Фея Альп
Шрифт:
Эльмгорст подал знак к отъезду; общество разместилось в поданных экипажах и отправилось на виллу Нордгейма. Там гостей приняла Алиса, не участвовавшая в поездке. Она все еще казалась хрупкой и нежной, хотя обладала теперь цветущим здоровьем; сохранившаяся девичья застенчивость делала ее особенно привлекательной. Достоинство и блеск дома поддерживала, в сущности, баронесса Ласберг, не покинувшая своей воспитанницы. Она взяла на себя все приготовления к празднику, и ее стараниями слава бывшего дома Нордгейма, а теперь Рейнсфельда, не была омрачена. Торжественный обед прошел со всем великолепием и пышностью,
Через несколько часов общество отправилось дальше, до конечного пункта дороги, откуда второй поезд должен был доставить его вечером обратно. Бенно объявил, что сделал сегодня все, что мог, и хочет, наконец, остаться с женой.
Он стоял еще в гостиной с Герсдорфом и Валли, которые тоже остались, когда появился с няней, хорошенькой белокурой девушкой, невестой Саида, юный потомок Герсдорфа, остававшийся во время поездки на попечении Алисы; за ними следовал Грейф. Он был, видимо, сильно не в духе оттого, что хозяйка не взяла его с собой, и, не обращая внимания на присутствующих, улегся на веранде перед дверью.
Альберт Герсдорф-младший вовсе не походил на своего серьезного, спокойного отца. У него были розовое личико, и темные глаза матери, а на лбу своенравно вились черные кудряшки, но между ними красовалась огромная шишка. Валли тотчас увидела ее и подняла испуганный крик.
— Господи! Что это? Что случилось с Берти?
— Он упал, сударыня, — ответила няня. — Он хотел покататься верхом на Грейфе, и тот сбросил его.
— Ах, чудовище! Как можно пускать его в детскую! — крикнула возмущенная молодая мать. — Бенно, осмотрите моего мальчика! Надеюсь, это не опасно? Не нужен ли компресс?..
— Вовсе не нужен! — спокойно ответил Герсдорф. — Мальчику шишка не повредит: в следующий раз будет осторожнее.
— Ты — варвар! — сказала Валли. — У тебя нет жалости даже к собственному единственному сыну, бедному, нежному ребенку!
«Нежный ребенок», здоровый почти трехлетний бутуз, погрозил маленьким кулачком величаво лежащему Грейфу, но тот лишь презрительно посмотрел на него.
— Подожди! — воскликнул мальчуган. — Ты все-таки будешь моей лошадкой!
Валли взяла сына на руки и запретила ему даже подходить близко к «чудовищу». Она успокоилась только тогда, когда Бенно уверил ее, что шишка действительно не опасна и не нужно никаких компрессов.
— Ну, слава Богу, все кончилось! — сказал Бенно с довольным видом. — Чуть не случилась-таки беда, когда я остановился среди речи, хорошо, что Вольф выручил меня, велев играть туш. Теперь мы можем, наконец, успокоиться.
Еще не ушедшая из гостиной баронесса Ласберг, для которой сегодняшний день был днем торжества, с выражением величайшего неодобрения покачала головой.
— Мне кажется, вы слишком мало цените свое положение, — поучительно заметила она Рейнсфельду. — Оно возлагает на вас обязанности представительства, а от исполнения своих
Бенно вовсе не был согласен, но отвесил низкий поклон почтенной даме, которая, шурша платьем, величественно проплыла мимо него к двери. Валли громко расхохоталась:
— Хозяин дома и позволяет строгой воспитательнице читать себе выговоры! Я думаю, Бенно, вы и Алиса оба у нее под башмаком. Вы до сих пор еще боитесь ее.
— Напротив! — запротестовал Рейнсфельд. — Баронесса для нас — настоящее сокровище: у нее страсть к представительству, и она берет на себя все хлопоты, а мы с Алисой можем на свободе…
— Сидеть в детской, — докончила Валли. — Это ваше главное занятие.
— В самом деле, надо пойти взглянуть на Алису с ребенком, — объявил Бенно, уже проявлявший явные признаки беспокойства. — Извините, я на минутку, — и он исчез.
Валли посмотрела ему вслед, пожав плечами.
— Раньше чем через полчаса не вернется! Я никогда не видела отца, который был бы до такой степени глупо влюблен в своего ребенка, как Бенно. Я свободна от этой слабости: смотрю на своего сына совершенно объективно и вижу как его хорошие качества, так и недостатки. Конечно, я не могу не признавать, что Берти необыкновенно одаренный ребенок и уже теперь проявляет черты характера, которым можно только удивляться. Нисколько не сомневаюсь, что из него выйдет что-нибудь замечательное и что его ждет…
Ей не удалось окончить эту совершенно объективную оценку из-за самого юного героя ее речи, который тем временем незаметно прокрался на веранду и с торжеством уселся верхом на Грейфа. Он крепко сидел на своей «лошадке», обеими ручонками вцепившись в лохматую шерсть. Грейфу не нравилась навязанная ему роль, но он покорился и понес всадника. Валли в ужасе бросилась стаскивать сына.
— Он набьет себе новую шишку! — завопила она, но муж со смехом удержал ее за руку.
— Оставь мальчика, — сказал он. — Он настойчив, добивается своего, не останавливаясь перед шишками, и прекрасно делает.
Бенно же в самом деле стоял в детской перед колыбелью своей дочурки и с умилением смотрел на нее и на сидящую рядом мать. Потом он боязливо оглянулся вокруг, и в его руках появился маленький букетик альпийских роз.
— Сегодня Иванов день, Алиса, — прошептал он. — Вот тебе мой всегдашний букетик.
— Неужели ты не забыл об этом в сегодняшней суете? — с улыбкой спросила молодая женщина.
— Счастливого пророчества никогда не забывают, особенно если оно сбывается! — ответил Бенно, протягивая ей цветы.
Уже стемнело, когда поезд с участниками торжества опять проходил мимо станции Оберштейн; на этот раз он остановился лишь ненадолго, спеша дальше, к исходному пункту дороги. На платформу вышли только Эльмгорст с женой, гостившие на вилле Рейнсфельда, и Гронау, решивший провести с Джальмой несколько дней в Оберштейне. Здесь они расстались.
— Я отказался от экипажа, — сказал Вольфганг, подавая руку жене. — Пойдем пешком: вечер прекрасный, а мы сегодня ни минуты не были одни.
— Это был счастливый, давно желанный день! — возразила Эрна, беря его под руку и крепко прижимаясь к нему. — Но ты был так серьезен, Вольфганг, среди торжества и чествований! Ты и теперь слишком серьезен.