Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков
Шрифт:
Естественно, что короли берут из этих теорий то, что им подходит, в зависимости от их темперамента или от внушений их близких и окружающих их льстецов. В некоторые периоды кризиса их поддерживает в их склонности к абсолютизму даже высшая моральная власть в христианском мире, святой престол, который плохо осведомлен относительно английских учреждений и настроения умов, англичан и подчиняет свою политику преследуемым им видам: крестовому походу или борьбе с Гогенштауфенами.
Иоанн Безземельный вел себя, как настоящий тиран. Когда ему в 1215 г. представляют петицию баронов, основанную на обычаях, которые он постоянно нарушал, он восклицает: «Отчего уже вместе с этими несправедливыми требованиями бароны не просят у меня также и моего королевства?» [999] . Он уступит только тогда, когда ему приставят нож к горлу. Бароны своим желанием контролировать его при помощи комитета только возбудят в, нем раздражение, и он предпочтет опасности войны. Этот король первый имел на своей большой печати титул короля Англии; предшественники его титуловались королями англичан [1000] . Даже во время своей борьбы с папой он искал богословских аргументов для оправдания своего деспотизма бесноватого. Некий Александр Мэсон снискал его благословение тем, что доставил ему эти аргументы:
999
CХIХ, II, стр. 586.
1000
DCXXVII, I, стр. 663.
«Этот лжебогослов, — рассказывает Роджер Уэкдоверский, — подбивал его на жестокости своими нечестивыми прорицаниями. В самом деле, он ему говорил, что несчастья Англии происходят не по вине короля, а вследствие бесчинств его подданных. Он даже уверял его, что, как король, он является розгой — орудием божьего гнева, что государь поставлен для того, чтобы править своими народами при
1001
CXIX, II, стр. 527; ср. DXXXVIII, стр. 246–260.
Генрих III имел характер сдержанный и допустил в 1258 г. на некоторое время олигархическое правление; но его близкие в конце концов, взяли верх над его — мягкостью и восстановили его против баронов. Тон «жалоб короля на свой совет», недавно найденных и относящихся приблизительно к 1261 г., очень любопытен. Это одновременно и упреки короля и упреки уволенных чиновников. Король жалуется на то, что его взяли под опеку. Он не может стерпеть того, что люди из его совета говорят: «Мы хотим, чтобы это было так», даже не объясняя своих оснований для этого, а между тем эти люди принесли ему свою ленную присягу (оммаж) и клялись в верности. Прежде король опирался на Палату шахматной доски, управляемую людьми мудрыми и добрыми; но в нее посадили новых раболепных чиновников, которые оказываются учениками там, где им следовало бы быть учителями [1002] .
1002
LXIII, стр. 564 и сл.; ср. CLII, стр. 24.
Против этих королей, против, этих королевских чиновников, желавших быть учителями, что могла сделать оппозиция, чего она хотела и чего добилась?
И прежде всего, можно ли допустить существование великого течения в общественном мнении, существование «английской нации», которую, как говорит Stubbs [1003] , «события довели до сознания своего единства и своей индивидуальности»? Историки викторианской эпохи думали видеть, уже начиная с царствования Иоанна Безземельного, нацию, объединившуюся против короля. Ученые, даже наименее расположенные к парадоксам, держатся теперь того мнения, что от такого представления следует отказаться. Это не значит, что Англия уже в начале XIII в. не представляла собой совершенно иного зрелищ, а, чем Франция того времени, еще неоднородная и пестрая. Англия была маленькая и имела сильное правительство, — условия благоприятные для единства. Местное обычное право еще существовало, ко рядом с ним возросло общее право, common law, которое королевские юристы беспрерывно обогащали [1004] . Прежние завоеватели-нормандцы и прежние побежденные англо-саксы слились в один народ, которого двуязычие, по-видимому, не очень стесняло. Высшее общество говорит по-французски, но это испорченный французский язык, над которым каши предки уже начинали смеяться [1005] . Средние классы и народ говорили по-английски, и именно на английском языке Генрих III обнародывает в 1258 г. свое решение присоединиться к Оксфордским Провизиям [1006] . Оба языка еще не проникли друг в друга, чтобы образовать современный английский язык; но культурные люди знают их оба, а кроме того учатся и по-латыни [1007] . Можно уже говорить об английской нации. Но крайнее разнообразие интересов, и в особенности отсутствие выведенного из рассуждения понятия о государстве и о политической свободе, с другой стороны, — представление, что монархическое управление есть личное дело монарха, представление, что только феодальная обязанность совета уменьшает его ответственность, наконец, представление, что практически от его произвола можно защищаться только соблюдением известных обычаев, сохранением или приобретением вновь вольностей, специально принадлежащих той или другой социальной группе, — все это составляет препятствие, почти непреодолимое, для развития политической мысли [1008] .
