно, на историю обоих народов пролилось немножко более света, благодаря принятому нами порядку изложения.
Если мы сравним эволюцию обеих монархий, то различия между той и другой бросятся в глаза. Дело в том, что и исходные точки и самая почва, на которой происходила эта эволюция, были различны. Но в то же время атмосфера, в которой они развивались, была та же самая, и вот почему и сходство между ними также разительно.
Эта атмосфера такова, что необходимо постоянное усилие, чтобы восстановить ее в своем воображении. В настоящее время движениями человечества управляют торжество научной мысли, развитие производства и потребностей, конфликт между демократией и капитализмом, вспышки националистических стремлений. Как можно без труда представить себе, что Франция и Англия, с X по XIII в., насквозь пропитаны религиозным духом и духом феодальным? А между тем именно в этой моральной среде возрождается, развивается и борется за свое существование монархия. В ней находит она и поддержку, и препятствия. Церковь, которая превозносит монархию, в то же время стремится заставить ее служить своим целям; феодальный дух заключает в себе заразу анархического насилия. Но короли извлекают всю возможную для себя пользу из союза, который они заключили с церковью; точно так же они находят свою выгоду в том, что обладают на основании феодального обычая определенными правами, в том, что имеют «верных», привязанных к ним присягой; и из своего законного положения верховного сеньора они извлекают все более и более значительную выгоду. Curia, политическая и административная, финансы, войско, вмешательство в сеньориальную юстицию, общее законодательство — все эти учреждения и действия имеют корень
И действительно, конфликт произошел в Англии. Участие английской церкви в борьбе против короля придало этой борьбе довольно возвышенный характер, мы бы сказали конституционный характер, если бы не боялись вызвать этим ложных, преждевременных представлений. Во Франции союз королевской власти с церковью не был нарушен. И хотя развитие королевской власти вызвало и там жестокие восстания, во они были беспорядочны и не имели последствий.
Рассмотрим этапы. Англия накануне нормандского завоевания едва начинает выходить из своего изолированного положения. Эта кельтская страна никогда не была основательно романизована и в течение ряда веков подвергалась наплыву англо-саксов и скандинавов, германизовавших ее. В ней существовали прочные местные учреждения — hundred, wapentake, shire, sheriff, — следы которых не изгладились и до сих пор и которые сохраняют большое значение на протяжении всех средних веков. Но англо-саксонская королевская власть, судьба которой напоминает судьбу каролингской королевской власти, стала неспособной отстаивать себя: режим коммендации только подорвал ее авторитет. Ее слабость, энергия и лукавство Вильгельма Завоевателя, политический смысл и отважный дух нормандской расы объясняют ловкую проделку 1066 г., одну из самых коренных перемен, которые когда-либо преобразовывали какую-нибудь страну. Вильгельм основывает свое могущество на союзе с церковью, на режиме военного лена, и управляет при помощи некоторых учреждений англосаксонских и нормандских, которые он амальгамировал своей мощной рукой. Ему надо было вознаградить авантюристов, высадившихся вместе с ним в Англию, и для этого произвести колоссальную передачу земель, осудить часть туземного населения на жалкое существование; новая знать, образовавшаяся из его спутников, груба и часто будет брыкаться; но это ничего не значит; зато он создал государство. Царствование жестокого Вильгельма Рыжего продолжается недостаточно долго, чтобы подорвать дело его отца. В следующем веке два великих человека, Генрих I Боклерк и Генрих II, которым служит замечательная корпорация юристов и финансистов, довершают это дело. Самое сильное и самое искусное правительство, какое только существует в Европе, создано. Оно воскрешает каролингскую практику и в то же время точностью своего механизма, суровостью тона и приемов вызывает мысль о римском государстве или, если угодно, о государстве современном. «Анжуйская империя», образовавшаяся благодаря брачным союзам, угрожает самому существованию капетингского королевства во времена Ричарда Львиное сердце.
