Феодора. Циркачка на троне

Лэмб Гарольд

— Но как они пришли? — хмуро спросил Юстиниан. — Они не плыли морем.

— Совершенно верно, достославный государь. Благородный Белизарий, глава вооружённых сил, не дал им кораблей. После того как он задержал им плату, они отправились по суше, добывая пропитание в горах Далмации и городе Адриана.

Как сказал точный Прискус, Белизарий стал причиной бегства ценной, но сложноуправляемой кавалерии федератов. Не имея во дворце военного, способного управиться с наёмниками-гуннами, Юстиниан предоставил это право Нарсесу и выплатил гуннам компенсацию за длительное путешествие. Ему пришло в голову, что верный секретарь, возможно, заодно с Нарсесом, однако император был уверен в преданности евнуха.

Феодора совершенно

по-другому думала о молодом Прискусе, который льстил Юстиниану, ведя себя как учёный раб в присутствии всезнающего господина. Шпионы доложили, что он продавал информацию не одному Нарсесу, и брал такие большие взятки, что смог купить акции в греческой корабельной компании, ведущей торговлю с Карфагеном, а также стать совладельцем виноградников и поместий в растущем пригородном порту Никомедии. В свободное время Прискус часто покидал город из Буколийской гавани рядом со старым домом Феодоры. Там он садился на каик, словно отправляясь в приятное путешествие, а на самом деле плыл в Никомедию, на азиатский берег, переодеваясь по пути в одежды богатого купца, хорошо осведомленного об экономических планах Священного дворца.

Когда Феодора сообщила Юстиниану о двойной жизни его главного секретаря, он мрачно покачал головой. Прискус был ему необходим. Многие чиновники только собирали деньги, когда через Священный дворец проходили большие суммы, игнорируя новые законы. В отличие от Феодоры император зависел от своих чиновников. Трудясь в своём кабинете, он доверял выполнение своих планов другим. Во время войны не мог избавиться от них, ставших орудиями его труда. Кроме того, он хорошо понимал, что императрица хотела избавиться от необходимого ему экономиста, Иоанна из Каппадокии.

— Я проверю отчёты Прискуса, — заявил Юстиниан, — а судебный исполнитель заберёт в качестве штрафа его поместья.

Но не спешил выполнять своё обещание, и Прискус исчез.

Когда главный секретарь взошёл на корабль, то обнаружил, что паруса поднимают какие-то незнакомые греческие лодочники. Как только огни гавани остались позади, они принесли Прискусу, не обращая внимания на его модный купеческий наряд, грубое монашеское одеяние. В ответ на его вопросы они объяснили, что ему необходимо переодеться, так как его везут в монастырь на острове. Прискус понял, что это не розыгрыш, потому что матросы принялись брить ему голову и готовить его к принятию обета бедности и повиновения законам Бога.

— Кто вас послал? — спросил Прискус, соображая, сколько придётся заплатить своим похитителям, чтобы они отпустили его.

— Та, чью туфлю ты никогда не целовал.

Прискус решил уйти в монастырь и оставаться там до смерти Феодоры.

К тому времени императрица имела уже собственную флотилию. Ей были нужны маленькие лодочки, которые курсировали бы между городом и дворцом, и она убедила Юстиниана построить дом на берегу, называя его летним дворцом для отдыха и расслабления. Поскольку правитель редко выходил из Священного дворца и не осмеливался ступить в лодку, этот курорт на мысе Гирон стал её частным владением. С его мраморных террас слуги Феодоры смотрели на огни далёкого города, и их никто не видел. В саду маленькие волнорезы защищали лодки от течения Босфора и посторонних глаз. Через некоторое время Феодора перевезла в Гирон большую часть своего двора. Из всех слуг, начиная с казначея и заканчивая стражниками, она выбрала только тех, кому могла доверять.

Той весной с террасы своего нового дома она увидела в небе комету, проделавшую огненную арку в небесном своде. «Словно меч-рыба», — заметила женщина и тут же спросила патриарха Анфимия (его по воде переправили в Гирон, где он мог гулять ночью в саду, невидимый для посторонних), что значит появление кометы. Как и Юстиниан, он хмуро покачал головой:

— Это недобрый знак, дочь моя.