1003
DCXXVII, I, стр. 761. Такие же идеи и в CXCII, стр. 55–60.
1004
Брактон в СХХХIII, стр. 412.
1005
XCIX, стр. 279 и сд.
1006
СХХХIII, стр. 387–388; CCCLXIII, II, стр. 117–119.
1007
Англичане хвалились тем, что знают три языка: Gens nostra tribus pollet idiomatibus erudita, scilicet latino, gallico et anglico (LXXX, II, стр. 560–561).
1008
Не следует преувеличивать значение общественного мнения, commune consilium regni, в XIII в. См. ниже.
Английские бароны, далекие от того, чтобы вести английский народ к сопротивлению, сами подают пример разделения и политической неспособности. Про них идет слава, что они никак не могут между собой столковаться. Регент Вильгельм Маршал на своем смертном одре в 1219 г. боится возбудить зависть, если назначит себе преемника, и в конце концов оставляет малолетнего короля Генриха под охраной бога и легата, так как «нет страны, в которой люди были бы так разделены между собой сердцем, как в Англии» [1009] . Иоанн Безземельный добился того, что бароны составили прошв него коалицию, лишь после долгих лет тирании. Но их партия образовалась на основе лишь скопления личных обид. Хронист, лучше всех рассказавший об их восстании, указывает нам мотивы их раздражения, не имеющие ничего общего с политической оппозицией:
1009
LVIII, стихи 18041–18043; ер. т. III, стр. 254–255.
«Было в то время много знатных людей в Англии, жен и дочерей которых изнасиловал король, и других, которых он разорил своими незаконными требованиями, и таких, родственников которых он изгнал, конфисковав их имущество, так что у этого короля было столько врагов, сколько у него было баронов» [1010] .
Другие современники говорят о предпочтении, которое он оказывал иностранцам, о милостях, оказываемых им бродягам, которые вели себя как варвары, о захвате наследства несовершеннолетних, о похищении детей в качестве заложников [1011] . Все эти указания верны, и можно привести имена баронов, которых Иоанн обесчестил и разорил и которые вели войну против него [1012] . И они вели ее без всякой другой программы, кроме уничтожения злоупотреблений, от которых сами страдали больше всего. Текст Великой хартии ясно показывает, что они думали вовсе не об установлении конституционного правления, основанного на национальном единстве, а о том, чтобы заставить соблюдать кутюмы, которые их обеспечивали. Как говорит Коггсгольский хронист, они хотели покончить «с дурными кутюмами, установленными отцом и братом короля, и со злоупотреблениями, которые к ним прибавил король Иоанн» [1013] . Их идеал был в прошлом. Их неспособность создать новое публичное право проявляется в тех мерах, которые они принимают для того, чтобы обеспечить выполнение этого «мира»: комиссия XXV, которой поручается в случае его нарушения организовать вооруженное восстание, — выдумка чисто феодальная. Великая хартия вся проникнута тем же духом. Самая существенная ее черта — это стремление восстановить старинное феодальное право, под здание которого с давних времен подкапывались юристы курии и королевские чиновники и которое грубо сломал Иоанн Безземельный. Так ее и поняли современники. У одного близкого к Иоанну француза, Роберта де Бетюн, был менестрель, которому он заказал историю королей Англии; этот менестрель так излагает содержание Великой хартии: король должен был обещать, что не будет «унижать» (deparager) наследниц, что он уменьшит рельеф, откажется от жестоких законов, ограждающих его заповедники, вернет право высшего суда сеньорам [1014] . Биограф Вильгельма Маршала также говорит, «что бароны явились к королю по поводу своих вольностей» [1015] . Статьи Великой хартии, даже не относящиеся к этим «вольностям», почти все содержат в себе выгоды или гарантии для знати. Например, статья, запрещающая чиновникам короля конфисковать под предлогом штрафа предметы, нужные серву для того, чтобы работать и жить [1016] , приводилась как доказательство того, что права всего народа были защищены от короля баронами; но ведь Великая хартия имеет в виду только сервов, принадлежащих сеньорам, а не королю; она оберегает их имущество, которое является собственностью их сеньора; более точная редакция, принятая при подтверждениях хартии, решительно доказывает это.
