Фея Семи Лесов
Шрифт:
Я хотела добраться до лодки, чтобы уплыть на середину пруда, но, как только я зашагала дальше, меня окликнули. На берегу стояла Жильда.
– Завтрак уже готов? – спросила я.
– Нет, не в том дело, мадемуазель. Идите-ка скорее в дом: к вам приехал какой-то господин.
– Ко мне?
Я неохотно побрела к берегу. Кто бы мог ко мне приехать, если я никого не знаю?
– Это, наверно, приятель мадам де л'Атур, старый сплетник… Как его имя?
Жильда протянула мне визитную карточку. «Арман Луи де Гоше, герцог де Кабри», – прочла я. Этот человек был
– Так и есть: это друг тетушки, – проговорила я. – Он стар?
– Ему лет сорок, мадемуазель.
– Конечно, стар! И зачем я ему понадобилась?
Я натянула туфли на мокрые ноги, откинула назад волосы – в Сент-Элуа я всегда их носила распущенными, и побежала по аллее к замку. Еще издалека я увидела, как между куртинами, где благоухали розы, азалии и анемоны, нервно прохаживается незнакомец, постукивая высокими красными каблуками по мощенной красным камнем дорожке.
– Это он? – спросила я у Жильды.
– Он, мадемуазель, он!
– Ну, так черт бы его побрал – он приехал совершенно не вовремя!
Незнакомец уже заметил меня и шел навстречу. Поклон его был умел и изящен, одежда – самого модного покроя…
– Герцог де Кабри, мадемуазель, – представился он, поднося к губам мою руку и не спуская с меня глаз.
Он не понравился с первого взгляда. Вот так сразу, с первой минуты в моей душе возникло чувство неприязни к этому человеку. В его внешности не было ничего примечательного. Среднего роста, фигура явно грузнеет с годами. Незваный гость не носил парика, и его жесткая шевелюра была светло-каштанового цвета. Чуть выпирающие скулы свидетельствовали о гасконском происхождении. Нос его был невелик, но с развитыми чувственными крыльями; лицо имело неправильную угловатую форму, идущую вразрез с понятиями об аристократизме, особенно выделялся упрямый, чуть косо стесанный подбородок. Возраст? Гость был старше меня на четверть века, не меньше.
– С отцом все в порядке, я надеюсь? – спросила я, предполагая, что, может быть, герцог прибыл от отца.
– О, все в порядке. Он говорил мне, что ваш замок – настоящая Авзония. Надеюсь, Сент-Элуа не только красив, но и доходен?
Я с удивлением посмотрела на герцога.
– Меня никогда это не интересовало, сударь.
– Давайте пройдем в дом, – живо предложил он. – Становится слишком жарко, нам будет лучше беседовать в комнатах.
Я провела его в гостиную, спрашивая себя, долго ли этот герцог будет мне докучать. И зачем он приехал? Вот теперь думай, чем его занять, о чем с ним разговаривать… Как там меня учили в монастыре? Ах да, гостя надо чем-нибудь угостить!
– Маргарита, – сказала я горничной, – принеси нам кофе. Герцог внимательно разглядывал портреты моих предков и обстановку гостиной. Вид у него был очень заинтересованный.
– Это, я полагаю, из золота? – спросил он, указывая на статуэтку принцессы Даниэль.
– Да, – сказала я удивленно.
– Что за глупость тратить золото на такие вещи… А чей это портрет? Какое надменное лицо у этого рыцаря!
– И вовсе
– Вот как! Вы читаете Вольтера, мадемуазель? – вдруг прервал он меня. Глаза его были прищурены.
– Читаю, сударь, – с достоинством ответила я.
– Да это же просто неприлично!
Я молча смотрела на гостя. Ну и болван же он! Читать Вольтера – неприлично!
– Вы следуете дурной моде, – нравоучительным тоном заявил он, – а мне бы не хотелось, чтобы моя жена прослыла вольтерьянкой.
– Не понимаю, почему вы не скажете этого своей жене. Я, как мне кажется, не обязана следовать вашим вкусам.
Он смотрел на меня удивленными глазами.
– Вы ничего не знаете, мадемуазель? Прочтите, в таком случае, письмо от вашего отца – оно все прояснит…
Я поспешно вскрыла продолговатый голубой конверт. «Милая Сюзанна, – писал отец, – податель сего письма и есть тот самый человек, которого я имел в виду в нашем последнем разговоре. Надеюсь, вы оцените его по достоинству. Прошу вас следовать его указаниям – они полностью согласованы со мной. Нежно целую…»
Конверт выпал у меня из рук.
– Так вы – мой жених? – спросила я в ужасе. И повторила: – Вы?
На мгновение в глазах у меня потемнело. Это же надо, найти такого жениха! И что имел в виду отец, говоря, что герцог «довольно молод»? Господи ты Боже мой, неужели о замужестве с таким человеком я мечтала? Ну, хорошо, пусть ему сорок лет. Но был бы он красив, остроумен, ловок… Кажется, мне лучше было бы никогда не выходить из монастыря!
– Да, мадемуазель, я буду вашим женихом, – проговорил герцог, с какой-то подозрительностью вглядываясь в мое лицо. – По крайней мере, я стану им уже послезавтра, когда в Ренне состоится наша помолвка. Но вы, похоже, вовсе этому не рады?
– Не рада? – переспросила я машинально. – Чему тут радоваться! Я еще не сошла с ума…
Потом до меня дошло, что я говорю не то, что принято высказывать вслух.
– Так завтра? – спросила я. – В Ренне?
– Послезавтра, мадемуазель, – отвечал он, явно уязвленный.
Мысли у меня путались. Помолвка состоится через два дня! Мне совсем не оставляют времени на раздумья, сразу пытаются связать какими-то обязательствами. Несомненно, в этом видна решительность моего отца. Что я могу этому противопоставить?
– Так вы поедете? – спросил герцог. – Или осмелитесь ослушаться отца?
Я молчала, опустив голову. Ослушаться отца! Как я могу его ослушаться, если в глубине души боюсь его. Это был давний страх бедной тосканской девочки, внушенный ей блестящим суровым вельможей. Отец всегда был так строг, так непреклонен со мной, никогда не допускал нежности, ласки. В сущности, он был для меня чужим человеком, и я не питала к нему никаких чувств, кроме робости. Последние шесть лет моей жизни прошли так, как того желал отец. И у меня еще не было сил для сопротивления.