Фестиваль для южного города
Шрифт:
– Это не мне решать. Нужно было обговорить все с организаторами. Если хотите, мы можем заказать на ужин десерт и фрукты.
– Боюсь, что это тоже в нас не влезет, – рассмеялся режиссер. Он попробовал кофе. – Какой прекрасный капучино! – Мовсани выпил его в два глотка. – Еще кофе и воду, – сказал он бармену. – Я хотел у вас уточнить, – произнес он, – власти нарочно отменили вручение мне почетного диплома или это действительно досадная случайность? Только отвечайте мне честно, если возможно. Я переживу любой ответ.
– Это просто
– Спасибо, – вздохнул Мовсани, – я так волновался. Вы знаете, я ведь понимаю, что меня могут убить в любой момент, в любую секунду. Но я уже привык к этой постоянной опасности, к этому ежеминутному риску. Но когда вот так стреляют почти в упор, в лицо, к этому привыкнуть наверняка невозможно.
– Он просто не совсем адекватный человек.
– Вы думаете? Нет, я совсем не уверен в том, что он свихнувшийся псих, у которого было столь примитивное оружие. Возможно, где-то прятался настоящий киллер с оптической винтовкой, который должен был в удобный момент выстрелить в меня. Тогда все списали бы на этого полуненормального. Но им просто не удалось исполнить задуманное. Им помешали – сначала Хитченс, а потом и вы. Поэтому киллер не стал стрелять в меня. Это было заказное политическое убийство.
– Я так не думаю, – возразил Дронго, – надеюсь, что это только ваши фантазии.
– Я тоже хочу так думать. Семь часов уже есть?
– Нет. Только без пятнадцати. Вы успеете подняться к вашим гостям. Когда они должны прийти?
– В семь часов вечера, – вздохнул режиссер, – сначала немецкий журналист, а потом и турецкий.
– Вы уже давали интервью Зегеру, зачем понадобилось второе интервью?
– Он решил уточнить некоторые детали. Они меня так мучают. Особенно ваш местный шеф-редактор. Как его звали?
– Мир-Шаин.
– Он еще из семьи сеидов? Не журналист, а пиявка, выпил из меня всю кровь. Просто кошмар.
Бармен принес еще чашечку кофе и бутылку минеральной газированной воды. Налил ее в высокий стакан. Мовсани снова выпил все, без остатка. Когда он взял свой кофе, Дронго его спросил:
– А турецкий журналист? Что он желает?
– Ему тоже хочется себя проявить. Не забывайте, что в Турции у власти религиозная партия и, судя по всему, на ближайших выборах она снова победит. Наверно, хочет взять интервью у такого известного режиссера, как я. Он так и сказал, что хочет меня реабилитировать в глазах турецкой аудитории. Наверно, нужно убедить население Турции, что я не кяфур и фетва в отношении меня уже давно отменена.
– У вас будет время его убедить, – кивнул Дронго. – Если вы закончили, то мы можем подняться к вам.
– Конечно, – согласился Мовсани. – Если разрешите, я оплачу счет.
– Ни в коем случае. Вы наш гость. – Дронго сделал знак бармену, показывая, что оплатит счет, когда вернется. Тот, соглашаясь, кивнул. Здесь
Вместе с Мовсани они прошли через большой холл к кабинам лифтов. Дронго заметил, как из разных концов отеля за ними наблюдают сотрудники Министерства национальной безопасности. Мужчины вошли в кабину лифта. Поднялись на девятый этаж. Мовсани засунул руки в карманы. И вдруг раздался чей-то сдавленный крик. Затем еще один. Сидевшие в коридоре дежурные вскочили, прислушиваясь. Было слышно, как кто-то кричал, просил о помощи.
Они поспешили к номеру. Мовсани дернул за ручку, дверь была закрыта.
– Быстрее, – приказал Дронго, обращаясь к охранникам, – откройте дверь!
– У нас нет ключей, – почти виновато сказал Сафаров, – запасные ключи есть только внизу, у портье.
– Беги за ключами, – крикнул Дронго, обращаясь к Эмилю, – беги скорее! Там кого-то убивают.
Глава 17
Охранник растерянно кивнул и побежал к лифту. Второй дежуривший в коридоре был сотрудником полиции, переодетым в штатский костюм. Он быстро достал оружие, тревожно глядя на Дронго и Мовсани.
– Не понимаю, – растерянно произнес режиссер, – кого могут убивать, если я нахожусь здесь. Может, это Хитченс? Но кто может его убить? Кто здесь был? – спросил он, обращаясь к офицеру полиции.
– Никого, – пожал плечами тот. – Там никого нет. К вам приходила ваша знакомая и...
– Про знакомую потом расскажете, – нервно перебил его Мовсани. – Кого там сейчас убивают? Кто кричал?
– Не знаю, – растерялся сотрудник полиции, – туда приходили только двое журналистов. И оба оттуда вышли. Там никого не должно быть... Я не знаю...
Он дернул рукой.
– Осторожнее с оружием, – посоветовал Дронго, – не нужно так дергаться.
Раздался мелодичный звон. Створки кабины раскрылись, и из них выбежали сразу несколько человек. Впереди всех был Эмиль Сафаров. Он держал запасные ключи.
– Открывайте, – приказал Дронго.
Дверь открыли. Все достали оружие.
– Лучше охраняйте его, – показал на режиссера Дронго, – и не размахивайте своими пистолетами.
Он первым вошел в номер. В гостиной было тихо.
– Пустите меня, – приказал Мовсани, – я должен видеть, что там происходит. Я должен увидеть, кого там убили.
Вместе с двумя вооруженными охранниками он тоже вошел в большую гостиную. Дронго сделал им знак оставаться на месте и вошел в спальню. На полу лежал человек. Вокруг головы уже расплылось темное пятно крови. Рядом валялся тот самый тяжелый торшер из бронзовой стружки, сделанный на заказ для этих апартаментов. Дронго наклонился. Никаких сомнений. Кто-то нанес удар несчастному по голове. Сначала нужно понять, кто этот убитый и как он здесь оказался. Он понимал, что нельзя ничего трогать, и поэтому наклонился, чтобы посмотреть.