— Недобрый знак? Какой и для кого?

Козьма как-то объяснял ей,

что огненная арка может простираться над поверхностью земли, и Феодора вспомнила это: арка была похожа на цирковую палатку, вместо колец увешанную звёздами. Однако происхождение звёзд не интересовало её так, как огненный знак в небе. Поглядев на это чудо природы, Анфимий согласился, что оно напоминает шатёр. И пророк Исайя также сказал, что оно простиралось как шатёр, в котором можно жить. А блаженный Давид о его Создателе сказал: «Он создал землю непоколебимой». Итак, земля, на которой они сейчас стояли, покоилась на вечном балласте, сотворённом Богом. В нём существовали все явления природы: рыба и вода, птицы и воздух, растения и почва, животные и человек, а последний — часть всего.

Феодора молчанием подтвердила своё согласие. «Ты приспособился жить в ненадёжном мире и выжил», — подумала она.

— Феодора Августа, — добавил Анфимий, обхватив свой посох, — у этого небесного огня неземное происхождение. Он прорвался сквозь равновесие сотворённых явлений, ведь это не настоящий огонь, не звезда и не новое солнце. Мы должны ожидать, что равновесие на земле тоже скоро будет нарушено. Когда это произойдёт, начнутся землетрясения, или море выйдет из берегов, или чума посетит человеческих сынов за их грехи. Наше скупое знание не может предсказать природу священного наказания, но я думаю, что в Константинополе так много грехов, что чума появится в нём.

Феодора подумала, что в Гироне они оба в безопасности. Но ей казалось, что несчастья принесла война, которая разгоралась, как пожар.

В своём кабинете Юстиниан размышлял над провалом планов. Пять лет назад он хотел, чтобы Белизарий просто отнял Италию у остготов и их Философа. Теперь, весной 539 года, орды франков и бургундцев осаждали долину реки По, убивая жителей и умирая от болезней, вызванных жарой и чужеземной водой. А на востоке другие варвары неустанно двигались к богатым имперским городам. Юстиниан предчувствовал это и усилил линию обороны вдоль Дуная. Но славянские племена проскользнули между укреплениями. Слабые гарнизоны не могли оставить свой оплот. Тайная императорская разведка доложила, что отчаявшийся Витигис отправляет послов с дарами ко всем народам, стоящим у границы, умоляя их бороться с империей, с которой борется он сам. Эти дикие народы принимали дары Юстиниана, но уже не хотели служить федератам: вместо этого они занимались грабежом.

Когда травы налились, а богатый урожай созрел, через дунайские границы прорвалась новая орда. Ведомые воинственным ханом и подгоняемые аварами булгарские гунны проникли в горы Македонии и через Грецию добрались до Коринфского перешейка, где их остановили обнесённые стенами укрепления, после чего они повернули к самому Константинополю. Это дикое племя грабило села, убивая взрослое население, уводя с собой женщин и детей в качестве рабов; гунны появились из долин Траса и достигли Длинной стены, построенной Анастасием. Единственно доступная полевая армия находилась в Северной Италии, где Белизарий теснил полчища вооружённых боевыми топорами франков, одновременно отгоняя готов к Равенне. Юстиниан умолял командующего поторопиться.

Затем император получил вести, которые ужаснули его. Витигис каким-то образом внедрил в империю лазутчиков в обозе сирийских купцов, добравшихся до Ктесифона и столицы персидского падишаха. После этого с Востока приходили только плохие известия. Сит, опытный командующий восточными армиями, — муж актрисы Комито, сестры Феодоры, — был убит; на Кавказе армяне начали очередное восстание. А в Ктесифоне персы услышали воззвания готских ораторов, призывавших не ждать, пока Юстиниан возродит средиземноморскую империю, а одолеть его прямо сейчас на Востоке, пока он слаб. Нарушив постоянное перемирие по какому-то ничтожному поводу, персидский монарх приготовился выполнить план готов. А на Востоке не было и намёка на римскую армию.