Фестиваль для южного города
Шрифт:
Следующего свидетеля он не стал вызывать к себе в номер. Вместо этого он прошел по этажу и постучал в номер, который занимала Сада Анвар. Стучать пришлось дважды. Наконец он услышал ее шаги. Женщина раздраженно открыла дверь. Было заметно, что она успела накраситься и переодеться к ужину. Теперь следовало узнать, с кем она собиралась ужинать – с коллегами или с человеком, у которого она провела сегодняшнюю ночь и с которым была почти весь день.
– Это вы? – удивилась Сада, делая шаг назад. – Что вам нужно?
– Я хочу с вами поговорить.
–
– Простите, не понял. На какой ужин?
– На ужин с господином Мовсани, – пояснила женщина. – В восемь вечера у нас будет ужин в ресторане этого отеля. Остальные мои коллеги будут ужинать в другом месте. У вас есть еще вопросы?
Она держалась, как всегда, нагло и вызывающе. Но в ее поведении что-то неуловимо изменилось. И Дронго это почувствовал. Появились некая неуверенность, смятение в глазах. И раньше она никогда не отводила глаз. Сегодня она была в черном платье, усыпанном блестками. Оно заканчивалось гораздо выше колен. Волосы были собраны и уложены. На шею она надела колье с небольшим слоником.
– До восьми еще много времени, – заметил Дронго, – и мне нужно с вами переговорить.
– Входите, – пожала она плечами, впуская гостя в номер. – Но извините за беспорядок. Мне не положены такие апартаменты, какие выделяют известным режиссерам. И не положены такие большие кровати.
На кровати были разбросаны ее вещи, в том числе и нижнее белье. Сада взяла покрывало и просто накрыла весь этот беспорядок. Затем уселась в кресло, показывая Дронго на стул.
– Только быстро. Иначе я действительно опоздаю на ужин, – сказала женщина, и он снова почувствовал эту неуверенность в голосе. Сада точно знала, зачем он пришел. В этом он был теперь убежден.
– Вы слышали, что случилось в нашем отеле? – спросил Дронго.
– В этом отеле за два дня произошло столько событий, сколько в других не происходит и за два года, – усмехнулась журналистка. – Вы курите? У вас есть сигареты?
– Нет, – ответил Дронго, – простите, но я не курю.
– Бросили? А у меня никак не получается.
– Нет. Просто никогда раньше не курил.
– Как это никогда? Никогда в жизни?
– Да. Никогда в жизни. Не выкурил за всю жизнь ни одной сигареты. Вы очень ловко увели меня в сторону от основной темы разговора. Итак, вы ничего не знаете и ничего не слышали?
– Тогда объясните, что именно я должна знать или слышать?
– Убийство, которое произошло в отеле примерно час или полтора назад. – Дронго смотрел ей в глаза.
Зрачки у Сады немного расширились. Но она изумительно держала себя в руках.
– Убийство? – спросила журналистка несколько деревянным голосом, словно не зная, как именно реагировать на его слова. – В нашем отеле? Уже успели?
– Почему вы не спрашиваете, кого именно убили?
– Я должна спросить? Надеюсь, не кого-то из моих знакомых?
– Именно так. – Ей было трудно выдерживать его взгляд. Она отвела глаза и вдруг вскочила со стула.
–
– Весь отель уже знает про убийство, которое было совершено на девятом этаже.
– А я не имею отношения к вашему отелю.
– Сядьте, – попросил Дронго таким тоном, что она невольно подчинилась. Юбка поползла наверх, у нее действительно были очень красивые ноги. Нужно обладать выдержкой, чтобы смотреть ей в глаза, а не на ее ноги. Журналистка, очевидно, тоже поняла свою силу и его слабость, когда он отвел взгляд от ее задравшейся юбки и длинных ног. И усмехнулась, довольная собой. Во все времена мужчинам трудно было устоять перед женским очарованием.
– Вам даже неинтересно, кого убили? – спросил Дронго, делая определенное усилие, чтобы вернуть разговор в нужное русло.
– Нет. Мне абсолютно наплевать. Я женщина, и мне интересны умные и состоявшиеся мужчины.
– Вы еще и журналистка.
– Это во вторую очередь. И не нужно мне напоминать о моих профессиональных обязанностях. Вы не мой шеф-редактор, и я не обязана готовить для вас ежедневную колонку.
– Убили немецкого журналиста Питера Зегера, – сказал Дронго, глядя ей в глаза.
Спокойная реакция уверенной в себе женщины. Сада явно знала об этом убийстве. Дронго ее не удивил.
– Вы знали об этом?
– Нет. Откуда я могла узнать. Убили герра Зегера? Какая жалость. Хотя он никому из наших не нравился. Вечно угрюмый, мрачный, малоразговорчивый тип. С такой постоянно небритой физиономией. Есть мужчины, которые считают, что это придает им сексуальный шарм. И они бреются раз в несколько дней. По-моему, это глупо. Такие мужчины выглядят как обычные грязнули, не умеющие за собой ухаживать.
– Я стараюсь бриться ежедневно.
– Это заметно. И парфюм у вас очень хороший.
– Простите, но мы говорим не о моем парфюме. Об убийстве Питера Зегера.
– Я не понимаю, почему мы вообще о нем говорим. Он не был ни моим близким другом, ни моим знакомым, ни моим коллегой. Так, шапочное знакомство. Виделись несколько раз. Почему я должна плакать и рвать волосы из-за убийства этого немца? И самое главное, мне непонятно, почему вы пришли с этим ко мне. Неужели вы действительно считаете меня убийцей?
– Я пришел узнать все, что вы можете рассказать об этом убийстве.
– И напрасно потеряли время. Мне приятно принимать вас у себя в номере, хотя он явно не предназначен для приема гостей. Но я вам ничего больше сказать не могу.
– Вы ничего не можете вспомнить?
– Ничего. Я видела его вчера на банкете. Сегодня мы с ним не встречались. Это абсолютно точно. Мне кажется, что вы должны помнить. Сегодня, сразу после завтрака, я уехала на экскурсию вместе с господами Мовсани и Хитченсом. И меня не было весь день в отеле.