Фея и лорд кошмаров
Шрифт:
Теперь он старался не трогать целительницу без причины, невзирая на свои порывы и назойливое нытье монстра о том, что он, Себастьян то есть, дурак и ничего не понимает в отношениях.
«Можно подумать, ты понимаешь», — огрызнулся он тогда в ответ. Кажется, даже вслух, но, к счастью, он был один.
«Да уж побольше твоего, идиот».
Нет, кое что Себастьян всё же понимал. Например, то, что думать о Мэйр в ключе, отличном от «доктор-пациент», неправильно в принципе. Мало того, что смахивает на зависимость, вызванную болезнью и десятью годами жизни в одиночестве. В Сером Доле его по-настоящему никогда не интересовали романтика,
А отношения… нет. Их Себастьян хотел разве что лет в тринадцать, когда после пары-тройки поцелуев за старым сараем уже представляешь себе семейную жизнь и общего кота.
— О чём задумался?
Он вздрогнул. Приход Мэйр каким-то чудным образом прошел мимо его внимания.
— Да так… — Себастьян развернулся, приблизился в два шага и забрал у неё из рук очередную стопку книг. — «История магии»? Зачем она мне сейчас?
— Вместо романчика почитаешь. Нет, я подумывала принести тебе «Любовницу для темного лорда», но решила, что ты не оценишь.
Себастьян поежился, представив себя читающим любовный роман (и припомнив одну такую сказочку, которую Мэйр со злорадной усмешкой притащила на следующий день после его «диверсии»).
— Уж лучше «История магии».
— Вот и я так подумала.
Сложив книги, он не спешил поворачиваться — думал, как бы получше напомнить об обещании помочь с защитой. Не то чтобы ему на самом деле этого хотелось. Подобное… предприятие с участием ни в чем не повинной целительницы казалось жутко опасным. И Себастьян был бы рад, если бы на её месте оказался кто-то другой. Сама мысль о вреде Мэйр давила на мозги, отдавалась глухой болью где-то внутри. С другой стороны, если не она, то кто? Монстр не выказывал желания сотрудничать с кем-то еще. Он и на охранников за дверью посматривал как на… обед; что говорить о том, чтобы впустить сюда кого-то, кроме Мэйр и Фалько?
«Они тихие, — говорил он. — И мы им нравимся».
«Надолго ли?» — мрачно спрашивал Себастьян, на что монстр непременно ухмыльнулся бы, не будь он надежно заперт в чужом теле.
— Мэйр, я хотел спросить, — начал он, — как много времени может занять создание защиты?
— А ты куда-то торопишься? — со смешком поинтересовалась Мэйр и встала рядом. Подцепила один из листков, исчерченный линиями — Себастьян, оставаясь один, по памяти перерисовывал плетения заклинаний на двери. — Никак не успокоишься?
— Не успокоюсь. Надо же мне чем-то заниматься здесь? И да, тороплюсь, — он развернулся к ней, аккуратно забирая изрисованную бумажку. — Я чувствую себя хорошо сейчас. Благодаря тебе и Фалько. Но… я не знаю, сколько это продлится. Ему может не понравиться что угодно. И тогда ты пострадаешь. Все вы. А я этого не хочу.
Мэйр уже привычным нервным жестом заправила за ухо прядь непослушных густых волос, что всё время выбивались и лезли в глаза.
— Мне сложно делать выводы касательно твоей ментальной защиты, — наконец, проговорила она чуть извиняющимся тоном. — Твой случай необычен, почти уникален. Каркас защиты — или, если тебе так понятнее, ее фундамент — будет ставить Уилл; он же покажет тебе, как слои наращивать. Что-то будет нарастать
— Почему не сейчас?
— Потому что твое состояние, хоть оно и улучшилось, всё еще нельзя назвать стабильным. Ну, то есть… поставит Фалько каркас, а тут откуда ни возьмись твой… злобный близнец. И всё насмарку, — на лице Мэйр проступило нечто сродни неприязни пополам с любопытством. — У него есть… не знаю… имя? Ты всё время говоришь «он», но, возможно, придумал ему какую-то кличку?
Этот вопрос — давно ожидаемый, но всё равно внезапный — изрядно смущал. И злил, причём Себастьян сам не понимал, почему именно. Монстр был слишком уж личной стороной его непростой жизни, и рассказывать о нем означало снова окунуться в воспоминания о Родерике, о том дне, когда был уничтожен Серый Дол…
О Сэре.
— Я стараюсь не обращаться к нему. Тем более по имени. Это слишком… — Себастьян запнулся. Слишком нездорово? Не ему говорить о здоровье. — Просто слишком. Но поначалу называл Эдом.
— Эдом, — повторила Мэйр безо всякого выражения, но отчего-то казалось, что она сделала в голове некую мысленную пометку. Так и тянуло подглядеть, но Себастьян, худо-бедно совладавший с собственной дурной силой, не стал лезть в чужое сознание. Невежливо, да и опять получить подушкой не хотелось. — Ты прав — ни к чему звать его по имени. Никакого Эда на самом деле нет.
От этих простых слов, очевидных к тому же (особенно если рассуждать здраво), Себастьян дернулся, будто его ударили. Не от обиды, вовсе нет — напротив, он как будто подсознательно ждал, что кто-то скажет ему это. Но…
«Зря она это сказала», — мрачно отозвался монстр, его голос был пропитан недовольством и злобой.
Он злился на Мэйр, пробуждая магию. Темную, страшную, волной проходящую по телу вместе со страхом самого Себастьяна.
«Не трогай её!»
Дернуть силу на себя удалось с трудом, впившись ногтями в ладонь — боль отрезвляла. Иногда. Когда удавалось ее почувствовать.
— Именно об этом я и говорю, — для Мэйр его метания не прошли незамеченными, однако она и бровью не повела. — Видишь ли, у ментальных магов нестабильная, подвижная психика: это подразумевает низкую стрессоустойчивость, что компенсируется крайне высокой адаптивностью. Я не так много знаю о твоем прошлом — пока что, — но кое-какие выводы сделала.
Легкая рука целительницы легла на предплечье; тонкие пальцы сжались с неожиданной силой, почти причиняя боль — но только почти. Чужая сила потекла по коже, под кожу, заставляя монстра присмиреть. Хотя его недовольство ощущалось и сквозь марево неестественного спокойствия.
Монстру не нравилось, что его, великого и ужасного, держат за какой-то жалкий глюк.
— Он определенно существует, — пробормотал Себастьян. — И он зол. Не зли его. Пожалуйста…
Мэйр ответила недоброй клыкастой ухмылкой — словно бросая вызов «злобному близнецу».
— Его нет, — повторила она неожиданно резким тоном.— Просто однажды случилось то, чего ты, после множества пережитых стрессов, уже не смог вынести. И тогда, чтобы избежать полного безумия, ты разделил сознание на две части: на одну налепил ярлык «хороший», на другую — «плохой». И «плохой» ныне ответственен за большую часть того дерьма, которое ты натворил.