Феодора
Шрифт:
Девушка заговорила снова:
— На площади Афродиты дети играют в свои игры. Я часто наблюдала за ними.
Столь явная непоследовательность не понравилась Юстиниану.
— Какое отношение ко всему этому имеют детские игры? — спросил он почти раздраженно.
— Это, если угодно, притча, — сказала она. — Играют втроем, поочередно угадывая, какой стороной выпадет медный обол. Выигрывает один — например, если он называет «решку», а у оставшихся выпадает «орел», тот, у кого «решка», забирает монеты у обоих. Но это такие мерзкие
Увлеченные ее идеей, мужчины не прерывали Феодору.
— Вскоре я заметила, что двое могут объединиться против третьего, договорившись, что один из них всегда будет держать монету в руке кверху «решкой», а другой — наоборот, «орлом», — и таким образом, поскольку третий мальчишка может открыть только одну сторону из двух сторон монеты, он никогда не сможет выиграть, и сговорившаяся пара его просто обчистит.
Юстиниан согласно закивал. В детстве он тоже был знаком с этой простейшей формой жульничества в азартной игре на деньги.
— Однако часто случается, — продолжала Феодора, — что в конце концов один из двоих в этом маленьком союзе замечает, что его партнеру слишком везет. Хотя их жертва и проигрывает, но более удачливый из сговорившейся пары обогащается не только за счет жертвы, но и за счет партнера. Вскоре все монеты оказываются у него, так что игра заканчивается и один становится очень богатым — по детским меркам, а двое других оказываются очень бедными.
Они продолжали слушать ее лишь потому, что им было приятно наблюдать за выразительной мимикой ее лица. Наконец Юстиниан поинтересовался:
— Что ты хочешь всем этим сказать?
— Довольно интересно видеть, — продолжала Феодора, — как проигрывающий партнер в такой момент вступает в соглашение с жертвой заговора и благодаря новой тактике начинает выигрывать у своего прежнего партнера.
У Юстиниана лицо было уже не таким хмурым, как прежде.
— Кажется, мне становится ясно, куда ты клонишь, — заметил он.
— Это просто иллюстрация, раскрывающая природу человека, в игре детей она проявляется очень ярко, — уже вполне серьезно сказала Феодора. — Думаю, что завистливы и жадны не только дети…
— …И подобные принципы можно применить к гораздо более взрослым субъектам, — подхватил Юстиниан.
— Или даже к целым странам, — предположил Трибониан, впервые за вечер улыбнувшись.
Только Велизарий сидел молча, какое-то время «соль» притчи продолжала ускользать от него.
— Я подумала, — заключила Феодора, — что если такое поведение является распространенным, то при образовании коалиции против одного врага самым главным вопросом будет всегда следующий: как разделить добычу между собой. В конце концов зависть разрушит любой союз, потому что непременно кто-то получает больше, чем другие.
Наконец-то Велизарий все понял или решил, что понял.
— Для их жертвы такой разлад ничего не значит, — высказал он свое мнение. — Ведь она-то и есть
Феодора обвела всех взглядом.
— Я лишь подумала… — Она запнулась, будто подыскивая слова. — А что, если бы зависть можно было вызвать до, а не после нападения…
Трое мужчин переглянулись.
— Продолжай, — велел Юстиниан.
— Мне… мне кажется, — проговорила она с робким видом, — что если бы я управляла империей и опасалась бы образования коалиции других стран против меня, то я бы направила своих шпионов и лазутчиков в столицы каждой из враждебных стран…
— И вместо того, чтобы пытаться привлечь их на свою сторону, следует указать им как можно скорее на угрозу, которую представляет собой персидский тигр! — воскликнул Юстиниан.
— Тигр, который уничтожает все в пределах досягаемости его стальных когтей! — добавил Трибониан.
— Для них втрое более опасным было бы, — сказал Велизарий, — позволить персидскому царю овладеть природными богатствами и людскими резервами империи и таким образом оказаться в соприкосновении с западными странами!
Лицо Юстиниана озарилось вдохновением.
— Она права! — вскричал он, ударив кулаком в раскрытую ладонь. — Зависть обладает такой же силой, как и алчность, а страх — еще сильнее. Если бы мы смогли заставить страх и зависть работать на нас! Алчность слабеет, если возникает риск, к тому же…
— Некоторые свидетельства о вероломстве персов были бы весьма полезны, — вставил Трибониан.
— Такие, как подкуп эфиопов и северных варваров для своей же собственной выгоды? — высказала предположение Феодора.
— Именно! — воскликнул в восторге законник. — Зависть и страх могут быть усилены еще и чувством обиды. Эти три вещи могут сделать для нас больше, чем верность слову и надежда получить добычу!
Подперев рукой подбородок, Юстиниан замер в глубокой сосредоточенности, все остальные смотрели на него. Это был момент исключительной важности.
Когда он наконец поднял голову, то глаза его сразу же остановились на Феодоре.
— Ты вселила в меня надежду, радость моя, — сказал он. — Благодаря твоим мальчишкам, играющим на площади в азартную игру, я внезапно обнаружил, что могу быть уверенным в своих возможностях!
Не столь значительное событие произошло следующим образом.
Большинству известных истории знаменитых любовниц удавалось влиять на своих царственных любовников; но среди царственных любовниц Феодора заслуживает того, чтобы быть особо выделенной. Хотя благодаря своей красоте и обаянию она в определенной степени и оказывала влияние на Юстиниана и, как и многие другие красавицы, требовала и получала намного больше, чем ей было необходимо, однако она никогда не забывала, что самой главной и самой важной ее целью было сделать своего возлюбленного бесконечно счастливым. Этой единственной цели она отдавала себя полностью.