Преждевременная смерть Ричарда и полубезумие Иоанна Безземельного отсрочивают более чем на одно столетие угрозу поглощения Франции английской монархией. Иоанн имеет глупость поссориться одновременно и со своей знатью, и с церковью. Он спасает свою династию, примирившись с папой. Иннокентий III, который также думает «по-феодальному» и представляет себе политическое верховенство преемника святого Петра в виде сюзеренитета, превратил Англию в лен святого престола. Но это появление на сцене папства не имело счастливых последствий для умиротворения Англии. Оно не помешало союзу английской церкви со знатью против тирании, ни сильной феодальной реакции, отмеченной Великой хартией и ее подтверждениями; а в царствование благочестивого Генриха III, который всю свою жизнь остается благодарным питомцем святого престола, неразумные требования римской курии являются одной из главных причин продолжительных волнений, которые приводят к гражданской войне и диктатуре Симона де Монфор.
Но несмотря на важность этого трагического) кризиса, английская королевская власть устояла к концу изученного нами периода, и учреждения, которыми великие короли XI и XII вв. ее наделили, настолько прочны, так твердо опираются на старинные местные обычаи self-governmenfa (самоуправления), что Эдуарду I достаточно будет нескольких лет, чтобы восстановить королевскую власть во всей силе.
Но это не значит, однако, что ничего важного не осталось под сомнением. Великая хартия имела целью прекращение захватов со стороны королевской власти; ее применение полностью в том виде, в каком она была подтверждена в 1225 г., не мирилось с политикой короля и его чиновников. С другой стороны, финансы короля, его войско, ращение, вопроса о войне и мире, даже отправление правосудия в важных случаях, находятся в зависимости от содействия его «верных»; а их участие не регулировано; слове «парламент» едва только появилось на свет, а самое учреждение еще находится в младенческом возрасте: нам редко приходилось о нем говорить, и мы упоминали о нем больше всего для того, чтобы предостеречь читателя от предвосхищения того, чего еще не было. Бароны Генриха III ничего не сделали для организации народного представительств а; единственное, чего они хотели, это — создать правительственный совет для того, чтобы помочь неспособности царствующего государя. Наконец, даже принцип наследственности трона не установлен твердо, В последний раз, когда этот вопрос обсуждался, после смерти Ричарда Львиное сердце, английская церковь нашла нужным провозгласить сохранение принципа избирательности. При применении соправительства, к которому Генрих II сделал попытку прибегнуть, сразу же обнаружилась его опасность, и от него отказались. Вопрос о регентстве был по поводу смерти Иоанна Безземельного поставлен, и его тогда решили наилучшим образом при помощи превосходного средства; нона будущее время он не был урегулирован. Ввиду всех этих обстоятельств, к которым надо еще прибавить незадачу королей, бездарных и порочных, быстрый упадок английской церкви в XIV в., крайнюю буйность этого страстного народа, становится понятным, что восстания против Иоанна Безземельного и против Генриха III лишь начали собой очень долгую эру монархических трагедий.
Истерия королевской власти во Франции, с 987 по 1270 г., менее бурна. Ее успехи начинаются с опозданием, они не ярки и медленны. Единственное время, когда они дошли быстро и без остановок, это царствования Филиппа-Августа и Людовика VIII.
Капетингская династия, начиная с 987 года, окончательно заняла место каролингской и сохранила за собой трон благодаря случайной плодовитости королев и при помощи такого средства, как соправительство, которое превратило правило избрания в пустую формальность; однако это средство было сомнительным, и Филипп-Август, наученный примером восстания Генриха Молодого в Англии, перестал им пользоваться. Наследование по прямой линии в порядке первородства вошло, таким образом, в обычай. Вопрос о регентстве в случае несовершеннолетия наследника или отсутствия короля решался самим королем, перед его смертью или отъездом; этот вопрос может вызвать волнения или беспокойства, но не может привести к революции. Неделимость королевства остается неприкосновенной; благодаря обстоятельствам даже создание уделов для младших принцев не приводит еще к пагубным последствиям. Одним словом, непрерывность королевской власти и единство монархии обеспечены. Но, сойдя с этой точки зрения юриста, перед какой действительностью мы очутимся?