Фея Семи Лесов
Шрифт:
– Я очень рада за вас, Сюзанна, – сдержанно сказала мне принцесса, слегка касаясь губами моей щеки. – Мы постараемся навестить вас в августе. Надеюсь, вы столь же гостеприимны, сколь красивы?
О ней явно нельзя было сказать то же самое. На вид – лет тридцать семь. Не слишком стройная фигура, но платье из перламутрового бархата сшито изящно. Волосы бесцветны, сильно напудрены и высоко подобраны. Глаза большие, но неопределенного цвета – не то зеленые, не то карие – и слишком светлые. Полнейшая невыразительность – ни блеска, ни обаяния. О каком сравнении с
– Благодарю вас, мадам, – проговорила я. Больше мне нечего было сказать.
– Сюзанна, – обратился ко мне принц, усаживая меня в карету, – мне кажется, вы оправдаете мои ожидания. В вас я найду достойную принцессу де ла Тремуйль.
– А что такое? – беспечно спросила я. Вид у меня был самый безмятежный.
– Вам уже подыскана подходящая партия, моя дорогая. Замужество? Я ничего не имела против. Мне даже в голову не пришло возмутиться, что в этом деле я не принимала участия. Так уж повелось – все выходят замуж…
– И кто же он? – спросила я с любопытством.
– Вас это не должно беспокоить, – отвечал принц, целуя мою руку. – Можете быть уверены: он довольно молод и отнюдь не уродлив.
Подобная характеристика мне не очень-то понравилась. Карета тронулась. Отец, все еще удерживая мою руку, сказал напоследок:
– В Бретани ведите себя прилично. Помните, что благоразумие – лучшее украшение девушки.
Что он хотел этим сказать? Я задернула занавески и откинулась на подушки. Париж меня уже мало интересовал, мыслями я вся была в Бретани и в грезах видела бело-красный замок с двумя башнями под золотой черепицей. Проехав заставу Сен-Жак, лошади побежали быстрее, ибо людей на дороге стало мало, и я только тогда вспомнила, что забыла серьезно расспросить принца о судьбе Джакомо и Розарио.
«Ах, попробую написать об этом в письме», – подумала я. Мысли мои были заняты совершенно другим.
Дождь глухо барабанил по стеклу. Я тоскливо глядела на размытую дорогу из щебня и красной глины – мы сидели в захудалом придорожном трактире вот уже более суток.
Дождь начался совершенно некстати: до Сент-Элуа оставалось чуть больше пяти лье, а мы не могли сдвинуться с места, ибо дорогу размыло так, что мы застряли бы в грязи.
– Как оно ни плохо, а есть все-таки надо, – проворчала Маргарита, – вы даже за стол не сели, мадемуазель, – за сутки-то! Дождь не вечно будет идти. Приедете вы в свой замок, успеете на него наглядеться… Завтра утром наверняка поедем.
– Завтра утром! – воскликнула я, чуть не плача. – Что ты такое говоришь? Я хочу ехать сегодня, понимаешь, сегодня!
– Сомневаюсь, что это возможно, – сказала Маргарита. – Разве что вы одна поедете, верхом. Да ведь это опасно.
– Верхом?
Странно, как это раньше не пришло мне в голову. Почему бы не поехать верхом? Ведь это так просто!
– О каких опасностях ты говоришь? – спросила я. – Разве тут есть разбойники?
– Нет, мадемуазель, упаси Боже, нет. Да только ведь и из людей в округе никого нет. Один лес. А в Бросельяндском лесу, говорят, нечистая
– Что за чепуха! – сказала я, но голос мой звучал не особенно уверенно. – Какая там может быть нечистая сила?
– Обыкновенная. Гномы, злые тролли, феи, упыри да всякие духи… Вы же знаете, что там в земле – сплошные гроты. Там-то они и живут.
Маргарита не сдержала улыбки, заметив мой испуг, и я поняла, что она просто старается меня отговорить.
– Ты нарочно меня пугаешь. Никакой нечистой силы там нет – ни фей, ни злых духов…
– Ну а зачем вам спешить? Завтра к обеду мы уже будем дома.
– Я хочу быть дома уже сегодня.
– Так и будете, если Бог даст. Пойдемте-ка вниз, вам нужно поужинать.
Она взяла меня под руку и настойчиво свела по лестнице в трактирный зал. Тут было пусто, и только какой-то стройный молодой человек расплачивался с хозяйкой.
– Взгляните, что вам приготовили, – сказала Маргарита, – пальчики оближете! Цыпленок-то только что на вертеле был – такой румяный!
Я выпила немного сока с сахаром. Есть мне совсем не хотелось.
Молодой человек расплатился и пошел к выходу. Он был одет в дорожный костюм, высокие сапоги; в руке у него был хлыст. Было видно, что он собирается уезжать. Я с завистью посмотрела ему вслед.
Жак Питье, наш кучер, вошел в трактир с самым озабоченным видом.
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила я.
– Лошади падают, мадемуазель, – мрачно сообщил он. – Кажется, это карбункул. Уж не знаю, где они его подхватили…
– Что такое карбункул? – переспросила я шепотом.
– Болезнь такая. Лошадей так и косит.
Я рывком выскочила из-за стола, и, распахнув дверь трактира, бросилась к конюшне. Капли дождя упали на мои волосы и лицо.
Четверо наших лошадей лежали на боку в стойле и хрипло дышали. Глаза у них налились кровью. Я в страхе отступила, закрывая лицо руками.
Маргарита вывела меня за порог: здесь воздух был чище.
– В конюшню лучше не заходить, – предупредил меня Жак. – Карбункул, случается, и людям передается.
Я была в отчаянии. От злости слезы показались у меня на глазах. Мой приезд в замок откладывался на неопределенное время. Лошади заболели, а где в этой глуши отыщешь новых лошадей?
– Что здесь произошло? – услышала я мужской голос за спиной. – Вы плачете, мадемуазель?
Я обернулась так стремительно, что мои белокурые волосы волной упали мне на грудь. Это был тот самый молодой человек, которого я видела в трактире. Он подъехал к конюшне на лошади гнедой масти.
– У меня нет лошадей, – сказала я всхлипывая, – мне не на чем ехать.
– А вам нужно спешить? Я не знала, что ответить.
– Ну, в общем, да, сударь. Я спешу.
– Я бы охотно уступил вам своего Каде, – сказал мужчина, – но, к сожалению, я тоже спешу. Если хотите – поедемте со мной.
– С вами? Но как?
– Обыкновенно, верхом.
– Разве у вас две лошади? – с надеждой спросила я.
– Нет, только одна – та, которую вы видите.
Я смутилась и задумалась.