1010
CXIX, II,
1011
ХIII, стр. 232. Поэма, помещенная в XXII, стр. 118.
1012
DXLV, прил. V; Powicke, Iohn, в С. М. H., VI, стр. 243–244.
1013
XCVII, сто. 170.
1014
LIX, стр. 145–146, 149–150.
1015
LVIII, стихи 15038–15039.
1016
Статья 10; ср. DCXXX, стр. 720 и сл.
Статьи, касающиеся щитовых денег и денежной помощи, заслуживают особого внимания. Ничто не показывает лучше, что можно жестоко ошибиться, если изолировать какой-нибудь текст и не углубляться в смысл слов… Выше мы дали буквальный перевод этой статьи. Иоанн увеличил размеры щитовых денег, т. е. налога взамен личного выполнения военной повинности, и при помощи штрафов («fines») из него сделали орудие безграничных вымогательств. С другой стороны, под предлогом денежной помощи, которую человек обязан оказывать своему сеньору, он требовал настоящих налогов. Воз помнили, что в 1207 г. вследствие отказа в его требовании дать тринадцатую часть доходов мирян и духовенства, он секвестровал имущество архиепископа Йоркского, продал имущество аббата Фернесского, наложил штраф на аббата Силебийского. При этих условиях чего требуют бароны в своей петиции 1215 г.? Того, чтобы за исключением обычной денежкой помощи в трех случаях (выкуп, посвящение в рыцари сына, замужество дочери), которая к тому же должна быть «благоразумной», король не устанавливал щитового налога или денежной помощи иначе, как «с общего совета королевства», т. е. по решению, с согласия подданных [1017] . Формула неопределенная, в которой невозможно видеть ничего другого, кроме желания заставить уважать старинное правило феодального права, о котором мы так часто говорили: вассал обязан помогать своему сеньору в нужде, но эту «помощь» он дает в том случае, если с ним советуются. Вот и все, чего требовали бароны [1018] .
1017
О смысле выражения «commune consilium regni»: DCLXXVIII, стр. 5 и сл.
1018
Capitula que barones petunt, статья 32: XVII, стр. 19; cp. статью 12. Великой хартии. См. выше перевод статей 12 и 14.
Что касается статьи 14 хартии, относящейся к процедуре, которой нужно следовать при общих собраниях, дающих согласие, то ее нет в Петиции баронов. И что же в нее включали? Напомнили обычаи, применявшиеся при созыве, и прибавили, что, если явятся не все призванные лица, решение, будет все-таки признано имеющим силу. Что можно по-этому сказать кроме того, что эта статья, прибавленная после переговоров уполномоченных от баронов с людьми короля, отражает желание этих последних? Дело идет о том, чтобы положить конец индивидуальным спорам прелатов и баронов, которые, не явившись в собрание и не дав своего личного согласия на денежную «помощь», отказывались ее платить. Таким образом, эта статья, из которой сделали заслугу баронов, была направлена против них. В подтверждении 1216 г. она исчезла так же, впрочем, как и статья 12, касающаяся согласия на взимание щитового налога и денежной помощи; в конце хартии 1216 г. говорится, что это была одна из тех «статей, содержащихся в, прежней хартии, которые казались важными и вызывающими сомнение», и что «прелатам и магнатам» угодно было «их отложить» до тех пор, пока король не получит более обстоятельный совет [1019] . В подтверждении 1217 г., а также 1225 г., которое представляет совой окончательный текст, ограничились следующими словами: «щитовые деньги будут взиматься впредь так, как они обычно взимались при короле Генрихе, нашем деде» [1020] . Значит, в крайнем случае щитовые деньги могут быть собраны и без предварительного согласия; впрочем, так как они все более и более теряют свое значение, то уступка относительно возврата к старому обычаю имеет фактически мало интереса. Если бы тогдашние англичане обладали политическим смыслом, который им приписывают, они создали бы точный механизм для разрешения чрезвычайных налогов, которые король брал пропорционально доходу или размерам земельного владения. Но ни с той, ни с другой стороны не видели ясно, как разрешить эту задачу. Статья 14 Великой хартии не была разрешением: она говорила о собрании, невозможном на практике, о собрании всех главных держателей; нечего было и думать о том, чтобы часто собирать такое сборище, в котором мелкие непосредственные вассалы короля находились бы бок о бок с баронами; люди короля имели, очевидно, намерение сохранять свои не очень добросовестные привычки: они продолжали бы созывать тех, кого им хочется, и, если приглашение и не доходило до всех, кто имеет на него право, вот так согласие собрания было бы получено. Не было мысли о создании системы представительства. До нее дойдут лишь медленно и постепенно, под влиянием более разумной практики церкви [1021] , и притом не затрагивая привилегии лордов, получать личное приглашение. Заметим, наконец, что решение Magnum Concilium, даже если бы статья 14 и была сохранена, налагало обязательство лишь на светских и церковных вассалов, державших от короля такие лены, на которых лежала военная повинность. Церковные люди, не обязанные военной службой, не участвовали в Magnum Concilium и давали лишь добровольные дары; точно так же подданные, жившие в королевском домене, не платили налогов, разрешенных собранием; они были обложены податью, размеры которой определялись королевскими советниками. Наша современная теория налога ни в какой мере не соответствует понятиям, которые внушала социальная структура ХIII в., и не надо поддаваться обманчивости некоторых формул хартий, которые как будто содержат в себе согласие «всех жителей королевства [1022] .
1019
CXXXIII, стр. 339, статья 42. О подтверждениях см. DCXXXVI, стр. 4 и сл.
1020
Хартия 1217 г., статья 44 (CXXXIII, стр. 343); 1225 г., статья 37 (XVII, стр. 57).
1021
Относительно идеи представительства в церкви и ее развитии в Англии. CLVII, стр. 7 и сл., 13 и сл., 30 и сл.; DXLV, сто. 157–159.
1022
Ср. CCCLXXXI, стр. 232 и сл.; CDLXXIV, стр. 9–10, 86–89, 340–343, 357–369, 388–389.
В царствование Генриха III Magnum Concilium получает большее значение в истории финансов; а между тем принципы согласия на денежную помощь остаются те же. Генрих III менее сильный, чем его предшественники, и в то же время имевший большую нужду в деньгах, вынужден уважать обычай и никогда не обходиться без согласия Magnum Concilium, чтобы взыскать чрезвычайную денежную помощь (auxilium). Бароны пользуются ослаблением и ошибками короля, чтобы спорить, вступать в переговоры, добиться удовлетворения жалоб, и не всегда соглашаются на то, что у них просят; прежде это бывало очень редко, и нельзя отрицать известного прогресса. Но привычка к частичным совещаниям, идея, что каждый барон дает согласие за свою сеньорию, все еще остаются [1023] . Например, в 1220 г. бароны Йоркшира, не призванные на общее собрание, не захотели платить поземельного налога (carucagium), на который оно дало свое согласие, но шериф пишет Губерту де Бург: «Некоторые говорили мне, что если король, по своем прибытии в Йорк, созовет магнатов и обратится к ним со своей просьбой, то те согласятся и заставят заплатить «помощь» [1024] . Бароны не догадываются, что единственной серьезной гарантией от произвольного обложения является созыв всех, согласие, данное коллективом, возможно более широким и могущественным, и что именно этого и надо требовать. Люди же короля хорошо видят, что в их интересах дробить эти совещания. Во Франции режим провинциальных собраний явится одним из факторов абсолютной монархии. Он не пустил корней в Англии, но разве многого недоставало для этого?
1023
CDLXXIV, стр. 367, 371, 385–392.
1024
CXXIX, 1, N. 130, стр. 151; CDLXXIV, стр. 129 и сл.
Во время великого кризиса в царствование Генриха III бароны и не думают создавать парламентский режим, но они накладывают руку на администрацию и управление в качестве советников, ссылаясь на феодальный принцип, по которому вассал обязан давать совет своему сеньору. Мы видели, что под выражением «давать королю советы» они понимали: царствовать вместе с ним. На жалобы Генриха III они отвечают, что вовсе не желают умалять его достоинство или его власть, что они охотно будут слушаться, «когда он скажет правильно», но им нужно обсуждать дела не в его присутствии, чтобы быть спокойнее; — если они сделают ошибку и назначат плохих чиновников, пусть им это докажут, произведя следствие, и они тогда исправят свои — ошибки [1025] .
1025
LXIII, стр. 564–571.